Народнический проект. Народничество рождается в России в 1830-1840-х гг., в период осмысления причин по­ражения декабристов, увлеченных идеями европейского Про­свещения. В эпоху либеральных реформ Александра II на­роднический проект получает наиболее бурное развитие в процессе «критики слева». Основателями народничества стали А.И. Герцен (1812-1870), Н.П.Огарев (1813-1877) и Н.Г. Чернышевский (1828-1889). Начинавшие как западники, эти идеологи постепенно разошлись с либералами в понимании модели будущего развития России. Народники упрекали либеральных западников за отсутствие всякой критики западноевропейской действительности, за идеализацию «бур­жуазных порядков», за апологетику капитализма и европей­ского образа жизни, за признание «прогрессивной роли» западных демократических элит (по замечанию Герцена — «чингис-ханов с телеграфами»). Помимо общего влияния на русское западничество историософских концепций немец­кой философии (Фихте, Шеллинга и особенно Гегеля) на иде­ологов раннего народничества оказали воздействие теоре­тические построения представителей европейского «утопи­ческого социализма» начала XIX в. — Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Огромную роль сыграл и собственный, народничес­кий социокультурный анализ национальных моделей хозяй­ства и быта в России.

Основа народнического проекта — концепция «русского общинного социализма». Относясь критически к болезнен­ным процессам становления капитализма в Европе, сопро­вождаемым классовыми битвами, обнищанием низших сло­ев населения, формированием слоя «буржуазных хищни­ков» и расцветом «мещанства», народники «обнаружили» перспективу гармоничного развития России в крестьянской общине. Являясь по своим убеждениям социалистами — сто­ронниками принципа «социальной справедливости» — народ­ники увидели в общине зачатки будущего социализма в России, который возможно реализовать, минуя стадию капитализма.

А.И. Герцену принадлежит обобщенная форму­ла общественного идеала народников: «Мы русским социа­лизмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существую­щего передела полей, от общинного владения и общинного управления, — и идет вместе с работничьей артелью навстре­чу той экономической справедливости, к которой стремится социализм»¹. Герцен и его последователи считали перспек­тивным вариантом исторического развития России возмож­ность слияния европейских идей социализма с русской прак­тикой общины.

Народничество имело несколько этапов своего станов­ления: 1830-1850-е гг. — формирование народнической идео­логии в публицистике (Герцен и др.); 1860-е — начало 1870-х гг. — «кружковый» этап; 1874-1876 гг. — «хождение в народ»; 1876-1881 гг. — деятельность нелегальных организаций («Зем­ля и воля», «Черный передел», «Народная воля»); 1880-1890-е гг. -либеральное народничество, «идейная атака» марк­систов на народнический проект; начало XX в. — формирова­ние политических партий на идеологической базе народни­чества (эсеры, партия народников-коммунистов и др.).

На всех этапах среди идеологов народничества были сторонники революционного и эволюционного путей дости­жения идеала социалистического общества, но революцио­неры, как правило, преобладали. Революционные методы борьбы исповедовали Н.Г. Чернышевский, Н.А. Ишутин, И.А. Худяков, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев, П.Г. Зайчневский, П.Э. Аргиропуло, М.Л. Михайлов и др.; эволюционные — Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичи, Н.Н. Обручев, А.А. Слепцов, В.В. Берви-Флеровский, А.В. Долгушин, Н.К. Михайловский, В.П. Воронцов, ИИ. Каблиц, Я.В.Абрамов и др.

Начиная с 1860-х гг. социальную основу народничества составила разночинная интеллигенция — выходцы из различ­ных сословий русского общества. У разночинцев, получив­ших качественное образование (университетское или сред­нее специальное), присутствовал «комплекс вины» перед простым народом, стремление к солидарности с ним и же­лание коренных перемен «во имя народного счастья».

В социально-политическом спектре России народничество соприкасалось в отдельных элементах с конкурирующими идеологическими проектами: с либералами — в концепции предоставления «гражданских прав» населению, с консер­ваторами — ориентацией на национальные формы жизни и хозяйствования, с марксистами — в стратегии «социалисти­ческого идеала» и обосновании «капитализма» как конфлик­тной системы «социальной несправедливости». Анархисты, вышедшие из среды народников (М.А. Бакунин и его пос­ледователи), разошлись с ними в понимании роли государства. Народники считали важным инициативную роль социалистического (народного) государства в общественных преобразованиях, а анархисты отрицали любые позитивные функции государства, настаивая на его «революционной ликвидации».

Органы печати народников делились на эмигрантские и издававшиеся в России. К первой группе относились: «По­лярная звезда», «Колокол», «Голоса из России», «Вперед», «Русская социально-революционная библиотека», «Набат», «Vorwarts» и др. Ко второй группе изданий относились: «Современник», «Русское слово», «Библиотека казанских сту­дентов», «Вестник народной воли», «Русское богатство», «Неделя», «Былое» и др.

Развитие народнической мысли было тесно связано с практикой освободительного движения, с деятельностью кружков и нелегальных организаций. Здесь необходимо выделить кружки А.И. Герцена, Н.В. Станкевича, М.В. Петрашевского, Н.А. Ишутина, Н.В. Чайковского, П.Г. Заичнев-ского, организации «Общество народного освобождения» (Ткачев), «Земля и воля», «Черный передел» и «Народная воля». Многие сочинения народников напрямую представ­ляли собой программы различных кружков и организаций.

Ключевыми периодами в эволюции народничества стали этап «хождения в народ» и деятельность «Народной воли» (1879-1881 гг.).

Идейную базу «хождения в народ» развивал П.Л. Лав­ров (1823-1900). Он считал социализм результатом истории передовой общественной науки. По этой причине неграмот­ное российское крестьянство никогда не сможет прийти к социализму самостоятельно. Внести в сознание народа идеи социализма — это задача и долг передовой интеллигенции, выполнить который можно лишь действуя на народ непос­редственно, будучи «работником в среде работников»¹. Про­свещение народа предполагало поселение революционеров-пропагандистов в деревнях или провинциальных городах в качестве учителей, фельдшеров, писарей и т.п. и планомер­ное, систематическое распространение в народной среде теоретических знаний и социалистических идеалов. Пропа­ганда как метод просвещения, организации и агитации при­знавалась Лавровым основным средством подготовки и осуществления революции.

В середине 1870-х гг. началось активное «хождение в народ», в котором приняло участие несколько тысяч пред­ставителей разночинной молодежи, увлеченных народничес­кой идеологией. Однако пропагандистская работа потерпе­ла крах. Крестьяне воспринимали народников как чужаков, относились настороженно к их «бунтовским речам», неред­ко доносили на них в полицию. В результате, правительство санкционировало открытие уголовного «дела о пропаганде». Следствие, сопровождаемое массовыми арестами, тянулось с 1874 по 1877 гг. и завершилось громким судебным процессом «193-х».

Неудачи «пропагандистов» заставили многих народни­ков пересмотреть тактику революционной борьбы. Идейным вдохновителем «теории политического заговора» стал П.Н. Ткачев (1844-1885). Он выступал как человек «революцион­ного дела» и противник «революционного слова» — пропа­ганды. В отличие от Лаврова, Ткачев полагал, что в России революция уже назрела. Народ ненавидит своих господ, он опутан цепями экономической зависимости, придавлен по­литическим прессом и, «как всякий раб», готов восстать в любую минуту. Ему не хватает лишь внешнего толчка, сиг­нала, инициативы, которую и должна проявить народническая молодежь. Революционное меньшинство должно создать «партию действия», организовать государственный заговор, а после прихода к власти — провести революционные преоб­разования как реализацию «народных чаяний». Революци­онное государство, по убеждению Ткачева, уничтожит реакционные силы, разрушит старые учреждения, стоящие на пути прогресса, экспроприирует орудия производства, пре­образует крестьянскую общину в коммуну, введет обяза­тельную систему общественного воспитания.

П.Н. Ткачев первым в российской общественной мысли использовал институциональный подход к политической партии, определяя ее как «институт-организм» или иерархичную структуру, объединенную идеологией и подчинен­ную фиксированным правилам. Дальнейшее развитие этот подход получил уже в работах В. Ленина, М. Острогорско­го, Р. Михельса и во французской политической социологии второй половины XXв.

Тактические расхождения в среде народников привели к разделу их крупнейшей организации «Земля и воля» (1876-1879) на две отдельные структуры: пропагандистский «Чер­ный передел» (лидеры — Г.В. Плеханов, В.И. Засулич, П. Б. Аксельрод) и заговорщицко-террористическую «Народ­ную волю» (лидеры — А.И. Желябов, А.Д. Михайлов, С.Л. Перовская). Двухлетний народовольческий период «охо­ты на царя» окончился убийством Александра II 1 марта 1881 г, крахом надежд на «революционный подъем масс пос­ле свержения тирана» и разгромом самой «Народной воли».

В «охранительный период» Александра III народничество продолжает легально существовать в России в двух разно­видностях: «эволюционно-либеральной» и «экономической». Либеральные народники (Я.В. Абрамов, Н.К. Михайловский, П.П. Червинский и др.) были сторонниками «теории малых дел», согласно которой долгом прогрессивной интеллиген­ции является осознание реальных, каждодневных нужд и запросов народа и практическая социальная работа «адрес­ной» помощи нуждающимся. Эта работа (чаще — в земствах) виделась как процесс постепенной социализации, «очело­вечивания» капитализма и медленного, эволюционного дви­жения к народному социализму. Представители экономичес­кого направления (В.П. Воронцов, Н.Ф. Даниельсон и др.) считали, что путь к социализму лежит через мирное разви­тие кооперативных моделей, постепенно «поглощающих» помещичьи и частнокапиталистические формы хозяйствования. Сторонники же Г В. Плеханова в начале 1880-х гг. покидают «платформу» народничества и переходят на пози­ции марксизма.

Основными общими параметрами народнического про­екта были:

— критика «деспотизма» русской монархии;

— критика помещичьей эксплуатации российского кресть­янства;

— критика капитализма;

— критика западной модели «буржуазной демократии», гарантирующей политические свободы, но не гарантирую­щей социального равенства, прежде всего — в отношении к собственности;

— нравственное обоснование общественного идеала (нрав­ственность должна преобладать над экономическими и по­литическими «целесообразностями» — отсюда активное ис­пользование народниками моральных категорий- «справед­ливость», «солидарность», «нравственные цели революции»

и т.д.);

— отрицание «объективности» исторического процесса и акцентирование его «субъективности» и зависимости от де­ятельности интеллектуальных элит;

— вера в созидающую способность передовой русской интеллигенции возглавить политически неграмотные массы в движении к справедливому переустройству общества («но­вые люди» Чернышевского, «критически мыслящие лично­сти» Лаврова, «партийцы-заговорщики» Ткачева, «совестливая интеллигенция» Абрамова и т.д.);

— акцент на самобытности общественных отношений и высокой моральности русских крестьян в противовес эгоиз­му и честолюбию западных народов;

— акцент на «социалистических инстинктах» русского кре­стьянства;

— проекция традиционной крестьянской общины на про­грессивный (будущий) идеал социализма в России;

— отмена исторических сословий, «выравнивание» рос­сийского общества на базе общих гражданских прав;

— развитие местного самоуправления на основе традиций «мирских сходок» в русской деревне;

— в экономической сфере — замена частной собственности на коллективную; развитие общинных и кооперативных форм «солидарного» труда; общественный доступ к результатам трудовой деятельности; технологическая модернизация общины с целью повышения ее хозяйственной эффектив­ности;

— формирование новой, «интегральной» личности, гармо­нично развитой в физическом, интеллектуальном и нравствен­ном отношении.

 

 

НАРОДНИКИ НАЧАЛА 1890-х гг.

После катастрофической неудачи «хождений в народ» народниче­ство стало быстро распадаться. Еще большее ускорение этому процессу придало то обстоятельство, что мелкие радикальные группировки, кото­рые начали откалываться от основного движения после 1873 г., дискре­дитировали умеренную его часть. Цареубийство в 1881 г. нанесло, похо­же, последний удар по и без того охваченному разложением народни­честву. Однако неожиданно для многих приговоренное к смерти дви­жение пережило в начале 1890-х гг. свой последний подъем. Вокруг журнала «Русское богатство», издававшегося с 1892 г. под редакцией Михайловского, и не столь связанного с движением журнала «Мир бо­жий», наряду с ветеранами движения сплотилось новое поколение молодых публицистов. Как и славянофилы почти сорок лет до того, представители этого второго поколения старались прежде всего эконо­мически специфицировать общественно-политические взгляды народ­ников. Чтобы научно обосновать свое требование «избежания» капиталистической стадии, ключевые фигуры народничества 1890-х гг. — Николай Францевич Даниельсон (знакомый нам уже как переводчик «Капитала») и Василий Павлович Воронцов — пытались доказать, что у капитализма нет шансов в России. Несмотря на множество сходных черт и взаимное влияние Даниельсона и Воронцова, между ними име­ются весьма существенные различия, поэтому их теории в дальней­шем рассматриваются по отдельности.

Николай Францевич Даниельсон (1844-1918, псевдоним — Николайон) родился в мещанской семье в Петербурге, его отец был не­мец, мать — русская. По окончании торгового училища Даниельсон некоторое время слушал лекции в Петербургском университете. Со второй половины 1860-х гг. он работает сначала бухгалтером в различ­ных учреждениях, а затем главным контролером Санкт-Петербургского общества взаимного кредита. Начиная с 1868 г. он состоит в регуляр­ной переписке с Марксом иЭнгельсом и постоянно снабжает их рус­ской политической и экономической литературой, в том числе произ­ведениями Чернышевского. Даниельсон полностью перевел «Капитал»: том 2 вышел в 1885 г., том 3 — в 1896 г. В остальном он писал довольно мало, но постоянно.

Даниельсон первым из русских народников утверждает в своей вышедшей в 1880 г. работе «Очерки нашего пореформенного обще­ственного хозяйства», что капитализм в России обречен. Этот тезис он обосновывает двойственным образом. В первой части книги он дает теоретический анализ специфических условий развития российского народного хозяйства. Во второй части он, опираясь на собранный мос­ковскими и петербургскими экономистами статистический материал, пытается доказать, что российский капитализм, не успев пережить фазу расцвета, уже пришел в упадок. Критику Даниельсоном историческо­го направления за то, что его представители ограничиваются сбором данных, не делая из них экономико-политических выводов, вероятно, можно понимать как явный намек на увлечение академических эко­номистов Москвы и Петербурга фактологией.

Экономические трудности России Даниельсон объясняет следую­щим образом. С одной стороны, манифест об отмене крепостного пра­ва был нацелен на то, чтобы ввести русских крестьян во владение важ­нейшим средством производства — землей. С другой — правительство за годы, прошедшие с начала реформы, сделало все для форсирования капиталистического развития. Капитализм же базируется как раз на отделении производителя от средств производства. В несовместимо­сти этих экономических принципов заключается, по его мнению, при­чина кризисных явлений. Филиппов справедливо указывает на то, что исследование Даниельсона изначально основывается на недоразуме­нии: конечно, он ошибается, приписывая правительству благородное намерение в соответствии с социалистическими идеалами наделить производителей, в данном случае крестьян, средствами производства.

Даниельсон указывает на резкое противоречие между аграрным и промышленным секторами российского народного хозяйства. Он сно­ва и снова подчеркивает, что капитал не находит в аграрном секторе возможностей для применения и, следовательно, русское сельское хо­зяйство — «не капиталистическое». Объяснение читатель находит в комментариях к основному тексту: община представляет собой реша­ющее препятствие для инвестиций в сельское хозяйство. Этим объяс­нением Даниельсон, который в соответствии с идеологией народниче­ства хочет непременно сохранить общину, в точности воспроизводит аргумент своих противников — аргумент, бывший с 1850-х гг. цент­ральным пунктом дискуссий по поводу коллективной собственности на землю. Экономическая политика Вышнеградского, односторонне направленная на развитие железных дорог и банков, в России, где сель­ское хозяйство является до сих пор единственным производительным сектором народного хозяйства, привела не к аккумуляции в этом сек­торе капиталов и не к повышению его производительности, а лишь к присвоению произведенного здесь продукта поддерживаемым государственными субсидиями промышленным сектором. Поэтому, считает Даниельсон, промышленный сектор народного хозяйства, а особенно банки и железные дороги «живут мужиком». Тогда как возросший благодаря строительству железных дорог экспорт зерна уже ложится бременем на сельское население, сокращая его потребление, прогресс производительности в промышленном производстве оборачивается упадком домашних промыслов, представляющих собой важный источ­ник доходов крестьянских хозяйств.

В результате обеднения, согласно Даниельсону, крестьяне теряют средства производства, требуемые для изготовления кустарной про­дукции для собственного потребления. Эти средства производства «от­делились от него, обратились в капитал и сосредоточились в Москве». Даниельсон, однако, не дает конкретного описания этого процесса, представляющего собой ключевое звено в цепи аргументов. Вследствие «отделения промыслов от сельского хозяйства» крестьянин вынужден продавать все большую часть своего урожая, чтобы приобрести важ­нейшие промышленные изделия, которые он прежде производил сам. Растущее предложение зерна ведет, однако, к падению цен. Лишен­ные любых других возможностей заработка, крестьяне, считает Дани­ельсон, обречены на борьбу за выживание, они вынуждены все силь­нее интенсифицировать аграрное производство вплоть до полного ис­тощения почвы. Именно это истощение и стало причиной голода 1891/ 1892 г.

Из всего этого Даниельсон делает следующий вывод: экономи­ческие и социальные проблемы страны объясняются тем, что прави­тельство нарушило «принцип освященной веками нашей прошлой хо­зяйственной жизни — нахождение средств производств в руках про­изводителей». Он рисует мрачную картину возможных последствий экономической политики, нацеленной на поощрение промышленного производства: сельское хозяйство «медленно, но верно» переходит в руки капиталистов, что чревато окончательной гибелью общины. Но поскольку, как считает Даниельсон, промышленный сектор Рос­сии обходится относительно небольшим числом рабочих рук, массо­вая экспроприация крестьян «указывала бы на канун нашей хозяй­ственной смерти». О том,сколь мало такая экономическая политика, по мнению Даниельсона, соответствует реальным условиям страны, свидетельствует упадок фабричного дела в последние годы. Последний он документирует с помощью статистического ряда, охватываю­щего всего четыре года, из которых один год к тому же является ис­ключением. Оправданные сомнения Даниельсона «относительно точ­ности данных», однако, никак не удерживают его от того, чтобы увидеть в них доказательство непригодности для России капитализма как экономической системы. Но в отличие от большинства народни­ков Даниельсон определенно не делает ставку на «объединения на почве мелких, разрозненных производительных единиц», за что его опять-таки резко критикует Воронцов, а требует совершенно в духе Чернышевского создания социалистических крупных предприятий, позволяющих использовать повышающие эффективность методы про­изводства.

В своей интерпретации Маркса Даниельсон испытывает явное влияние Михайловского. Как и последний, Даниельсон сводит учение Маркса к критике капиталистического способа производства, которую Даниельсон в холистических традициях русского экономического мыш­ления односторонне трактует как критику разделения труда и тем са­мым дифференциации общества. Даниельсон цитирует знаменитое изречение Маркса из предисловия к «Критике политической эконо­мии» о том, что причины общественных переворотов следует искать в условиях производства, а не в головах людей. Однако это не мешает ему на той же странице выразить свою веру в возможность организа­ции хозяйственного порядка посредством человеческого творчества, демонстрируя тем самым полное непонимание учения Маркса: «Русскому обществу предстоит решение великой задачи, крайне трудной, но не невозможной — развить производительные силы населения в та­кой форме, чтобы ими могло пользоваться не незначительное меньшин­ство, а весь народ».

Намного более убедительное обоснование мнимой невозможнос­ти капитализма в России представил соратник Даниельсона Василий Павлович Воронцов (1847-1918), который все свои сочинения пуб­ликовал под псевдонимом «В.В.». Он родился в семье родовитых ека­теринбургских дворян. По окончании Медико-хирургической акаде­мии в Петербурге он семь лет работал сельским врачом в различных губерниях. Уже в это время Воронцов регулярно публиковал статьи по политической и экономической тематике. Оставив работу врача, он с 1879 г. выступил с серией журнальных статей по экономическому раз­витию России. Эти статьи легли в основу главного произведения Во­ронцова «Судьбы капитализма в России». Уже в предисловии Ворон­цов откровенно признает, что при написании книги он руководство­вался прежде всего политическими мотивами: «…Народная партия многое выиграла бы впрактическом отношении, если бы двойственность, раздирающая ее миросозерцание, была уничтожена, если бы к ее вере в живучесть народных устоев присоединилось убежде­ние висторической невозможности развития капиталистического про­изводства вРоссии».

Согласно Воронцову, Россия вступает в капиталистическую фазу, когда другие страны уже достигли высокого уровня развития. Отсюда следует, что Россия — и здесь Воронцов излагает идею Чернышевско­го о «перешагивании» через «среднюю» стадию — могла бы непосред­ственно перейти от феодализма к социализму, если ей удастся исполь­зовать технологические достижения Запада. Если же будет выбран ка­питализм, то придется конкурировать на внешних рынках с более про­двинутыми странами. В этой конкуренции российская продукция, однако, не будет иметь никаких шансов. Из этого суждения Ворон­цов выводит свое учение о невозможности капитализма в России. Вследствие эксплуатации рабочих, считает он, внутренний рынок в ка­питалистических странах слишком слаб, чтобы абсорбировать все пред­ложение. Это противоречие обостряется по мере капиталистического развития вследствие «освобождения рабочих от средств производства и их обеднения». Перед странами, с опозданием вступившими в ка­питалистическую фазу, возникает следующая дилемма: поскольку мест­ные предприниматели могут «перескочить» через первые стадии техни­ческого развития, промышленное производство с самого начала будет обходиться относительно малым числом рабочих рук. Воронцов назы­вает это развитие интенсивным в отличие от экстенсивного развития, имеющего место в Западной Европе. Поскольку при догоняющем ин­тенсивном развитии внутри страны трудовые доходы слишком малы, произведенные промышленным способом товары не могут быть в пол­ном объеме реализованы на внутреннем рынке. В России эта пробле­ма еще больше обостряется: хотя интенсивное развитие капитализма здесь не предполагает экспроприации крестьян, оно уничтожает их до­ходы от промысловой деятельности, поскольку домашнее крестьянское производство не в состоянии конкурировать с производством промыш­ленным. Но обедневший крестьянин потребляет так же мало, как и эксплуатируемый пролетарий. Вследствие отсутствия внутреннего спроса внешние рынки для России стали необходимы уже в самом на­чале капиталистической фазы, тогда как в Западной Европе эта необ­ходимость возникла на значительно более поздней стадии. Из этого Воронцов делает вывод об обреченности капитализма в России, по­скольку ее промышленные изделия не могут найти достаточного спро­са ни на внутреннем, ни на внешних рынках.

На основе статистических рядов, отражающих в лучшем случае изменения на протяжении шести лет, Воронцов пытается доказать, что общее число русских фабричных рабочих в последние годы снижает­ся. Таким образом, он считает доказанным, что дело капитализма в России уже «окончательно проиграно». Если капитализм и мог ка­кое-то время продержаться, то лишь благодаря массированной госу­дарственной поддержке. С самого начала капитализм в России способ­ствовал лишь пролетаризации части крестьян, чтобы вскоре лишить их работы. Если российская промышленность, указывает Воронцов, не в состоянии занять на длительный срок рабочую силу, то получа­ется, что капитализм в России не может выполнить свою историче­скую миссию, приписываемую ему Марксом. Таким образом, он лишен всякого «прогрессивного элемента» и, следовательно, не вправе претендовать на какое-либо нравственное оправдание. Поэтому тре­буется кардинальная смена курса в экономической политике. На мес­то «солидарности с капиталистическим производством» должна прий­ти «энергичная поддержка» аграрного сектора и мелких промыслов. Одновременно следует отказаться от обреченной на неудачу попытки завоевания внешних рынков. «Действительно национальное» развитие имеет то преимущество, что население в условиях автаркии смо­жет концентрироваться на удовлетворении собственных потребно­стей.

Воронцов весьма последовательно обосновывает тезис о бесперспективности капитализма в России, и потому его книгу следует оценивать, как заметный вклад в теорию экономического развития. Вмес­те с тем экономико-политические выводы произведения в высшей сте­пени зависят от обоснованности приведенных Воронцовым данных о развитии промышленности и мелких крестьянских промыслов в Рос­сии. Что же касается этой стороны его исследования, то ей следует дать уничтожающую оценку. Во-первых, вывод о закате капитализма в России он пытается сделать на основе двух статистических рядов, отражающих изменение занятости на фабриках в течение шести лет, из которых лишь пять подтверждают постулируемую им тенденцию. Во-вторых, и с этим скудным статистическим материалом он обраща­ется просто несерьезно. Приукрашивание мелких промыслов приоб­ретает у Воронцова гротескные черты, когда в доказательство конку­рентоспособности самостоятельного надомного работника он приво­дит тот факт, что при необходимости его рабочее время может длиться намного дольше рабочего дня, установленного на фабрике. Несмотря на сомнительное с научной точки зрения толкование статистического материала, его теоретически обоснованное учение о бесперспектив­ности капитализма в России оказывало решающее влияние на обще­ственное мнение примерно до середины 1890-х гг. Об этом говорит уже то обстоятельство, что критическое рассмотрение его теории от­сутствия рынков сбыта было центральной темой в ранних произведе­ниях так называемых легальных марксистов.

Предпринятая на­родниками попытка дать философское обоснование марксистской кри­тики капитализма именно посредством теорий Бауэра показывает, на­сколько далеко они готовы были зайти в стремлении поставить на службу своей идеологии западные учения независимо от их первона­чальной направленности.

Хотя сомнения в капиталистическом развитии России в 1880-е гг. и не были лишены некоторых оснований, но, как бы то ни было, сами народники представили доказательство тезиса Лаврова, что (полу) об­разованное меньшинство способно развивать общественно-политичес­кие идеи вне всякой зависимости от окружающей действительности. Как писал немецкий профессор экономии Герхарт фон Шульце-Геверниц, который приблизительно в это же время имел возможность в ходе своих продолжительных поездок ознакомиться с российскими усло­виями: «Нигде, кроме как на московской мостовой, я не испытывал столь сильно ощущения, будто стоишь на земле рассадника капитализма. Так, навер­ное, выглядел в свое время Манчестер… Капитализм… произрастает в Рос­сии в тепличных условиях и расцветает там пышным цветом».

 

 

 

 

Экономисты-народники

В трудах наиболее авторитетных представителей народ­нической школы экономистов, которых называли теоре­тиками «крестьянского социализма», Василия Павлови­ча Воронцова (1847-1918 гг.) — «Судьбы капитализма в Рос­сии» и Николая Францевича Даниэльсона (1844-1918 гг.) — «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства» рассматриваются проблемы, близкие с позицией «институционалистов »:

— о формах организации крестьянского хозяйства (че­рез трансформацию общины и общинного землевладения);

— о выборе национальной модели;

— о путях и перспективах социально-экономического развития России.

Определяющая идея экономистов-народников — обо­снование самобытного некапиталистического развития России. Они считают несостоятельной попытку перенесения западных моделей хозяйствования на российскую почву; выступают против постулата: капитализм — «единственно возможная форма производительных сил».

Картина будущего экономического строя России, соглас­но взглядам народнической школы — В.П. Воронцова, И.Ф. Даниэльсона и их сторонников:

1. Община и общинно-артельная форма производства и распределения благ — прогрессивная форма экономичес­кой организации, отвечающая традициям и условиям Рос­сии. Она сочетает:

— рыночные и нерыночные отношения;

— принципы частной инициативы и самоорганизации;

— способность к трансформации, саморазвитию. Главным препятствием к подъему производительных сил является помещичье землевладение, а не общинная орга­низация хозяйства.

2.  В перспективе наиболее целесообразным экономи­ческим строем России может стать многоукладная эконо­мика, которая сочетала бы в себе три основных уклада:

— общинно-крестьянский;

— артельно-промышленный;

— государственный.

Устраняется помещичье землевладение. Крупное про­мышленное производство становится государственным. Многоукладный, смешанный строй способен к саморазви­тию, к расширению кооперативных начал.

3.  В многоукладной модели российской экономики ут­верждаются различные формы «народного производства», требующие поддержки:

— предоставления налоговых льгот;

— предоставления кредитов;

— развития кооперативных форм, выкупа помещичьих земель. Рост производства потребительских товаров, стимулирование платежеспособного спроса основной массы населения создадут необходимые предпосылки подъема промышленного производства, позволят избежать острых социальных противоречий, связанных с первоначальным накоплением.

Концепция экономистов народнической школы — по­пытка программы социально-экономического развития, представляющей «срединный» путь между капиталисти­ческой и социалистической моделями.

 

Мы рассмотрели данные, которые были получены при изучении протекания мнестйческих процессов различного уровня у больных с различными по локализации поражениями мозга, и теперь можем сделать некоторые общие выводы.

Мнестическая деятельность оказалась при ближайшем рассмот­рении очень сложным психологическим процессом, в состав которо­го входит ряд компонентов и который может протекать на различ­ных уровнях организации. Поэтому совершенно естественно, что нарушение мнестйческих процессов при различных по локализации поражениях мозга может протекать неодинаково и иметь различную психологическую структуру.

Ни при каких ограниченных локальных поражениях мозга мы не могли видеть полного распада следов памяти, который при­водил бы к быстрому и полному исчезновению ряда запечатленных следов.

Более того, и сама активная мнестическая деятельность, на­правленная на запоминание и удержание предъявленного материала и на его избирательное припоминание, оставалась сохранной у боль­шинства изучавшихся нами типов больных. Исключение составляли больные с массивными поражениями лобных долей мозга, у которых в патологический процесс вовлекались и образования межуточного мозга, У этих больных запечатление следов определенных воздей­ствий могло оставаться в той или иной мере сохранным, но возмож­ность сделать предметом своей деятельности избирательное запоми­нание и тем более активное припоминание предлагаемого им ма­териала часто распадалась. Как правило, у таких больных процесс легко утрачивал черты избирательности актуализации нужных сле­дов и воспроизведение только что запечатленного материала (или возвращение к следам ранее предлагавшегося материала) замеща­лось у них соскальзыванием на побочные ассоциации, вплетением в процесс посторонних текущих впечатлений или инертным возвра­щением к раз запечатленным стереотипам.

Примером такого распада избирательной мнестической дея­тельности могут служить многочисленные наблюдения, полученные при исследовании больных с массивным поражением медиальных отделов лобных долей (А. Р. Лурия, Е. Д. Хомская, С. М. Блинков и М. Кричли [1967]),  а также больных с массивным лобным или  лобно-диэнцефальным синдромом, возникающим в результате сосу­дистых   раздражений   мозга   (А.   Р.   Лурия,   А.   Н.   Коновалов А. Я- Подгорная [1970]). Мы приводили достаточное число примеров этой патологии и не будем останавливаться на них еще раз.

Близкие к этим фактам наблюдаются и при изучении больных с массивными глубокими опухолями мозга, расположенными по средней линии и нарушающими нормальное движение нервных процессов по системе гиппокампо-мамиллярно-таламического кру­га; однако у них распад мнестической деятельности может высту­пать не в столь выраженной форме, носить колеблющийся характер и  протекать на фоне сохранной  критики.

*  *  *

Основным вопросом, поставленным нами в начале этого иссле­дования, был вопрос о физиологических механизмах тех нарушений памяти, которые являются одним из основных симптомов едва ли не каждого мозгового поражения.

Лежит ли в основе того «забывания», на которое жалуется по­давляющее число больных с общими и локальными поражениями мозга, слабость следов и их быстрое естественное угасание (как это предполагает теория «tracedecay»), или же основным механизмом нарушения памяти является повышенная тормозимость раз запе­чатленных следов побочными (интерферирующими) воздействиями?

Несомненно, оба указанных механизма тесно связаны, и одним из проявлений слабости следов является их нестойкость и повышен­ная тормозимость. Однако современный подход к проблемам памяти нуждается в более точной, чем это обычно делается, нейродинами-ческой характеристике процесса сохранения и воспроизведения следов.

Весь полученный нами материал дает основания для решения этой проблемы. Лишь в некотором ограниченном числе случаев раз возникшие следы сохранялись относительно недолго и легко «уга­сали» или «распадались»; однако этот факт, скорее, являлся общим фоном наблюдаемых явлений и мог быть отмечен лишь в некоторых специальных случаях и на ограниченном материале. Сюда относи­лись, например, трудности удержания серии изолированных (не связанных друг с другом) звуковых или словесных следов при пора­жениях левой височной области мозга. Как мы уже видели, в этих случаях даже небольшая пауза могла привести к тому, что следы раз запечатленного ряда начинали сохраняться лишь частично, а затем и совсем исчезали и в дальнейшем не проявлялись даже в по­рядке реминисценции. Однако такие факты относились только к ограниченной области (в данном случае к слухоречевой памяти), не распространялись на другие сферы и встречались далеко не при всех мозговых   поражениях.

Как правило, мы имеем возможность наблюдать совершенно иные факты, .убедительно говорящие о том, что основную роль ? патологически выраженном заболевании  играет повышенная тор’

мозимость следов интерферирующими воздействиями, с одной сто­роны, и те явления, которые в свое время были названы патологи­ческим уравниванием возбудимости следов, с другой¹.

Специально разработанная система исследований, при кото­рой мы, обращаясь к разным уровням организации мнестических процессов, могли сравнивать результаты непосредственного воспро­изведения после не заполненных побочной деятельностью («пустых») пауз, воспроизведения после паузы, заполненной побочной (интерфе­рирующей) немнестической деятельностью (гетерогенной интерфе­ренцией), и, наконец, при возвращении к запечатленным следам после однородной мнестической деятельности (запечатления вто­рого однородного тэяда следов, или, как мы обозначили это, гомоген­ной   интерференции),  дала совершенно   однозначные   результаты.

Оказалось, что при исследовании любого уровня запечатления неречевых сенсомоторных следов, запечатления серий неорганизо­ванных речевых следов или запечатления организованных речевых структур не заполненная никакой побочной деятельностью («пустая») пауза не приводит к сколько-нибудь заметному угасанию раз запе­чатленных следов. Естественно, что этот факт мы могли проверить лишь на относительно коротких паузах (в 1—2 мин), потому что объе­ктивно было невозможно учесть побочные (интерферирующие) влия­ния при более продолжительных паузах. На это многократно указывалось в литературе, и факт внеэкспериментальной интерфе­ренции («extra—experimentalinterference») был за последнее время выделен как основной фактор, сильно затрудняющий возможность исследования процесса «чистого» угасания следов во время длитель­ных интервалов.

Следует, однако, отметить, что при некоторых формах органи­зации опыта, например при запоминании осмысленного речевого материала, отсроченное на одни-двое суток или дольше воспроиз­ведение не давало признаков заметного угасания следов, а иногда проявляло даже хорошо известные в психологии признаки ремини­сценции, состоящие в некотором улучшении воспроизведения мате­риала (неопубликованное исследование С. А. Солдатовой).

Все это свидетельствовало против теории, рассматривающей как непосредственную причину забывания слабость следов.

Наоборот, опыты с паузами, заполненными побочной (интерфе­рирующей) деятельностью, сразу же приводили к «забыванию» ранее запечатленных следов и позволяли рассматривать это явление прежде всего как результат повышенной тормозимости следов интерфери­рующими воздействиями.

Такая повышенная тормозимость следов могла наблюдаться уже на относительно элементарном сенсомоторном уровне (исследо­вание  прочности   раз  образовавшейся  фиксированной  установки, проба Конорского со сличением следов двух воспринятых фигур) однако здесь она выявлялась лишь при относительно массивных поражениях мозга и не всегда выступала при стертых формах пато­логии памяти (например, у больных с опухолями гипофиза и нерезко выраженным дефектом мнестических процессов).

Эта повышенная тормозимость следов выступала с особенной отчетливостью в опытах с запоминанием серии дискретных {не свя­занных друг с другом) элементов, причем в опытах с удержанием серии изолированных слов с их воспроизведением после паузы, заполненной побочной (интерферирующей) деятельностью, она мо­гла наблюдаться даже у больных с относительно нерезко выражен­ными мнестическими дефектами (опухоли гипофиза с воздействием на системы гиппокампа, глубокие опухоли, расположенные по сре­дней линии), проявляясь в этих случаях в любой модальности (за­поминание серий слов, изображений движений и т. п.).

Эта тормозимость следов побочными (интерферирующими) воз­действиями могла в несравненно меньшей степени выступать при переходе к запоминанию организованного в смысловые группы словес­ного материала (фразы, смысловые отрывки); фактор перехода к смысловой организации создавал условия, как правило, повышаю­щие стойкость следов и компенсирующие их повышенную тормози­мость.

Наиболее резко эта картина выступала, однако, в случае тор­мозящего влияния однородной мнестической деятельности (гомоген­ной интерференции), например при опытах, при которых испытуе­мый должен был самостоятельно припомнить первый ряд картинок, движений, слов или фраз после того, как он запечатлевал второй аналогичный ряд. Эта серия опытов оказалась весьма чувствительной даже к незначительным дефектам памяти, и, как правило, боль­ные с локальными поражениями мозга, хорошо воспроизводившие раз запечатленные следы после «пустой» и даже после заполненной побочной деятельностью паузы, оказывались не в состоянии возвра­титься к первой группе следов после того, как им предлагалось за­печатлеть вторую аналогичную группу. Это явление хорошо из­вестно в психологии под названием «торможения однородных зве­ньев» или «раншбургского торможения».

Как и в других случаях, оно выступало с особенной отчетли­востью в опытах с припоминанием не организованных в осмысленное целое (дискретных) рядов, хотя при некоторых формах заболевания (глубокие опухоли, расположенные по средней линии, и особенно поражения лобной области, распространяющиеся на образования лимбической зоны и стенки желудочков) оно могло проявляться с той же выраженностью и в припоминании организованных групп (фра-зы, смысловые отрывки).

Обычно эта повышенная тормозимость следов интерферирующей однородной деятельностью выступала в различных формах. В одних случаях она приводила к простой невозможности припомина­ния прежде запечатленных следов, и больной прямо констатировал,

что он «забыл» первую группу следов, что она «выпала из памяти», причем в наиболее тяжелых случаях больной оказывался не в состоя­нии даже припомнить самый факт, что ему предлагался для запо­минания соответствующий материал.

В других случаях эта повышенная тормозимость приводила к утере избирательности воспроизведения ранее запечатленных сле­дов и к смешению (контаминации) элементов, относящихся к раз­ным группам следов (на ней мы еще остановимся ниже). Исключи­тельные по своей яркости процессы контаминации, которые часто встречались у больных в этой серии опытов, могут быть объяснены коренным изменением самих условий припоминания, возникающим в этих опытах.

Если во всех прежних опытах (включая и опыты с гетероген­ной интерференцией) испытуемый должен был просто припомнить прежде данный ряд, то в опытах с гомогенной интерференцией за­дача, стоявшая перед ним, заключалась в том, чтобы произвести правильный выбор каждой из предъявлявшихся ему серий слов (или фраз), отделив первую группу слов (фразу, рассказ) от второй группы (фразы, рассказа). Естественно, что возможность смешения обеих групп, отчетливо усиливающаяся в условиях патологического состо­яния коры, проявляется здесь особенно отчетливо.

Наконец, повышенная тормозимость следов, наблюдаемая у наших больных, может выступать в третьей форме—в виде пато­логической инертности одной из возникших систем следов. В этих случаях больной, пытаясь возвратиться к первой группе, факти­чески продолжал инертно воспроизводить последнюю группу и ока­зывался не в состоянии переключиться с первой группы следов на вторую.

Механизм всех этих явлений должен еще быть предметом спе­циальных исследований, причем для объяснения их должны быть привлечены как гипотеза повышенной тормозимости следов, так и гипотеза их пониженной подвижности.

До сих пор мы говорили только об одном ней роди нами чес к ом факторе, лежащем в основе нарушений памяти,— о повышенной тормозимости следов интерферирующими воздействиями.

Существует, однако, второй нейродинамический фактор, пре­пятствующий избирательному воспроизведению ранее запечатлен­ных следов. Этот фактор мы уже обозначили как явление уравни­вания возбудимости различных следов.

В основе этого фактора, по-видимому, лежат хорошо извест­ные со времени И. П. Павлова явления, характеризующие тормоз­ные, или «фазовые», состояния мозговой коры, возникновение кото­рых мы имеем полное основание предполагать при патологических изменениях работы мозга.

Как известно, эти состояния заключаются в извращении основ­ного «закона силы», в свое время хорошо изученного классической физиологией нервной деятельности. Если кора, находящаяся в нор­мальном   состоянии,   отвечает   сильными   реакциями на сильные  («свежие», значимые или интенсивные) раздражения и слабыми реак­циями на ослабленные (прежние, менее значимые или менее интен­сивные) раздражения и если этот закон обеспечивает наиболее вероят­ное всплывание сильных или существенных и легкое торможение слабых или побочных следов, иначе говоря, лежит в основе избира­тельного всплывания связей, то при патологических состояниях мозга, приводящих к «фазовым» состояниям коры, дело может су­щественно меняться. В этих случаях как сильные («свежие», зна­чимые), так и слабые (старые, незначимые) следы могут всплывать с одинаковой легкостью и именно это явление «уравнивания воз­будимости» следов начинает составлять существенное препятствие для избирательного воспроизведения нужных следов и тем самым на­рушать организованное протекание мнестических процессов.

Именно этим механизмом можно объяснить тот факт, что у мно­гих наблюдавшихся нами больных следы старых и побочных свя­зей начинали всплывать с той же легкостью, что и следы «свежих» и существенных связей. Это явление выступает с особенной отчет­ливостью при воспроизведении рядов слов, фраз и смысловых от­рывков, где следы только что запечатленного материала начинают смешиваться с побочными ассоциациями или непосредственными впечатлениями; они выступают с еще большей отчетливостью в опы­тах с «гомогенной интерференцией», где могут смешиваться следы обоих только что прочитанных смысловых отрывков, и воспроизве­дение приобретает характер контаминации. В случаях поражения верхних отделов ствола или глубоких опухолей, расположенных по средней линии, эти «фазовые» состояния коры могут приобрести генерализованный характер, и тогда явление «уравнивания возбу­димости следов» равномерно проявляется во всех сферах (сенсор­ной, моторной, слухоречевой). Наоборот, в случае очаговых пора­жений задних конвекситальных отделов мозга эти «фазовые» состоя­ния обычно носят парциальный характер, преимущественно прояв­ляясь в определенных участках коры, и тогда описанные явления утери избирательности выступают лишь в какой-либо одной, изоли­рованной модальности. Иллюстрацией такого парциального «уравни­вания возбудимости» могут быть приведенные выше примеры нару­шений избирательного припоминания слов, возникающих в резуль­тате бесконтрольного всплывания целого пучка разновероятных альтернатив и приводящих к явлениям поисков нужного слова и возникновению парафазии.

Совершенно естественно, что все описанные нейродинамические факторы отражаются прежде всего на сохранении и воспроизве­дении следов текущей (оперативной) памяти и могут не сказаться сколько-нибудь существенно на воспроизведении прочно консоли­дированных следов старого, хорошо упроченного опыта. Эта диссоциация памяти на недавние и отдаленные события давно из­вестна в клинике, и мы не будем останавливаться на ней спе­циально.

При всех условиях явление уравнивания  возбудимости следов

должно рассматриваться как один из важнейших нейродинамиче-ских факторов, приводящих к нарушению мнестической деятель­ности при патологических состояниях мозга. Упускать его из виду было бы большой ошибкой.

Следующий вопрос, который мы поставили в начале нашего исследования, заключался в том, носят ли интересующие нас нару­шения памяти общий или частичный характер, и если эти нарушения частичны (специфичны), то в какой форме эта специфичность про­является и какими по локализации поражениями она вызывается.

Данные, полученные при исследовании, позволили совершенно определенно ответить и на этот вопрос.

Поражения верхних отделов мозгового ствола, лимбической системы, поражения, распространяющиеся на стенки желудочка и нарушающие нормальную циркуляцию возбуждения по «кругу Пейпеца», вызывают общие или модально-неспецифические наруше­ния памяти. В стертых случаях они могут быть только намечены, равномерно проявляясь в наиболее сложных мнестических процес­сах различной модальности и выступая в повышенной тормозимости сенсомоторных, зрительных, словесных следов (преимущественно серий.дискретных, не связанных друг с другом элементов). В слу­чаях наиболее массивных поражений, когда патологическое состоя­ние медиальных отделов полушарий распространяется и на диэн-цефальные образования и протекает на фоне общемозговых дефектов (повышение внутричерепного давления, нарушения гемо- и ликво-родинамики), эти общие нарушения памяти могут принимать форму корсаковского синдрома, протекать на фоне сновидного, онейроидно-го состояния и очень часто — в связи с наблюдаемыми в этих случаях выраженными нарушениями тонуса коры — принимать форму колеб­лющихся, «флуктуирующих» состояний сознания с явлениями дез-орйентированностивместе и времени, а иногда и с явлениями кон-фабуляций.

Последние выступают особенно отчетливо в тех случаях, когда в процесс вовлекаются также медиальные отделы лобных долей мозга и когда снижение тонуса коры начинает протекать на фоне общей инактивности и нарушения критики (дефекты в оценке боль­ным своего состояния). В этих случаях все указанные явления могут выступать и в эксперименте, проявляясь в нарушении сложных форм произвольной мнестической деятельности, в утере избиратель­ности психических процессов, в легкой подмене целенаправленной мнестической деятельности бесконтрольно всплывающими ассоциа­циями, в соскальзывании на связи, рождаемые непосредственными впечатлениями, в явлениях патологической инертности раз возник­ших стереотипов и прежде всего в выраженных явлениях контами­нации (смешение следов разных систем).

Следует еще раз отметить, что все эти явления протекают при полном отсутствии какой бы то ни было модальном специфичности, равномерно проявляясь как в непосредственной оценке своего соб­ственного состояния и окружающей ситуации, так и в повышенной тормозимости любых (зрительных, двигательных или словесных) следов.

Совершенно иные явления наблюдаются у больных с очаговыми поражениями конвекситальных отделов мозга.

Ни в одном из этих случаев (исключение могут составлять только массивные поражения лобных долей мозга, протекающие на фоне выраженной общемозговой патологии, например гипертензионно-дислокационных явлений с влиянием на ствол) мы не наблюдали общих нарушений «личностной» памяти, переходящих в расстрой­ства ориентировки в месте и времени и в нарушения сознания.

Дефекты мнестических процессов, которые возникают в этих случаях, выступали на фоне ясного сознания и носили либо парци­альный, модально-специфический характер, наблюдаясь в пределах лишь одной (зрительной или слуховой) сферы, или были системно-специфическими, проявляясь с особенной отчетливостью лишь в -одной (речевой) системе. Если поражение располагалось в пределах левой височной области, оно ограничивалось нарушениями слухо-речевой памяти и существенно не распространялось на зрительную и двигательную память; если очаг поражения смещался кзади и захватывал образования затылочно-теменной области, нарушения памяти проявлялись в зрительно-пространственной сфере. Во всех этих случаях нарушения памяти по существу являлись продолжени­ем или переносом в мнестическую сферу соответствующих гностиче­ских расстройств и были лишь вариантами тех затруднений коди­рования информации, которые характерны для соответствующих видов поражений. Следует отметить, что их физиологические меха­низмы оставались такими же, какие мы описали выше, и мы имели возможность снова наблюдать повышенную тормозимость ранее запечатленных следов (на этот раз в специальной, ограниченной той или иной модальностью, сфере).

Несколько иначе обстояло дело, когда в поражение вовлека­лись лобные отделы коры головного мозга. В этих случаях мнести-ческие расстройства могли ярче всего выступать в сфере построе­ния и сохранения активных действий и в удержании сложных программ деятельности. Однако более существенным для этих случаев было изменение механизмов наблюдаемых нарушений и, в частности, тот факт, что при поражении конвекситальных от­делов лобных долей мозга на первый план выступало нарушение мнестических процессов в связи с патологической инертностью раз возникших стереотипов, в то время как при поражении базальных отделов лобной коры на первый план выступали явления патологиче­ской расторможенности и замены нужных импульсов возникающи­ми фрагментарными действиями.

Существенное значение имеют изменения характера мнестиче­ских дефектов в зависимости от латерализации очага поражения в левом (доминантном) или правом (субдоминантном) полушарии.

При расположении очага в левом (доминантном) полушарии нарушения мнестической деятельности, в которой у человека суще­ственную роль играет речь, принимали системно-специфический ха­рактер и выступали особенно резко при выполнении мнестических заданий, связанных с речевой деятельностью. Типичным примером такой патологии является нарушение запоминания слухоречевых структур при поражениях левой височной области и их повышенная тормозимость; однако естественно, что выраженные нарушения мо­гут выступать здесь также и в удержании следов гностических или праксических операций, в осуществлении которых у человека речь играет столь существенную роль.

О нарушениях мнестических процессов при поражении правого (субдоминантного) полушария  известно чрезвычайно мало.

Мы могли наблюдать большое число случаев, когда такие пора­жения протекали без сколько-нибудь видимых мнестических де­фектов или (как это было показано Б. Милнер и ее сотрудниками) выступали прежде всего в удержании и воспроизведении следов невербализованного опыта. Примером таких дефектов может слу­жить нарушение узнавания лиц (прозопагнозия), причем это в оди­наковой степени относится как к собственно гностической, так и к

мнестической сфере.

Следует, однако, помнить, что относительно бедные данные, относящиеся к нарушениям памяти при поражениях правого полу­шария, могут объясняться тем, что подавляющая часть методиче­ских приемов, которыми мы пользуемся, рассчитана на исследования произвольной мнестической деятельности, осуществляемой при бли­жайшем участии речи, и рассматривает процессы, которые в большей или меньшей степени базируются на речевых следах, не затраги­ваемых при поражении правого полушария.

Некоторые наблюдения, которыми мы располагаем, заставляют предполагать, что нарушения памяти, возникающие при локальных поражениях правого полушария, выступают не только в сфере не-вербализованных, наглядных впечатлений, но и в сфере формиро­вания и сохранения системы аффективно-личностных отношений или в сфере непосредственной ориентировки в окружающем. Воз­можно также (в пользу этого свидетельствуют некоторые совершенно новые данные Э. Г. Симерннцкой), что при нарушениях памяти при поражениях правого (субдоминантного) полушария в особенно чистом виде проявляются те дефекты в быстрой консолидации сле­дов, которые при поражении левого полушария стираются или маскируются страданием речевых процессов. Однако материал, которым мы располагаем к настоящему времени, еще совершенно недостаточен для окончательного суждения, и нужны специальные исследования, опирающиеся на новые приемы, чтобы роль правого полушария в мнестической деятельности могла быть сформулиро­вана отчетливее.

Нам осталось ответить на последний вопрос, поставленный в начале этого исследования: как отражается на нарушениях мне­стических процессов, возникающих при локальных поражениях мозга, перевод мнестической деятельности на более высокий уровень и, в частности, смысловая организация запоминаемого материала? Если в нормальной психологии этот вопрос решается однозна­чно, то при нейропсихологическом анализе нарушений памяти, воз­никающих при локальных поражениях мозга, на него нельзя дать однозначного ответа.

Наблюдения показали, что при относительно слабо выражен­ных нарушениях памяти, возникающих при поражениях верхних отделов ствола (например, при опухолях гипофиза), оставляющих кору больших полушарий сохранной, так же как и при очаговых поражениях гностических зон конвекситальной коры, перевод мне-стической деятельности на более высокий уровень и всякая смысло­вая организация материала существенно улучшают протекание мнестических процессов; эти факторы снимают повышенную тормо-зимость следов побочными (интерферирующими) воздействиями и дают возможность несравненно дольше и прочнее сохранять следы организованных структур, чем это имеет место при запоминании серий дискретных (не связанных друг с другом) элементов. Закон «запоминания мыслей», сформулированный в свое время К- Бюле-ром, остается здесь в полной силе, и примеры компенсирующего влияния смысловой организации запоминаемого материала, которые мы видели, описывая процесс запоминания фраз и смысловых от­рывков больными с очаговыми поражениями теменно-затылочных и височных отделов левого полушария (когда больные не могли припомнить отдельные слова, но хорошо удерживали общий смысл отрывка), могут лишь служить иллюстрацией этого общего закона.

Совершенно иначе обстоит дело в случаях глубоких опухолей мозга, расположенных по средней линии, вовлекающих образова­ния диэнцефальной области и протекающих на фоне общемозго­вых (гипертензионно-дислокационных) изменений, или особенно в тех случаях, когда в массивный патологический процесс вовлека­ются лобные отделы мозга.

В этих случаях патофизиологические факторы — повышенная тормозимость следов или феномен уравнивания возбудимости сле­дов разной интенсивности и значимости — выступают настолько резко, а сама структура мнестической деятельности оказывается настолько распавшейся, что перевод мнестических процессов на более высокий уровень и их смысловая организация не могут устранить основных влияний, вызывающих нарушения мнестической деятель­ности, и компенсировать вызванные патологическими условиями дефекты.

Вот почему больные этой группы обнаруживают одинаковый распад как при удержании серии не организованных в определен-

ную структуру (дискретных) элементов, так и при удержании мате­риала с четкой смысловой организацией и явлениями контаминации, патологической инертности раз возникших стереотипов, соскаль­зывания на бесконтрольно всплывающие побочные ассоциации или связи, вызванные непосредственными впечатлениями, выступают с той же отчетливостью при воспроизведении фраз или смысловых отрывков, как и при воспроизведении серий дискретных следов, причем иногда патология избирательного воспроизведения мате­риала, организованного в известные смысловые системы, оказы­вается даже более выраженной, чем патология воспроизведения серии изолированных слов.

Все описанные выше явления контаминации и конфабуляций и соскальзывания на побочные связи при воспроизведении смысло­вых отрывков, наблюдаемые в случаях массивного поражения лоб­ных отделов мозга, могут служить прекрасным примером этой формы патологии и вплотную подводят нас к анализу той решающей роли, которую играют эти разделы мозга для формирования и сохране­ния наиболее высоких уровней психической деятельности человека.

Таким образом, мы приходим к положению, что нейропсихоло-гический анализ изменения мнестических процессов не только раскры­вает особенности нарушения памяти при различных по локализации поражениях мозга и тем самым позволяет подойти к сложнейшим во­просам о роли различных мозговых структур в организации мнести­ческой деятельности, но и открывает новые пути для более глубокого анализа собственно психологического строения самих мнестических процессов человека.

 

Выделим субъектов, участвующих в формировании информационной инфраструктуры Интернет и применяющих в своей деятельности программно-технические и телекоммуникационные средства, из которых состоит сеть Интернет. К ним относятся организации, разрабатываю­щие, внедряющие и использующие программно-технические средст­ва, средства связи и телекоммуникаций.

Сюда же относятся субъекты, предоставляющие услуги по под­ключению к Интернет.

Это лица, которые:

— распределяют и сопровождают применение доменных имен Ин­тернет;

— предоставляют хостинг (память компьютера для размещения ин­формации на своем сервере в сети Интернет), т.е. обеспечивают фи­зическое место для размещения данных, которые будут доступны пользователям сети Интернет.

Регулирование отношений, возникающих в этих информацион­ных процессах, укладываются в обычные варианты проектирования, внедрения и эксплуатации (использования) информационных техноло­гий. Здесь действуют нормы актов административного права, в кото­рых установлены обязанности по формированию государственных систем, и нормы гражданского законодательства, регулирующие от­мщения, возникающие при свободном производстве таких средств и систем.

К этой же группе субъектов следует отнести организации, занимаю­тся разработкой технических стандартов на оборудование и технологи Интернет и сетей, а также технологий и алгоритмов безопасности пользования сетей, развитие которых существенно влияет на спектр пользуемых сервисов и услуг сети Интернет. Другими словами, это опционные отношения, хорошо регулируемые нормами действующего законодательства.

Еще одна группа участников Интернет — это канальные операторы, которые предоставляют каналы связи для обмена информационным’ потоками и которые связывают различные сети — составные части сети Интернет. Данная категория субъектов обеспечивает функционирование существующих и прокладку новых каналов связи. Здесь также возникают традиционные отношения, в основном основанные на за­ключении договоров или исполнении установленных функций. В об­ласти Интернет активно действуют дизайн-студии и группы специали­стов, разрабатывающие дизайн и формы подачи информации в сети

Интернет, а также обеспечивающие программирование различных динамических приложений, осуществляющих интерфейс взаимодейст­вия с пользователем.

Следующие важные направления деятельности в среде Интернет-сертификация информационных систем, технологий, средств их обеспечения и лицензирование деятельности в области связи и телекоммуникаций и по формированию и использованию информации и инфор­мационных ресурсов. Эта деятельность направлена на повышение качества структуры Интернет, продуктов, получаемых из Интернет, а также обеспечивающее совместимость всевозможных элементов, со­ставляющих среду Интернет.

Основные виды информационных отношений здесь — договорные отношения, связывающие группу специалистов — заказчик, разра­ботчик, производитель, пользователь. Эти отношения достаточно хоро­шо регулируются гражданским правом.

Вторая группа отношений связана с эксплуатацией этих объектов, установлением правового режима информационных ресурсов, информационных систем, средств связи и телекоммуникаций, порядка обеспечения обработки информации на этих объектах, порядка предоставления информационных услуг. Эти отношения обычно устанавливаются соответствующими нормами и предписаниями административного права.

Здесь же должна реализовываться государственная политика в области создания и развития информационно-телекоммуникационных технологий. Обязанности государства создавать государственные и формационно-телекоммуникационные системы и обеспечивать эксплуатацию в целях формирования государственных информационных ресурсов и реализации на их основе права каждого на поиск, получение и потребление информации.

 

 

 

2.4. Область правового обеспечения информационной безопасности

сети Интернет.

С позиций информационной безопасности (состояние защищен­ности объектов и интересов субъектов правоотношений) рассматрива­ется поведение всех субъектов информационных правоотношений всех областей информационной сферы, рассмотренных выше, а также деятельность государственных структур, традиционно обеспечиваю­щих такую безопасность.

Объектами правоотношений здесь являются те же традиционные объекты, что и в других областях информационной сферы.

Интернет нередко используется в преступных целях, которые мож­но разделить на две группы;

— преступления, направленные на сети и системы обработки инфор­мации. В эту группу попадают компьютерные преступления, связан­ные с несанкционированным доступом к информационным ресурсам, изменением или разрушением данных, а также с использованием Ин­тернет как средства осуществления незаконной деятельности;

— преступления, в которых сети используются как каналы связи. К этой группе относятся преступления, связанные главным образом с «выражением мнения» (expressionsofopinion), т.е. показом насилия, расовой дискриминации, порнографии. Интернет несет много потен­циально вредного или незаконного содержания.

В Интернет достаточно много правонарушений, прежде всего в об­ласти прав и свобод человека и гражданина и иных различных злоупот­реблений.

Борьба с ними должна быть направлена на защиту:

— национальной безопасности (например, от распространения инструкцийпо изготовлению взрывчатых устройств, производству наркотиков, террористической деятельности, призывами к свержению власти):

— несовершеннолетних (оскорбительные формы маркетинга, насилие порнография);

^— человеческого достоинства (расовая дискриминация и расистские оскорбления);

— информации и информационных ресурсов (например, от неправо­вого доступа, злонамеренного хакерства и т.п.);

— тайны личной жизни (несанкционированный доступ к персональнымданным, электронные оскорбления);

— репутации («навешивание ярлыков», незаконная сравнительная реклама);

— интеллектуальной собственности (несанкционированное распро­странение защищенных авторским правом работ, например, про­граммного обеспечения, музыки, неправомерное использование тор­говых марок в качестве доменных имен и т.п.).

Информационная безопасность представляет сегодня основное направление исследования Интернет с правовой точки зрения, так как дает возможность акцентировать внимание на основных информаци­онных угрозах и мерах по их предотвращению.

 

3. Основные направления правового регулирования информационных отношений в Интернет.

Проведенный выше анализ Интернет как виртуальной среды и информационной сферы позволяет выделить основные направления правового регулирования отношений в Интернет:

— защита от вредной и незаконной информации (содержания);

соблюдение авторских и смежных прав в условиях распространения информации в электронной форме и технически легкого копирования такой информации;

— вопросы электронного документооборота, доменные имена, право­вое регулирование отношений при использовании электронной циф­ровой подписи;

— вопросы киберэкономики (электронные деньги, реклама, марке­тинг, электронные публикации, электронные контракты, налог на пе­редачу информации, ЭЦП — см. ст. 160, п. 2. ст. 434, п. 3. ст. 847 ГК РФ);

— информационная безопасность как состояние защищенности всех объектов информационных правоотношений в Интернет;

— правонарушения в Интернет.

При правовом регулировании отношений в Интернет важно соблюдение баланса:

— между свободой слова и интересами несовершеннолетних. Напри­мер, любые действия по защите несовершеннолетних не должны принимать формы безусловного заперта на использование Интернет для распространения содержания, доступного с помощью иных средств;

— свободы доступа к информации и информационной безопасностью личности, общества, государства. Защита государственной коммерческой тайны, других видов тайн не должна накладывать запрет на распространение и свободный доступ к информации, затра­гивающие свободы и права человека и гражданина:

— свободы производства информации и ограничения производства и распространения опасной информации, информации, оскорбляющей личность. Свобода — не вседозволенность.

Потребители имеют все больший доступ к онлайновым банков­ским операциям, каталогам и прочим услугам. Оплачиваться услуги могут как традиционными методами, так и электронными с использо­ванием «электронных денег». Системы электронных денег разрабаты­вают несколько компаний. Сами электронные деньги — эквивалент банковского депозита, либо выданный в виде зашифрованной серии цифр компьютерным сетям, либо записанный на карточку со встроен­ным микропроцессором.

Важной вехой на пути формирования основ информационного общества на международном уровне следует считать принятие в Окинаве Хартии Глобального информационного общества, в которой устанавливаются основные принципы вхождения мирового сообщества в такое общество на основе единой информационной инфраструктуры, базис которой составляет Интернет.

Таким образом, правовое регулирование отношений в Интернет может базироваться на основе норм актов информационного законо­дательства. Можно выделить основные направления этого законода­тельства, имеющие наиболее тесную связь с отношениями, возникаю­щими в Интернет, многие из которых могут быть трансформированы для распространения их действия и на виртуальную среду.

Это следующие направления:

— законодательство об осуществлении права на поиск, получение и потребление информации (о праве на доступ к информации или право знать);

законодательство об интеллектуальной собственности (законода­тельство об авторском праве и смежных правах, патентное законода­тельство, законодательство о ноу-хау);

— законодательство о СМИ;

— законодательство о документированной информации и об инфор­мационных ресурсах:

— законодательство об информации ограниченного доступа;

— законодательство о создании и применении информационных систем, информационных технологий и средств их обеспечения;

— законодательство об ответственности за правонарушения в информационной сфере.

Именно нормы актов этих направлений могут быть рассмотрены на предмет дополнений и изменений для приведения в соответствие с особенностям среды Интернет.

Кроме того, важнейшее значение сегодня приобретает работа по формированию актов международного законодательства, ибо именно на этом уровне необходимо регулировать основную группу отноше­ний, возникающих в виртуальной среде Интернет, не имеющей гео­графических границ.

Основными задачами Российской Федерации по обеспечению национальной безопасности являются:

— своевременное  выявление и нейтрализация внешних и внутренних уг­роз национальной безо­пасности Российской Фе­дерации;

— обеспечение суверени­тета, территориальной целостности Российской Федерации и безопасности ее пограничного прост­ранства;

— борьба с международным терроризмом, его руководителями и идейными вдохновителями, финансовыми пособниками и политическими покровителями, в том числе и во взаимодействии со всеми заинтересованными государствами и региональными политическими институтами;

— подъем экономики страны, проведение независимого и со­циально ориентированного эко­номического курса;

— преодоление научно-техниче­ской и технологической зависи­мости Российской Федерации от внешних источников;

— обеспечение личной безопасности граждан России, их кон­ституционных прав и свобод;

— совершенствование системы государственной власти Россий­ской Федерации, федеративных отношений, местного само­управления и законодательства Российской Федерации, форми­рование гармоничных межнаци­ональных отношений, укрепле­ние правопорядка и сохранение социально-политической ста­бильности общества;

— обеспечение неукоснительно­го соблюдения законодательства Российской Федерации всеми гражданами, должностными ли­цами, государственными органа­ми, политическими партиями, общественными и религиозны­ми организациями;

— обеспечение равноправного и взаимовыгодного сотрудничест­ва России прежде всего с веду­щими государствами мира;

— подъем и поддержание на до­статочном уровне воен­ного потенциала государства;

— укрепление режима нераспро­странения оружия массового уничтожения и средств его до­ставки;

— принятие эффективных мер по выявлению, предупреждению и пресечению разведывательной и подрывной деятельности иност­ранных государств, направлен­ной против Российской Федера­ции;

— коренное улучшение экологи­ческой ситуации в стране.

Основными принципами обеспечения национальной безопасности России являются: законность; соблюдение баланса жизненно важных интересов личности, общества и государства; взаимная ответственность личности, общества и государства по обеспечению безопасности; интеграция с международными системами безопасности; соблюдение Конституции и законодательства Российской Федерации при осуществлении деятельности по обеспечению национальной безопасности; единство, взаимосвязь и сбалансированность всех видов безопасности, изменение их приоритетности в зависимости от ситуации; приоритетность политических, дипломатических, экономических, информационных мер обеспечения национальной безопасности; реальность (с учётом имеющихся ресурсов, сил и средств) выдвигаемых задач; соблюдение норм международного права и российских законов при осуществлении мер принудительного характера (в том числе с использованием военной силы);сочетание централизованного и децентрализованного управления силами и средствами обеспечения безопасности в соответствии с федеративным устройством России и разграничение полномочий в этой области между федеральными органами государственной власти, органами государственной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления.

Одним из приоритетов политики государства в обеспечении национальной безопасности является защита интересов России в экономической сфере.

В области  внешнеэкономической деятельности главными направлениями являются:

расширение рынков сбыта российской продукции;

формирование единого экономического пространства с государствами – участниками Содружества Независимых Государств;

создание благоприятных условий для международной интеграции Российской экономики;

защита интересов отечественных товаропроизводителей;

усиление роли государства в регулировании деятельности иностранных банковых, страховых и инвестиционных компаний, ввод обоснованных ограничений на передачу в эксплуатацию зарубежным компаниям месторождений, стратегических природных ресурсов, телекоммуникаций, транспортных и товаропереводящих сетей;

принятие мер в сфере валютного регулирования и контроля по прекращению расчётов в иностранной валюте на внутреннем рынке и предотвращению бесконтрольного вывоза капитала.

Основными направлениями обеспечения национальной бе­зопасности Российской Федера­ции во внутриэкономической деятельности государства явля­ются:

правовое обеспечение реформ и создание эффективного меха­низма контроля за соблюдением законодательства Российской Федерации;

усиление государственного ре­гулирования в экономике;

принятие необходимых мер по преодолению последствий экономического кризиса, сохране­нию и развитию научно-технического, технологического и производственного потенциала, переходу к экономическому росту при снижении вероятности техногенных катастроф, повышению конкурентоспособности отечественной промышленной продукции, подъему благососто­яния народа.

Переход к высокоэффектив­ной и социально ориентирован­ной рыночной экономике дол­жен осуществляться путем по­степенного формирования опти­мальных механизмов организа­ции производства и распределе­ния товаров и услуг в целях максимально возможного роста бла­госостояния общества и каждого гражданина.

На первый план выдвигаются задачи, связанные с устранением деформаций в структуре россий­ской экономики, с обеспечением опережающего роста производ­ства наукоемкой продукции и продукции высокой степени пе­реработки, с поддержкой отрас­лей, составляющих основу рас­ширенного воспроизводства, с обеспечением занятости населе­ния.

Существенное значение име­ют усиление государственной поддержки инвестиционной и инновационной активности, принятие мер по созданию ус­тойчивой банковской системы, отвечающей интересам реальной экономики, облегчение доступа предприятий к долгосрочным кредитам на финансирование капитальных вложений, оказа­ние реальной государственной поддержки целевых программ структурной перестройки про­мышленности.

Важнейшие задачи — опережа­ющее развитие конкурентоспо­собных отраслей и производств, расширение рынка наукоемкой продукции. В целях их решения должны быть приняты меры, стимулирующие передачу новых военных технологий в граждан­ское производство, введен меха­низм выявления и развития про­грессивных технологий, освое­ние которых обеспечит конку­рентоспособность российских предприятий на мировом рынке.

Решение указанных задач предполагает концентрацию фи­нансовых и материальных ресур­сов на приоритетных направле­ниях развития науки и техники, оказание поддержки ведущим научным школам, ускоренное формирование научно-техничес­кого задела и национальной тех­нологической базы, привлечение частного капитала, в том числе  путем создания фондов и использования грантов, реализацию программ развития террито­рий, обладающих высоким науч­но-техническим потенциалом, создание при поддержке госу­дарства инфраструктуры, обес­печивающей коммерциализацию результатов научно-исследова­тельских разработок с одновре­менной защитой интеллектуаль­ной собственности внутри стра­ны и за рубежом, развитие обще­доступной сети научно-техниче­ской и коммерческой информа­ции.

Государство должно содействовать созданию равных условий для раз­вития и увеличения конкурентоспособнос­ти предприятий незави­симо от формы собст­венности, в том числе становлению и разви­тию частного предпри­нимательства во всех сферах, где это способ­ствует росту обществен­ного благосостояния, прогрессу науки и обра­зования, духовному и нравственному разви­тию общества, защите прав потребителей.

В кратчайшие сроки должны быть разрабо­таны механизмы под­держания  жизнедея­тельности и экономиче­ского развития особо кризисных регионов и районов Крайнего Се­вера, а также тарифная политика, обеспечива­ющая единство эконо­мического пространст­ва страны.

Приоритет экономи­ческих факторов в со­циальной сфере прин­ципиально важен для укрепления государст­ва, для реального госу­дарственного обеспече­ния социальных гаран­тий, для развития меха­низмов коллективной ответственности и де­мократического приня­тия решений, социаль­ного партнерства. При этом важно проведение социально справедли­вой и экономически эффективной политики в области распределе­ния доходов.

Организация работы федеральных органов исполнительной влас­ти, органов исполнительной власти субъек­тов Российской Феде­рации по реализации конкретных мер, направленных на предотвращение и преодоле­ние угроз национальным интере­сам России в области экономи­ки, также требует дальнейшего совершенствования законода­тельства Российской. Федерации в указанной области и обеспече­ния строгого его соблюдения всеми хозяйствующими субъек­тами.

Сближение интересов населя­ющих страну народов, налаживание их всестороннего сотруд­ничества, проведение ответст­венной и взвешенной государст­венной национальной и регио­нальной политики позволит обеспечить в России внутрипо­литическую стабильность. Ком­плексный подход к решению этих задач должен составлять ос­нову внутренней государствен­ной политики, обеспечивающей развитие Российской Федера­ции как многонационального демократического федеративно­го государства.

Укрепление российской госу­дарственности, совершенствова­ние федеративных отношений и местного самоуправления долж­ны способствовать обеспечению национальной   безопасности Российской Федерации. Необхо­дим комплексный подход к ре­шению правовых, экономичес­ких, социальных и этнополитических проблем при сбалансиро­ванном соблюдении интересов Российской Федерации и ее субъектов.

Осуществление конституци­онного принципа народовластия требует обеспечения согласован­ного функционирования и взаи­модействия всех органов госу­дарственной власти, жесткой вертикали исполнительной влас­ти и единства судебной системы России. Это обеспечивается кон­ституционным принципом раз­деления властей, установлением более четкого функционального распределения полномочий между государственными инсти­тутами, укреплением федератив­ного устройства России путем совершенствования ее отноше­ний с субъектами Российской Федерации в рамках их консти­туционного статуса.

Основными направлениями защиты конституционного строя в России являются:

обеспечение приоритета феде­рального законодательства и совершенствование на этой основе законодательства субъектов Рос­сийской Федерации;

разработка организационных и правовых механизмов зашиты государственной целостности, обеспечение единства правового пространства и национальных интересов России;

выработка и реализация реги­ональной политики, обеспечива­ющей оптимальный баланс фе­деральных и региональных инте­ресов;

совершенствование механиз­ма, препятствующего созданию политических партий и общест­венных объединений, преследу­ющих сепаратистские и анти­конституционные цели, и пресечение их деятельности;

своевременное выявление тенденций национального сепаратизма и религиозного экстремизма, устранение причин их порождающих.

Требуется консолидация усилий, направленных на борьбу с преступностью и коррупцией. Россия крайне заинтересована в искоренении экономической и социально-политической осно­вы этих общественно опасных явлении, выработке комплекс­ной системы мер для эффектив­ной защиты личности, общества и государства от преступных по­сягательств.

Приоритетное значение имеет формирование системы мер дей­ственной социальной профилак­тики и воспитания законопо­слушных граждан. Эти меры должны быть направлены на за­щиту прав и свобод, нравствен­ности, здоровья и собственности каждого человека независимо от расы, национальности, языка, происхождения, имущественно­го и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принад­лежности к общественным объе­динениям, а также от других об­стоятельств.

Одним из важнейших направлений укрепления национальной безопасности Российской Федерации является жесткая, бескомпромиссная борьба против терроризма как на государственном, так и на международном уровне.

Борьба с терроризмом должна осуществляться на основе общегосударственного комплекса мер, направленных на упреждение и решительное пресечение любого его проявления.

Основной формой борьбы с терроризмом должны быть предупредительные и профилактические меры по всем направлениям, включая политические, экономические, правовые, информационные специальные и силовые.

Деятельность террористических организаций, а также содействующим им финансовым, юридическим, политическим и информационным структурам, Россия будет пресекать как на своей территории с применением всех мер, определенных ее законодательством, так и на территориях иных государств на основе международного права и заключенных договоров, при этом основными объектами воздействия будут центры управления и лидеры террористических организаций, а также соответствующие им финансовые, юридические, политические и информационные структуры.

Охрана особо важных объектов от возможных  террактов организуется и осуществляется органами ФСБ и МВД с привлечением специально подготовленных частей Вооруженных Сил Российской Федерации.

Для борьбы с терроризмом должна быть разработана стратегия, ориентированная на упреждающие действия, с многоплановым подходом, включающая меры в правоохранительной, разведывательной, дипломатической, политической и экономической областях.

Угроза терроризма тесно связана с различными формами организованной преступности и религиозным экстремизмом.

Важнейшими задачами в обла­сти борьбы с преступностью яв­ляются:

выявление, устранение и предупреждение причин и усло­вий, порождающих преступ­ность;

усиление роли государства как гаранта безопасности личности и общества, создание необходи­мой для этого правовой базы и механизма ее применения;

укрепление системы правоо­хранительных органов, прежде всего структур, противодейству­ющих организованной преступ­ности и терроризму, создание ус­ловий для их эффективной дея­тельности;

привлечение государственных органов в пределах их компетен­ции к деятельности по преду­преждению противоправных де­яний;

расширение взаимовыгодного международного сотрудничества в правоохранительной сфере, в первую очередь с государствами — участниками Содружества Не­зависимых Государств.

Решения и меры, принимае­мые органами государственной власти в области борьбы с пре­ступностью, должны быть от­крытыми, конкретными и по­нятными каждому гражданину, носить упреждающий характер, обеспечивать равенство всех пе­ред законом и неотвратимость ответственности, опираться на поддержку общества.

Для профилактики преступно­сти и борьбы с нею в первую оче­редь необходимо развитие пра­вовой базы как основы надежной защиты прав и законных интере­сов граждан, а также соблюдение международно-правовых обяза­тельств Российской Федерации в сфере борьбы с преступностью и соблюдения прав человека. Важ­но лишить преступность пита­тельной среды, обусловленной недостатками в законодательст­ве, кризисом в экономике и социальной сфере.

В целях повышения эффективности борьбы с терроризмом и преступностью необходимо тесно сотрудничать с иностранными государствами, их правоохранительными органами и специальными службами. Необходимо перекрыть все возможные каналы движения финансовых потоков, незаконного оборота оружия и взрывчатых веществ внутри страны, а также поступления их  из – за рубежа.

В целях предупреждения кор­рупции и устранения условий для легализации капиталов, на­житых незаконным путем, необ­ходимо создать действенную си­стему финансового контроля, усовершенствовать меры адми­нистративного, гражданского и уголовно-правового воздейст­вия, отработать механизм про­верки имущественного положе­ния и источников доходов долж­ностных лиц и служащих орга­низаций и учреждений незави­симо от формы собственности, а также соответствия их расходов этим доходам.

Борьба с терроризмом, наркобизнесом, и контрабандой и иными формами организованной преступности должна осуществляться на основе общегосударственного комплекса мер, направленных на упреждение и решительное пресечение этих видов преступной деятельности.

Основной формой борьбы с терроризмом, в том числе и международным, являются предупредительные и профилактические меры по всем направлениям деятельности, включающие активные политические, экономические, правовые, информационные, специальные и силовые, особенно в местах его зарождения при информировании международной общественности.

Необходимо принятие таких мер, которые исключили бы предоставление прибежища террористам и способствовали разрушению их финансовой, организационной, информационной и иных сетей. Российская Федерация будет предпринимать шаги для перекрытия каналов отмывания денег и финансирования терроризма с тем, чтобы без промедления блокировать финансовые активы лиц, признанных террористами, и их организаций.

Обеспечение национальной безопасности Российской Феде­рации включает в себя также за­щиту культурного, духовно-нравственного наследия, исто­рических традиций и норм об­щественной жизни, сохранение культурного достояния всех на­родов России, формирование го­сударственной политики в обла­сти духовного и нравственного воспитания населения, введение запрета на использование эфир­ного времени в электронных средствах массовой информации для проката программ, пропа­гандирующих насилие, эксплуа­тирующих низменные проявле­ния, а также включает в себя противодействие негативному влиянию иностранных религиоз­ных организаций и миссионеров.

Духовное обновление общест­ва невозможно без сохранения роли русского языка как фактора духовного единения народов многонациональной России и языка межгосударственного общения народов государств — участников Содружества Независи­мых Государств.

В целях обеспечения сохран­ности и развития нашего куль­турного и духовного наследия необходимо создание социаль­но-экономических условий для осуществления творческой дея­тельности и функционирования учреждений культуры.

В области охраны и укрепле­ния здоровья граждан необходи­мы усиление внимания общест­ва, органов государственной вла­сти Российской Федерации к развитию государственной (фе­деральной и муниципальной) страховой и частной медицин­ской помощи, осуществление го­сударственного протекционизма в отечественной медицинской и фармацевтической промышлен­ности, реализация федеральных программ в области санитарии и эпидемиологии, охраны здоро­вья детей, оказания скорой и не­отложной медицинской помо­щи, медицины катастроф.

Приоритетными на­правлениями в техногенной и экологической сферах являются:

рациональное использование природных ресурсов, воспитание экологической культуры населе­ния;

повышение аварийной защищённости ядерных и иных экологически опасных объектов и, в первую очередь, за счёт внедрения средств автоматики и автоматизированных систем, препятствующих ошибочным или умышленно аварийным действиям;

совершенствование системы охраны и обороны атомных электростанций, пунктов базирования атомных подводных лодок, надводных кораблей и судов с ядерными энергетическими установками, а также других объектов, содержащих радиоактивные и другие высокотоксичные вещества, от возможных террористических актов;

экологически безопасное хра­нение и утилизация выведенного из боевого состава вооружения, прежде всего атомных подвод­ных лодок, кораблей и судов с ядерными энергетическими ус­тановками, ядерных боеприпа­сов, жидкого ракетного топлива, топлива атомных электростан­ций;

предотвращение загрязнения природной среды за счет повы­шения степени безопасности технологий, связанных с захоро­нением и утилизацией токсич­ных промышленных и бытовых отходов;

создание и внедрение безопас­ных производств, поиск спосо­бов практического использова­ния экологически чистых источ­ников энергии, принятие неот­ложных природоохранных мер в экологически опасных регионах Российской Федерации;

разработка комплексных методов  и средств медицины катастроф, оперативной и долгосрочной реабилитации населения и территорий, пострадавших от техногенных аварий и катастроф;

противодействие перемещению иностранными государствами на территорию России источников экологической опасности («сброса» «грязных» технологий, захоронение радиоактивных отходов и т. п.)»;

развитие международного сотрудничества в области охраны окружающей среды и участие в решении актуальных глобальных экологических проблем.

Необходимы новый подход к организации и ведению граждан­ской обороны на территории Российской Федерации, качест­венное совершенствование еди­ной государственной системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций, в том числе дальнейшая интеграция ее с аналогичными системами иностранных государств.

Внешняя политика Российской Федерации должна быть направлена на:

проведение активного внеш­неполитического курса;

упрочение ключевых механиз­мов многостороннего управле­ния мировыми политическими и экономическими процессами, в первую очередь под эгидой Со­вета Безопасности ООН;

развитие международного сотрудничества в области борьбы с международным терроризмом и транснациональной преступностью;

обеспечение благоприятных условий для экономического и социального развития страны, для сохранения глобальной и ре­гиональной стабильности;

защиту законных прав и инте­ресов российских граждан за ру­бежом, в том числе с применени­ем в этих целях мер политичес­кого, экономического и иного характера;

развитие отношений с госу­дарствами — участниками Со­дружества Независимых Госу­дарств согласно принципам международного права, развитие отвечающих интересам России интеграционных процессов в рамках Содружества Независи­мых Государств;

полноправное участие России в глобальных и региональных экономических и политических структурах;

содействие урегулированию конфликтов, включая миротвор­ческую деятельность под эгидой ООН и других международных организаций;

достижение прогресса в сфере контроля над ядерными воору­жениями, поддержание страте­гической стабильности в мире на основе выполнения государства­ми своих международных обяза­тельств в этой сфере;

выполнение взаимных обяза­тельств в области сокращения и ликвидации оружия массово уничтожения, обычных вооружений, осуществление мер по укреплению доверия и стабильности, обеспечение международного контроля за экспортом товаров и технологий, а также оказанием услуг военного двойного назначения;

адаптацию существующих соглашений по контролю над вооружениями и по разоружению новым условиям международных отношений, а также разработку при необходимости новых соглашений, в первую очередь по мерам укрепления доверия и безопасности;

содействие созданию зон, свободных от оружия массового уничтожения.

Обеспечение военной безопасности Российской Федерации является важнейшим направлением деятельности государства. Главной целью в данной области является обеспечение возможности адекватного реагирования на угрозы, которые могут возникнуть в XXI веке, при рациональных затратах на национальную оборону.

В предотвращении войн и вооруженных конфликтов Российская Федерация отдает предпочтение политическим, дипломатическим, экономическим и другим невоенным средствам. Однако национальные интересы Российской Федерации требуют наличия достаточной для ее обороны военной мощи. Вооруженные Силы Российской Федерации играют главную роль в обеспечении военной безопасности Российской Федерации.

Важнейшей задачей Российской Федерации является осуще­ствление сдерживания в интере­сах предотвращения агрессии любого масштаба, в том числе с применением ядерного оружия, против России и ее союзников.

Российская Федерация долж­на обладать ядерными силами, способными   гарантированно обеспечить  решение задачи ядерного сдерживания от агрессии против Российской Федерации и ее союзников.

Вооруженные силы Россий­ской Федерации боевым соста­вом мирного времени должны быть способны обеспечить на­дежную защиту страны от воз­душного нападения и решение совместно с другими войсками, воинскими формированиями и органами задач по отражению агрессии в локальной войне (во­оруженном конфликте), а также стратегическое развертывание для решения задач в крупномас­штабной войне. Вооруженные силы Российской Федерации должны совместно с другими силовыми структурами вести решительную борьбу по ликвидации незаконных вооруженных формирований и террористических групп, а также обеспечивать осуществ­ление Российской Федерацией миротворческой деятельности.

Одним из важнейших страте­гических направлений в области обеспечения военной безопасно­сти Российской Федерации яв­ляется эффективное взаимодей­ствие и сотрудничество с госу­дарствами — участниками Со­дружества Независимых Госу­дарств и другими государствами, интересы которых совпадают с интересами Российской Федерации.

Интересы обеспечения нацио­нальной безопасности Россий­ской Федерации предопределя­ют при соответствующих обстоя­тельствах необходимость воен­ного присутствия России в неко­торых стратегически важных ре­гионах мира, особенно в странах ближнего зарубежья. Размещение в них на договорной и международно-правовой основе, а также на принципах партнерства ограни­ченных воинских контингентов (военных баз, сил Военно-мор­ского флота) должно обеспечи­вать готовность России выпол­нять свои обязательства, содей­ствовать формированию устой­чивого военно-стратегического баланса сил в регионах и давать возможность Российской Феде­рации реагировать на кризисную ситуацию в ее начальной стадии, способствовать реализации внешнеполитических целей го­сударства, так и обеспечению национальной безопасности Российской Федерации в целом.

Российская Федерация рас­сматривает возможность приме­нения военной силы для обеспе­чения своей национальной безопасности исходя из следующих принципов:

применение всех имеющихся в ее распоряжении сил и средств, включая ядерное оружие, в слу­чае необходимости отражения вооруженной агрессии, если все другие меры разрешения кризис­ной ситуации исчерпаны или оказались неэффективными;

применение военной силы внутри страны допускается в строгом соответствии с Консти­туцией Российской Федерации и федеральными законами в слу­чаях возникновения угрозы жиз­ни граждан, территориальной целостности страны, а также уг­розы насильственного измене­ния конституционного строя.

Важная роль в обеспечении национальных интересов России принадлежит оборонному про­мышленному комплексу. Рест­руктуризация и конверсия обо­ронного промышленного ком­плекса должны осуществляться без ущерба для развития новых технологий и научно-техничес­ких возможностей, модерниза­ции вооружений, военной и специальной техники и укрепления  позиций российских производителей на мировом рынке вооружений.

Приоритетной задачей считать повышение боевых возможностей Вооруженных Сил Российской Федерации посредством оснащения войск и сил современными системами (комплексами) вооружения и военной техники. Повышенное внимание должно быть уделено наращиванию научно-технического задела для обеспечения глубокой модернизации существующего вооружения и военной техники и последующего перевооружения Вооруженных Сил Российской Федерации на вооружение и военную технику новых поколений.

Требуется создать все необходимые условия для организации  приоритетных фундаментальных, прогнозных и поисковых научных исследований, обеспе­чивающих создание в интересах обороны и безопасности государства перспективного и опережающего научно-технического задела.

Основными задачами Российской Федерации в пограничной сфере являются:

создание необходимой норма­тивной правовой базы;

развитие межгосударственного сотрудничества в этой области;

противодействие экономичес­кой, демографической и куль­турно-религиозной экспансии на территорию России со сторо­ны других государств;

пресечение перемещения через государственную границу международных террористов, вооружения, финансовых и материальных средств, наркотиков и незаконной миграции;

осуществление коллективных мер по обеспечению безопаснос­ти пограничного пространства государств — участников Содру­жества Независимых Государств.

Важнейшими задачами обес­печения информационной безо­пасности Российской Федера­ции являются:

формирование системы сбалансированных политических, юридических, организационных и научно-технических мероприятий по обеспечению устойчивости государственных информационных средств и структур в условиях информационного воздействия;

обеспечение надёжной защиты информационного потенциала России от неправомерного его использования в ущерб охраняемым законом интересам граждан РФ;

разработка и реализация долгосрочной программы по обеспечению выхода на уровень ведущих стран мира в области создания систем информатики и управления, основанных на новейших информационных технологиях;

развитие взаимодействия государственных и негосударственных систем информационного обеспечения в целях более эффективного использования информационных ресурсов страны;

создание информационного пространства стран СНГ в интересах содействия интеграционным процессам, повышение  эффективности взаимодействия в реализации общих интересов;

включение России в международную систему информационного обмена с учётом обеспечения российских национальных интересов и противодействия акциям информационной интервенции;

организация эффективной системы подготовки и переподготовки кадров в области обеспечения информационной безопасности.

Особое значение для обеспечения национальной безопасности Российской Федерации имеет эффективное использование и всестороннее развитие возможностей разведки и контрразведки в целях своевременного обнаружения угроз и определения их источников.

Система обеспечения национальной безопасности Российской Федерации создаётся и развивается в соответствии с Конституцией Российской Федерации, федеральными законами, указами и распоряжениями президента Российской Федерации, постановлениями и распоряжениями правительства Российской Федерации, федеральными программами в этой области.

Основу системы обеспечения национальной безопасности Российской Федерации составляют органы, силы и средства обеспечения национальной безопасности, осуществляющие меры политического, правового, организационного, экономического, военного и иного характера, направленные на обеспечение безопасности личности, общества и государства.

Полномочия органов и сил обеспечения национальной безопасности Российской Федерации, их состав, принципы и порядок действий определяются соответствующими законодательными актами Российской Федерации.

Высшей компетенцией в области обеспечения национальной безопасности обладает Президент Российской Федерации. Он реализует свои полномочия, опираясь на органы государственной власти, а также на консультативные и совещательные органы.

Президент Российской Федерации определяет основные направления внутренней и внешней политики государства, является верховным главнокомандующим и руководит военным строительством в РФ.

Президент осуществляет свои властные полномочия посредством:

выбора основных направлений и конкретных мер внутренней и внешней политики государства;

назначения ключевых руководителей органов обеспечения безопасности, в том числе Председателя Правительства, министров и членов Совета Безопасности;

принятия единоличных решений по строительству вооруженных и других сил обеспечения национальной безопасности, а также их использованию как в мирное, так и военное время;

введения, при необходимости, чрезвычайного или военного положения в регионах и в масштабе всей страны и объявления проведения мобилизации;

использования «права вето» на законодательные акты парламента, если они противоречат его представлениям о безопасности;

роспуска парламента и назначения его новых выборов в случае возникновения кризиса власти, который может нанести урон национальной безопасности Российской Федерации.

Одним из основных органов подготовки и принятия решения Президентом является Совет Безопасности. Этот орган института Президента осуществляет подготовку и контроль выполнения решений Президента в области обеспечения национальной безопасности. Совет Безопасности рассматривает вопросы внутренней, внешней и военной политики Российской Федерации по обеспечению национальной безопасности, стратегические проблемы государственной, экономической, социальной, оборонной, экологической и других видов безопасности, прогнозирования и мер предотвращения чрезвычайных ситуаций, преодоления их последствий; координирует разработку стратегии в области внутренней, внешней и военной политики Российской Федерации, проводит оценку внутренних и внешних угроз и выявление их источников, организует разработку федеральных программ в области обеспечения национальной безопасности России, а также оценку их эффективности.

Федеральное собрание Российской Федерации —  на основе Конституции Российской Федерации по представлению Президента Российской Федерации и правительства Российской Федерации формирует законодательную базу в области обеспечения национальной безопасности Российской Федерации.

Правительство Российской Федерации является непосредственным организатором и исполнителем решений по обеспечению национальной безопасности. Правительство Российской Федерации в пределах определенной законом компетенции обеспечивает руководство государственными органами обеспечения национальной безопасности, организует и контролирует разработку и реализацию мероприятий по обеспечению национальной безопасности министерствами и другими подведомствами органами государственной власти Российской Федерации.

Основными функциями Правительства в системе обеспечения национальной безопасности являются:

разработка и обеспечение исполнения бюджета;

проведение единой финансовой, кредитной и денежной политики;

обеспечение проведения единой государственной политики в области культуры, науки, образования, здравоохранения,  социального обеспечения и экологии;

управление федеральной собственностью;

осуществление мер по обеспечению обороны, государственной безопасности, реализации внешней политики России;

осуществление мер по обеспечению законности, прав и свобод граждан, охрана общественного порядка и собственности, борьба с преступностью.

Государственная система обеспечения национальной безопасности функционирует на двух уровнях – федеральном и региональном.

Федеральные органы исполнительной власти обеспечивают исполнение законодательства Российской Федерации, решений Президента Российской Федерации и правительства Российской Федерации в области национальной безопасности Российской Федерации; в пределах своей компетенции разрабатывают нормативные правовые акты в этой области и представляют их Президенту Российской Федерации и правительству  Российской Федерации.

Органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации —  взаимодействуют с федеральными органами исполнительной власти по вопросам исполнения законодательства Российской Федерации, решений Президента Российской Федерации и правительства Российской Федерации в области национальной безопасности Российской Федерации, а также федеральных программ, планов и директив, издаваемых Верховным главнокомандующим Вооруженными Силами Российской Федерации, в области национальной безопасности Российской Федерации; совместно с органами местного самоуправления проводят мероприятия по привлечению граждан, общественных объединений и организаций к оказанию содействия в решении проблем национальной безопасности согласно законодательству Российской Федерации; вносят в федеральные органы исполнительной власти предложения по совершенствованию системы обеспечения национальной безопасности Российской Федерации.

Судебные органы обеспечивают защиту конституционного строя в Российской Федерации, руководствуясь Конституцией Российской Федерации, конституциями и законами республик в составе Российской Федерации, осуществляют правосудие по делам о преступлениях, посягающих на национальную безопасность Российской Федерации.

Высший уровень судебной системы  Российской Федерации составляют Конституционный Суд, Верховный  Суд, Высший Арбитражный Суд и Прокуратура.

Негосударственные органы, организации и службы обеспечения личной и общественной безопасности составляют общественную подсистему обеспечения национальной безопасности Российской Федерации.

Главными задачами общественной подсистемы обеспечения национальной безопасности являются: создание общественных формирований и структур, организация их взаимодействия между собой и государственными органами; информирование общественности и государственных органов о возникновении источников опасности и угроз национальным интересам; обеспечение личной безопасности граждан; формирование общественного мнения на базе национальных ценностей, интересов и целей; вовлечение широких народных масс в практическую деятельность по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации.

Российская Федерация со всей решимостью и всеми имеющимися в ее распоряжении средствами намерена обеспечивать свою национальную безопасность. Созданные правовые демократические институты, сложившаяся структура органов государственной власти Российской Федерации, широкое участие политических партий и общественных объединений в реализации Концепции национальной безопасности Российской Федерации – залог динамичного развития России.

О ФОРМИРОВАНИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ МОЛОДЕЖИ

Политическое сознание является важ­нейшей    составной   частью,   особой формой общественного сознания. Его связь с изменениями в материальных условиях жизни людей, в том числе в процессе формирования политических воззре­ний молодого поколения, может быть понята только с более общих философских позиций. Диалектика  взаимосвязи общественного со­знания и общественного бытия, взятых в их развитии, была предметом углубленного рас­смотрения Ф. Энгельсом с конца 70-х гг. XIX века. Именно тогда получила широкое распро­странение упрощенная трактовка марксизма, как учения, якобы редуцирующего развитие всех явлений, сторон общественной жизни, в том числе таких наиболее отдаленных от ма­териальной основы форм общественного со­знания, как философия и религия, к развитию экономических процессов. Данная в этот пери­од Энгельсом трактовка указанной связи ни­сколько не устарела, напротив, она получила полное подтверждение и во многом может быть конкретизирована при изучении опыта истории XX века. Нас здесь более всего будет интере­совать, по понятным причинам, перелом в по­литическом сознании общества, различных его групп, происшедший в течение последнего де­сятилетия отечественной истории,  в период ельцинских «реформ», которые привели к раз­рушению производственного и интеллектуаль­ного потенциала России, реставрации капита­листических отношений в их «дикой» форме, свойственной периоду первоначального накоп­ления капитала.

Происходившее в эти годы массовое отрече­ние воспитанных в марксистской традиции ученых-обществоведов от теоретических ус­тановок, усердно пропагандировавшихся и за­щищавшихся ими в недавнем прошлом, но «не­ожиданно» прозревших вместе с крутым изме­нением социально-политического строя, пред­ставляет собою весьма прискорбное зрелище; к анализу форм и причин этого явления мы не­однократно обращались и отсылаем к этим трудам читателя (1). Здесь в связи с обсуждае­мой темой необходимо обратить внимание чи­тателя на одну весьма общую черту этого тео­ретического «сальто-мортале». Отказ от основ исторического материализма прикрывается, как правило, повторением столетней давности несостоятельных обвинений марксизма в «эко­номизме», «редукционизме», «одномерном подходе» и т. д.

Сущность разъяснений, данных по этому по­воду Ф. Энгельсом, такова. Развитие общест-

* Исследование осуществлялось при поддержке РГНФ (грант № 99-03-19856а).

венного сознания подвержено влиянию двух основных неравнозначных факторов: воздей­ствия изменений в общественном бытии, в пер­вую очередь в экономическом положении масс и отдельных классов, социальных групп, по­скольку сознание так или иначе отображает их бытие, с одной стороны, и давления предшест­вующего, накопленного в идеологии и общест­венной психологии духовной, складывающейся по-своему в каждой области общественного сознания, традиции. Вот как эта закономер­ность была им выражена при анализе причин возникновения научного социализма: «Как всякая новая теория, социализм должен был исходить прежде всего из накопленного до не­го идейного материала, хотя его корни лежали глубоко в (материальных) экономических фак­тах» (2). Обусловленная наличием переходя­щей от одного поколения к другому традиции относительная самостоятельность в развитии идеологии определяет характер взаимодейст­вия материальных, экономических и духовных факторов’.

В общей форме рассматриваемое взаимо­действие было охарактеризовано Энгельсом следующим образом: «Политическое, право­вое, философское, религиозное, литературное, художественное и т. д. развитие основано на экономическом развитии. Но все они также оказывают влияние друг на друга и на эконо­мическую основу. Дело обстоит совсем не так, что экономическое положение является един­ственной активной причиной, а все остальное является лишь пассивным следствием. Нет, тут взаимодействие на основе экономической не­обходимости, в конечном счете прокладываю­щей себе путь» (3).

Применительно к изменениям в политичес­ком сознании масс в последние годы в России его зависимость от изменений в экономике и обратное их воздействие на расстановку по­литических сил в стране, на практическую по­литику государства, в т. ч. на меры, предпри­нимаемые властями в социально-экономичес­кой сфере, требуют учета взаимодействия экономического базиса с двумя «ярусами», «этажами» надстройки. На протяжении всего периода «реформ», начиная с гайдаровской либерализации цен и ликвидации сбережений населения в Сбербанке 1 января 1992 г., про­исходило падение жизненного уровня лиц на­емного труда и пенсионеров; после августов­ского «дефолта» 1998 г.. обусловившего четы­рехкратное обесценение рубля, оно дополни­тельно скачком ухудшилось. Это породило массовое недовольство подавляющего боль­шинства населения властями. И без того низ­кий уровень доверия к президенту Ельцину в 1999 г. упал до 2—3%, инициированный левы-

ми партиями импичмент не «дотянул» в Госу­дарственной думе совсем немного до требуе­мых по Конституции двух третей (300) голосов. Окружение президента, т. е. по сути правящая олигархия, вынуждено было срочно подыски­вать преемника; «семья» поначалу попробова­ла Степашина и лишь потом остановилась на кандидатуре В. В. Путина. Во исполнение на­меченного замысла Путин был назначен пре­мьером и публично объявлен Ельциным «на­следником престола».

Пребывание В. В. Путина в должности главы правительства, особенно его резкие заявления после взрывов домов в Москве и нападения чеченских бандформирований на Дагестан о необходимости «мочить террористов в сорти­ре» позволило с помощью послушных СМИ бы­стро «раскрутить» его имидж решительного политика, и поэтому Ельцин смог в канун 2000 г. досрочно объявить о своей отставке. Данный маневр был проведен с расчетом, что остав­ленный и. о. президента Путин за три месяца (январь — март 2000 г.) сумеет сохранить нуж­ную степень доверия общества, которому им­понировал стиль нового главы государства на фоне бездеятельности и неожиданных «заго­гулин» в поведении его предшественника, и выиграть в столь невыгодных для его соперни­ков условиях досрочные выборы. Получив ман­дат президента, опираясь на действие благо­приятных временных экономических факторов, таких, как обесценение рубля и рост цен на нефть на мировом рынке, Путин смог принять ряд мер по некоторому смягчению бедственно­го положения трудящихся: несколько повысить оклады так называемым бюджетникам, вы­платить им задолженность по зарплате, под­нять нижнюю планку пенсионного обеспечения и т. д., т. е. в известной мере «погасить» недо­вольство ряда категорий населения властями; рейтинг президента на протяжении последнего года при известных колебаниях не опускался ниже 50%. Но главным фактором были и оста­ются возлагаемые на Путина надежды, по­скольку материальное положение масс про­должает оставаться очень тяжелым. Частич­ное удовлетворение этих надежд стало возможным в 2000 г. благодаря действию указанных временных факторов: высоким до­ходам от экспорта топлива, возросшей конку­рентоспособности промышленности вследст­вие девальвации рубля и ростом производства в ней на 10%. Но и при этом в августе 2000 г. средняя реальная зарплата составляла всего 81,5% к уровню августа 1997 г., т. е. весьма низкий уровень жизни лиц наемного труда, су­ществовавший до «дефолта», до сих пор еще не восстановлен; это относится и к пенсионно­му обеспечению (4).

Таким образом, экономический фактор оказал воздействие на политическое сознание, сдвиги в нем заставили при сохранении власти в руках того же класса — бизнес-бюрократии, иначе го­воря сливающихся, хотя еще не полностью слившихся высшей бюрократии и новой буржуа­зии, сменить действующих лиц на вершине вла­стной пирамиды и несколько «подправить» (без коренного изменения) курс социально-экономи­ческой политики. Удачно проведенная замена высшего руководства государства при наличии временных благоприятных сдвигов в экономике сказалась позитивно на положении таких много-

численных слоев общества, как лица наемного труда и пенсионеры. Описанный выше характер взаимодействия политического сознания (в единстве идеологической и психологической его составляющих, практической политики государ­ства и отношений распределения, как непосред­ственно «осязаемого» людьми элемента систе­мы экономических отношений) является весьма типичным для функционирования современного буржуазного общества, а российское общество становится таковым.

Развитие политического сознания и его вза­имодействие с общественным бытием отлича­ется рядом важнейших особенностей. Отметим следующие, важные для понимания процесса’ его формирования у молодежи: оно очень тесно связано с материальными условиями жизни, подвижно, непосредственно откликается на изменение последних; в нем чрезвычайно ве­лика составляющая, которую принято назы­вать общественными настроениями, т. е. пси­хологическая сторона; оно в современных ус­ловиях наиболее подвержено воздействию применяемых власть имущими средств обра­ботки общественного мнения, в первую оче­редь получивших преобладающее значение электронных СМИ.

Эти предварительные замечания представ­ляются необходимыми для понимания процесса формирования политического сознания моло­дежи, не имеющей пока что собственного «пе­режитого» политического опыта (лишь частич­но восполняемого влиянием опыта семьи), не включенной еще в процесс производства, до­бывания средств существования собственным трудом. Именно таков в абсолютном большин­стве слой молодежи, о котором будет идти да­лее речь, а именно выпускники городской средней школы. Формирование политического сознания этого (по возрасту еще не полностью вышедшего из «тинэйджеровского», «подрост­кового» состояния) слоя молодежи во многом определяется еще двумя специфическими факторами: уровнем и направленностью пре­подавания совокупности гуманитарных (обще­ственных) наук по утвержденным (или по край­ней мере допущенным к использованию в шко­лах) Министерством образования учебникам и учебным пособиям и влиянием на 16—17-лет­них подростков молодежной «субкультуры», складывающейся под мощным воздействием рекламируемых телевидением образцов со­временной музыки (поп, рок и т. д.) и танца — на дискотеках и вечеринках, молодежной мо­ды, а также все более широкого распростране­ния курения, потребления алкоголя, а в по­следнее время и наркосодержащих веществ — от «травки» до героина и «химии». Складыва­ние определенных стереотипов поведения и молодежного жаргона (сленга) неотделимо от вполне определенной идеологической «начин­ки» песен, анекдотов, поговорок, норм взаим­ного общения. Оно происходит под определяю­щим воздействием тех же электронных СМИ, прежде всего телевидения, которые целена­правленно насаждают преимущественно аме­риканские образцы поведения. Эти средства зомбирования сознания воздействуют в наи­большей мере на молодежь, за ними стоят вполне определенные мощные внутренние и внешние силы. Как известно, основные каналы центрального телевидения целиком или час-тично находятся под контролем находящихся ныне за рубежом медиамагнатов (Гусинский Березовский) и той части столичной интелли­генции, которая основательно ими прикормле­на и усердно отрабатывает свои высокие гоно­рары, последовательно проводя линию пре­клонения перед западной «масскультурой.. очернения советского периода в истории на­шей страны и левой оппозиции режиму Если распространение молодежной «масскультуры» и преподавание гуманитарных дисциплин спо­собствуют нивелировке политических воз­зрении старшеклассников, то различие в соци­альном статусе и материальном положении се­мей напротив, способствует разрастанию дифференциации в оценках текущих поли­тических событии, а также истории страны, особенно тех, что произошли в течение по­следнего столетия.

Все указанные выше обстоятельства были по возможности учтены нами при проведении исследования в выпускных классах основной и средней школы в крупных городах Российской Федерации на протяжении ряда лет. Здесь мы вынуждены ограничиться кратким изложением его результатов, во-первых, только по выпу­скникам средней школы; во-вторых, сведе­ниями,  полученными  в ходе опроса весной 20СО г.;  в-третьих,  только  вопросом  об  их гражданской позиции. В указанном иссле­довании, естественно, был охвачен более ши­рокий круг вопросов, включая нравственные установки  и  профессиональные  ориентации выпускников. В 2000 году опрос проводился в десяти крупных центрах Российской Федера­ции, притом расположенных почти во всех ос­новных зонах страны: Москва (Центр) Нижний Новгород  (Поволжье),   Екатеринбург.  Пермь Оренбург (Урал), Ставрополь, Краснодар (Юг)’ Омск,   Барнаул   (Сибирь),   Комсомольск-на-Амуре (Дальний Восток). Широкая «география» и достаточно представительное число опра­шиваемых (оно колебалось в пределах 1800— 2000 чел. по 9-м и 11-м классам вместе) дают основания утверждать, что приводимые ниже в таблицах средние по десяти городам цифры дают весьма полное представление о состоя­нии политического сознания 17-летних юно­шей и девушек, получающих полное среднее образование и в большинстве предполагающих продолжить обучение в высшей школе, т. е будущей интеллигенции. Инструментарий раз­рабатывался и совершенствовался ежегодно исследовательской группой, тираж распеча­тывался в Москве и рассылался на места Оп­рос проводился весной (март, апрель, иногда начало мая), в нем главная роль принадлежа­ла педагогам школ, получавшим анкету и ин­структаж, а также работникам региональных центров   профориентации.   В   исследовании приняли участие на общественных началах ра­ботники местных органов народного образова­ния и вузов (доц. Т. А. Панкова в Оренбурге проф_ Р. Г, Лифшиц в Комсомольске-на-Аму­ре). Опрос проводился в 9-х и 11-х классах, в каждом городе в трех школах: двух обычных муниципальных (в центре и на рабочей окраи­не) и з одной школе «элитного» типа (гимна­зия, лицей). В анкету в качестве специального блока были включены вопросы о социальном статусе родителей и материальном положении семьи.

Все это позволило провести кросс-анализ по таким аспектам: региональному, т. е. зависи­мости установок учащихся от города (региона)-типа учебного заведения (обычная и элитная школа); от социального статуса и материаль­ного положения семьи. В целях выяснения свя­зи гражданских установок учащихся с типом школы и социальным положением родителей (или лиц, их заменяющих) сверх общей про­граммы в 2000 г. нами был дополнительно про­веден опрос в выпускных (9-х и 11-х) классах негосударственных (частных) школ в Москве. В данном случае пришлось столкнуться с труд­ностями вследствие нежелания администрации большинства   частных   школ   способствовать проведению опроса учащихся из соображений «коммерческой тайны». Поэтому численность опрошенных в частных школах невелика, при­мерно по сто человек в 9-х и 11-х классах. Для сопоставления   результатов   нами   дополни­тельно был проведен опрос по той же програм­ме в трех муниципальных школах Восточного округа Москвы с той же численностью выпуск­ников, что и в семи частных школах, где состав групп меньше. Исследование проводилось на базе   Всероссийского   научно-практического центра   профориентации   и   психологической поддержки   населения  Минтруда  РФ.  Автор пользуется случаем выразить благодарность руководству ВНПЦ профориентации и работ­никам региональных центров, которые прини­мали  в опросах учащихся непосредственное участие. Особо следует отметить постоянное сотрудничество с И. Д. Лясковской, В. А. Про-ходой, О. П. Новожениной в процессе получе­ния и обработки полученных материалов.

Охватить полностью все стороны и проявле­ния политического сознания — задача практи­чески невыполнимая в эмпирическом исследо­вании. Мы избрали следующий путь — ограни­чились постановкой трех вопросов, в которых учащимся предлагалось дать градуированную оценку трех важнейших событий в истории на­шей страны в XX веке: Октябрьской революции 1917 года, а тем самым установившегося в ре­зультате ее победы советского строя; победы СССР в Великой Отечественной войне 1941— 1945 гг.; десятилетия «реформ», проходивших в 90-е гг. В понимании сущности и роли этих событий, оценке их роли в истории страны и современном  ее  состоянии,  на  наш  взгляд, весьма    полно    выражаются    политические взгляды входящих в жизнь после школы моло­дых людей. Сопоставление ответов с социаль­ным статусом глав семьи, т.  е. социальным происхождением учащихся, позволяет судить о том. как существующая в обществе социальная дифференциация  сказывается  на различиях внутри контингента учащихся по направленно­сти политического сознания. Мы приводим в прилагаемых ниже таблицах данные по соци­альному статусу родителей в среднем по ука­занным десяти городам; приводить аналогич­ные данные по составу родителей учащихся московских частных школ, где годичная оплата составляет от 500 до 5—6 тысяч долларов, нет необходимости. В целях сравнения приводятся также   результаты   опроса   учащихся   трех «обычных»  муниципальных  московских  школ (см. таблицу № 1).

Обращает на себя внимание прежде всего степень воздействия массированной пропаганды и изданных в последние годы учебников, при­званных произвести «обновление гуманитарного образования» в школе. «Промывка мозгов» ве­лась и ведется целенаправленно. Достаточно вспомнить шум либеральной прессы и основных телевизионных каналов по поводу перезахороне­ния останков семьи последнего представителя династии Романовых. Николай Н представлен как мученик и святой, в то время как его не случайно после расстрела мирной демонстрации рабочих на Дворцовой площади 9 января 1905 года прозвали «кровавым». Эта репутация была подтверждена затем «столыпинскими галстуками», т. е. массо­выми репрессиями, ленским расстрелом и т. д. Фильм С. Говорухина «Россия, которую мы поте­ряли» призван был внушить ложные представле­ния о царской России, в которой 80% населения было безграмотным, крестьяне периодически го­лодали и т. д. В популяризируемых телепередачах Э. Радзинского о событиях российской истории всемерно облагораживается жизнь царей и пра­вящих классов. Шумная кампания лидеров правых партий — Немцова, Хакамады, Явлинского и дру-

 

гих с требованием перезахоронения тела Ленина сопровождается проклятиями в адрес вождя Ок­тябрьской революции и советского строя. Все это транслируется по «телику» и отравляет сознание молодежи. В этом же направлении «работают» учебники по отечественной и всемирной истории, рекомендованные для использования в школе Министерством образования.

В результате действия этих факторов оценку «скорее положительно» историческому собы­тию, повернувшему всю мировую историю по но­вому руслу, а нашу страну превратившему в одну из двух сверхдержав (пока не распался Совет­ский Союз), дало всего 13,7% опрошенных, а оценивших ее роль «в равной мере положитель­но и отрицательно» 37,5%. Весьма характерно, что затру днил^ь с ответом, что свидетельству­ет о путанице б голове, 21 %, а «скорее отрица­тельно» отозвались об этом историческом собы­тии 27,3%.

Выше уже отмечалось, что нивелирующему воздействию отмеченных выше факторов проти­востоят господствующие в семьях и усвоенные подростками воззрения, обусловленные различи­ями в их социальном статусе и материальном по ожении. Заметим, что средние данные по 10 го­родам и по московским муниципальным школам практически не отличаются. Ясно выраженная позитивная оценка революции 1917.года, при сравнительно небольших колебаниях оценок, преобладает у живущих «в нищете» и у подрост­ков из семей руководителей госпредприятий и уч­реждений. Наиболее наглядно различие проявля­ется среди лиц, выросших в семьях предпринима-

телей,— 34,7% в муниципальных школах и в осо­бенности среди учеников московских частных школ, семьи которых очень высоко обеспечены. Всего два ученика частных школ (1,9%) дали в целом позитивную оценку этого исторического со­бытия, в то время как «скорее отрицательную» половина общего числа.

Наименьшие различия выявились при оценке Победы в Отечественной войне (см. табл. № 2).

Позитивная оценка победы в Отечественной войне явственно преобладает среди учащихся му­ниципальных школ, и только в частных школах один из десяти сомневается в этом и еще один из десяти оценивает позитивно и негативно одновре­менно. Из этого не следует, что пропагандистские усилия телевидения и «либеральной» печати не были  сосредоточены   на  всяческом  охаивании Отечественной войны. Вопрос о ее возникновении был основательно запутан публикацией тиражом в сотни тысяч экземпляров книги предателя Суво­рова (Резуна.) «Ледокол» и последующих его писа­ний, 8 которых с помощью передергивания фактов автор стремился доказать, что зачинщиком войны  является не гитлеровская Германия, а Советский Союз, что Сталин собирался напасть первым, но не успел, мол, опередить Гитлера. Эта лживая версия была распропагандирована НТВ в специальном  фильме Е. Киселева и в десятках периодических изданий. Победу в войне стремились изобразить с помощью сопоставления потерь так, что, мол, «немцев завалили трупами». При этом игнорирует­ся тот факт, что против СССР воевали под води­тельством немцев итальянская, венгерская, ру­мынская, финская армии, испанская «голубая ди­визия», а также добровольческие соединения и части СС, составленные из фламандцев, францу­зов, прибалтов и т. д. Если первый период войны вследствие внезапности нападения и неотмобили-зованности Советской армии, а также плохо под­готовленные наступательные операции весны 1942 г. принесли нам колоссальные потери, в том числе пленными, то в последующем, особенно после Сталинграда, потери вражеских сил были больше наших; кстати сказать, среди военнопленных бо­лее трети составляли солдаты и офицеры союзни-ков Германии и указанных выше дивизий СС. От­вратительны по своей антипатриотической на­правленности прославленные либеральной прес­сой повесть «Генерал» Г. Владимова о предателе Власове и сатира на советского солдата-победи­теля, написанная В. Войновичем и экранизирован­ная на Западе, изображающая советского воина в лице солдата Чонкина тупым и невежественным существом. Начатое еще Хрущевым принижение роли Сталина, как руководителя страны в годы войны и Верховного Главнокомандующего, было дополнено усиленным поношением полководчес­кого искусства маршала Жукова. Но эти пропаган­дистские усилия оказали в целом незначительное влияние на сознание молодого поколения. Проти­воядием служило господствующее в обществе, в семьях, среди старших поколений гордость Побе-

дой и подвигов ее участников. Определенную роль также сыграли принятые в последние годы прави­тельством меры по возвеличиванию Победы (па­мятники в Москве, Прохоровке и др.), парады ве­теранов на Красной площади, начатый (сравни­тельно редко на фоне западной продукции) показ по телевидению правдивых фильмов о войне.

Наибольший разнобой в ответах вследствие различий в социальном климате семей, а также школьных коллективов обнаруживается в оценке реформ, проводившихся Гайдаром и последую­щими, сменявшими друг друга по воле Ельцина правительствами. Поскольку опрос проводился весной 2000 г., незначительные изменения в ход реформ, внесенные командой Путина, фактичес­ки не оказали влияния на ответы опрашиваемых (см. табл. 3).

В оценках роли реформ 90-х гг. расхождения обнаруживаются по ряду основных пунктов. Во-первых, по территориальному признаку: в столи­це доля ответов «скорее положительно» в муни­ципальных школах на 4,4% выше, чем в целом по РФ (в сводных данных Москва тоже учтена). Это неудивительно, так как уровень денежных дохо­дов на душу населения в Москве (даже с учетом более высоких цен) в четыре раза выше средне­го по России, доля высокообеспеченных слоев населения также выше, а именно они широко представлены в родительском контингенте оп­рашиваемых выпускников средней школы.

Во-вторых, именно 8 оценке роли неудавшихся реформ в жизни страны материальное положение семей играет первостепенную роль. Отрицатель­ная оценка возрастает при сравнении уровня жизни семей — от 25,3% среди «живущих в пол­ном достатке», до 42,3% среди тех, кто «не может свести концы с концами». Выпадает из этого ряда  которых никогда не имели дела с преподавани­ем в школе, но охотно взялись за выгодное дело и получали солидные гонорары.

Об идейном содержании и качестве этого пото­ка учебной литературы было высказано очень много справедливого (6). Мы тоже посвятили это­му неблагодарному занятию некоторое время. Так, своей предвзятостью поразил учебник В. Со­рокина и А. Уткина по истории России в XX веке для учащихся 11-х классов. Авторы ратуют вся­чески за ослабление государственного регулиро­вания экономикой, хвалят российскую власть за то, что она таковое ослабила, но «предоставила гражданам свободу выбора» (7). Будто в конце XX века государственное регулирование хозяйством не может быть совмещено с известной свободой выбора как предпринимателями, так и лицами на­емного труда! В ведущих странах Запада искусст­во управления приносит плоды в виде роста про­изводства и благосостояния населения как раз потому, что они удачно совмещаются. Проведен­ный нами анализ ряда других учебников по исто­рии России, всеобщей истории, политологии, со­циологии, праву и т. д., используемых в обследо­ванных школах, засвидетельствовал, что данные в них формулировки сплошь и рядом превраща­ются в штампы, которые воспроизводятся школьниками на экзаменах и в ответах на вопро­сы анкеты. За небольшими исключениями (напр., учебника акад. Рыбакова и проф. Преображен­ского по истории России) учебная литература и, следовательно, преподаватели внедряют в умы учащихся односторонние представления о рево­люции 1917 г. и гражданской войне, о развитии экономики и культуры за 70 лет Советской влас­ти, о причинах и следствиях победы советского народа в Отечественной войне, о причинах распа­да СССР и провала радикально-либеральных ре­форм в 90-е годы. Более подробно по каждому из этих вопросов было сказано при анализе таблиц по результатам опроса выпускников школы.

Другой важнейший вопрос общетеоретичес­кого плана — роль школы в ее современном ви­де в развитии социально-классовой структуры общества, в углублении его социальной поляри­зации. Отмеченные выше различия в ответах на вопросы нашей анкеты должны быть осмыслены в более широком плане. Взаимодействию эконо­мики и политики вообще присущ классовый ха­рактер, который с особой силой проявляется в социальной политике, составной частью которой является политика в сфере образования. Упо­мянутая выше вариативность образования уже в Законе 1992 года приняла вполне определенные очертания: обязательным было определено ос­новное образование (9 классов), что означало шаг назад сравнительно с Конституцией СССР 1977 года, провозгласившей обязательное пол­ное среднее образование молодежи; к концу 80-х годов это требование было в основном осу­ществлено. В последующем были приняты меры, снимающие некоторые ограничения при перехо­де всех желающих в 10-й класс общеобразова­тельной школы. Но решающая роль принадле­жит экономическим условиям жизни большинст­ва населения. Обнищавшие слои общества не имеют возможности для продолжения учебы детей после основной школы потому, что учеб­ники стали в основном платными, равно как «дополнительные образовательные услуги» в старших классах; кроме того, с родителей не­престанно требуют вносить деньги на ремонт школы и другие цели.

Для сельского населения возникли дополни­тельные ограничения в получении детьми полно­ценного образования. Малокомплектные школы «нерентабельны» с точки зрения высоких затрат на одного ученика, во многих сельских населенных пунктах закрываются. Причины просты: уменьша­ется численность жителей многих деревень, осо­бенно детей, транспортное обеспечение по их до­ставке на занятия в более крупные населенные пункты становится невозможным из-за отсутст­вия средств. В результате дети не хотят в школу.

Массовый характер в городах приняла беспри­зорность, ее масштабы значительно больше, чем после гражданской и Отечественной войны,— бо­лее двух миллионов детей только по этой причине не учатся. В ряды армии призывают в основном юношей из менее обеспеченных слоев общества, поскольку учеба в высшей школе дает право на отсрочку. По сведениям призывных комиссий, до четверти призываемых в последние годы имеют начальное образование или того менее.

В планах на первое десятилетие нового XXI ве­ка правительство следует рекомендациям Центра стратегических разработок (Г. Греф). В разделе «Модернизация образования» предусматривает­ся, с одной стороны, переход на 12-летнюю шко­лу, с другой, дальнейшая коммерциализация об­разования. Отмеченное нами выше несоответст­вие между социальным составом учащихся 11-х классов и составом населения обречено на воз­растание, поскольку в документах ЦСР под­тверждена установка на вариативность образо­вания и на максимальное использование средств населения на образовательные цели (8). На сло­вах призывается обеспечить «равенство шансов» для всех представителей подрастающего поколе­ния, выходцев из всех слоев общества. Но при со­хранении нынешнего курса социально-экономи­ческой политики, а такова установка документов ЦСР в перспективе до 2010 года, на деле общеоб­разовательная школа будет служить важнейшим фактором переноса, трансляции социального не­равенства на последующие поколения, а тем са­мым фактором, способствующим его углублению.

 

В последнее время исследовательский интерес западных (прежде всего американских) этиков все более смещается в сторону прикладной проблематики. Этика, если говорить не о фактическом состоянии, а о наметившейся тенденции, все более становится прикладной. Если быть точнее, она расщепляется на множество прикладных этик (биоэтика, этика бизнеса, политическая этика и др.). Термин «прикладная этика» имеет свою традицию, не является он новым и для советской литературы. Более того, в советской этике есть опреде­ленное, достаточно четко институализированное направление, идентифицирующее себя как прикладная этика. Оставляя в стороне вопрос об исторически менявшемся содержании понятия, о том, как оно понимается в советской этике, попытаемся в самых общих чертах выявить смысл того прикладного поворота, который характерен для современной западной этики.

В данном случае речь идет не об обычной, столь естественной для всякой науки смене теоретических акцентов, а соответственно и тематических приоритетов. Можно предпо­ложить, что с появлением прикладной этики начинается принципиально новый этап развития этического знания. Этическая нормативность традиционно составляла некое самостоятельное духовное царство, дополнявшее и компенсировавшее несовершенство фактических нравов. Теперь же она становится способом организации самого реального бытия индивидов, формой преобразования общественных нравов. Этика оказывается практической не в каком-то превращенном, а в прямом и буквальном смысле слова: в своей нормативной части она смыкается, совпадает с самим процессом нравственого возвышения, гуманизации человеческих отношений.

Прикладная этика исследует пути приложения гуманистических норм к тем или иным конкретным секторам практической жизнедеятельности людей. Ее задача не в том, чтобы описать преломление моральных норм в той или иной среде, их трансформацию, а в том, чтобы выявить способы их воплощения в конкретных ситуациях человеческого бытия, вполне локализованных и поддающихся сознательному контролю. Смысл прикладной этики — перевести моральные ценности из идеальной формы бытия в практическую, притом не только в индивидуальном опыте, но и в организации общественной жизни, переформу­лировать их в терминах социального поведения, в полной мере сохраняя при этом их изначальное содержание. Этим она отличается от профессиональной этики, которая интересуется прежде всего изменениями и искажениями общезначимых моральных норм в процессе профессиональной деятельности. Одна из важных и специфичных задач профессиональной  этики — описать  те   отступления   от   абсолютных   в  своих   притязаниях моальных норм, которые обусловлены логикой, потребностями профессиональной деятельности и профессиональных интересов. Так, медицинская этика, например, описывает ситуации, при которых врач в пределах своих профессиональных целей может отступить от заповеди «не лги», невольно релятивируя таким образом саму эту заповедь. Прикладная этика, не замыкающаяся границами внутрипрофессиональных отношений, а обращенная всегда к тем или иным общезначимым секторам практики, имеет своим содержанием иной  предмет:  как поднять данную область практической жизни до уровня моральных требований, не допуская отступлений от них под прикрытием сложных, казусных  ситуаций? Если, скажем, рассмотреть ту же норму «не лги» в рамках логики биомедицинской этики  как прикладной науки, то право ее интерпретации не может считаться привилегией врача и быть поставлено исключительно в зависимость от задач лечения; мнение пациента, его желание и право знать правду о своем состоянии в полном соответствии с принципом моральной автономии личности приобретают здесь решающее значение.

Прикладная этика в ее современном варианте не интересуется вопросами обоснования морали — тем, что традиционно составляло преимущественный предмет этики, в силу чего она, собственно, и являлась частью (или срезом) философского осмысления мира. При м особо следует подчеркнуть: прикладная этика существует не как прикладная часть этики, не в паре с теоретической этикой, а как каждый раз вполне специальная и самостоятельная наука. Следовательно, ее «равнодушие» к общей теории, философии морали является принципиальным. Чтобы понять эту особенность прикладной этики, само превра­щение этики в прикладную науку, нужно подойти к вопросу исторически. Прикладная этика возникает на такой стадии развития, когда в обществе вырабатывается устойчивое согласие относительно гуманистических ценностей в их общечеловеческом содержании и личностном преломлении, когда проблема теоретического обоснования моральных норм потеряла общественную злободневность и на первый план выдвигается проблема их воплощения в общественном опыте. Скажем, биомедицинская этика предполагает полное согласие относительно того, что человеческая личность самоценна и морально автономна, что все должны руководствоваться нормами справедливости и милосердия. Если же в общественном сознании широко распространены убеждения, что моральность поступка определяется пользой общества, что личность не равна личности и кто-то (в силу социаль­ных, этнических и иных признаков) имеет преимущественные моральные права, то обсуж­дение таких проблем биомедицинской этики, как, например, проблема эвтаназии, может обернуться отрицательными результатами. Прикладную этику, следовательно, можно было бы назвать посттеоретической, она связана с теоретической этикой исторически, как следующая за ней, продолжающая ее стадия.

Как прикладная наука этика может существовать только в непосредственной коопе­рации со специальными областями знания и в контектсте конкретной, общественно орга­низованной формы деятельности. Этика не просто усваивает язык, механизмы определенной сферы общественной практики, она становится органичным элементом этой практики. Она, может быть, даже в большей мере принадлежит практике (бизнесу, медицине, политике и т. д.), чем университетам. Прикладную этику можно было назвать теоретизированием, но в терминах жизни или самой жизнью, но обогащенной рационально осмысленным этическим опытом.

Чтобы понять исторический смысл и масштаб новой, прикладной стадии развития этики, необходимо рассмотреть ее в контексте современного мирового развития, а говоря точнее, в свете того фундаментального факта, что нависшие над человечеством глобальные опасности перевернули господствовавшее в европейской духовной традиции представление о соотношении бытия  (жизни)   и морали. 

Рационалистически ориентированная этика (а рационализм — основной вектор евро­пейской этики) исходила из констатации, согласно которой жизнь является естественной предпосылкой, базисом человеческого бытия, объективно заданным пространством духов­ного развития. Жизнь мыслилась как данность, которая автоматически воспроизводит себя и вечна в том смысле, что существенно не зависит от человеческого выбора, нравствен­ного качества общественных отношений. Речь идет не о нравственных обязанностях индивидов по отношению к природе (они как раз в ряде учений признавались в качестве критерия индивидуальной моральной зрелости), а о том, что судьба природы никак не  сопрягалась с мерой культивирования этих обязанностей, как и вообще с мерой моральности человеческого бытия. Природная среда предполагалась, но ее существование не ставилось в зависимость от нравственно ответственного поведения.

В настоящее время ситуация изменилась коренным образом. Человечество оказалось перед лицом многообразных опасностей, смертельно угрожающих его существованию, и в целом жизни на Земле. И, что в данном случае особенно важно подчеркнуть, опасности эти — ядерная, экологическая и др. — исходят от самих людей.   Их причина — противоречие между глобальными производительными силами и локальными ценностными ориентациями, современными, практически неограниченными, универсальными технологическими возможностями и архаичными, узкими нравственными установками, исходящими из почти первобытного разделения людей на «своих» и «чужих». Решение этого противоречия, если не принимать всерьез абсолютно несерьезное предположение о возвращении к доиндустриальной эре, состоит только в том, чтобы сменить нравственную парадигму, от недо­верия, вражды и насилия перейти к диалогу, взаимопониманию и сотрудничеству. Вопрос стоит  так:  или   человечество   откажется   от   старого,   «блокового»   мышления,   научится преодолевать национальные, региональные и иные конфликты путем компромиссов, добра, ненасилия, или оно не будет иметь будущего. В свое время Августин говорил о двух свобо­дах: первая состояла  в возможности не грешить, вторая и последняя  будет состоять в невозможности   грешить.   Похоже,   что  мы   подошли   к  такой   стадии   развития,   когда будущее зависит от того, удастся ли нам подняться до свободы во втором смысле.

Если жизнь на Земле зависит от того, сможет ли человечество встать на прямой путь добра, то отсюда следует, что она зависит от морального выбора, от нравственного каче­ства общественных отношений. Если раньше жизнь рассматривалась как предпосылка, то теперь ее точнее было бы охарактеризовать как результат. Воспроизводство природного бытия опосредуется нравственным состоянием общества. Гуманизм — не вторичное каче­ство, по отношению к которому человеческая витальность оказывается нейтральной территорией, а первичная и безусловная основjего бытия и в общественном, а вслед за тем и в антропологическом смысле слова.

Выявившаяся зависимость природного бытия человека от его нравственного бытия связывает человеческое  будущее с  такими  нравственными   преобразованиями,  которые равносильны этической революции. Здесь уместнее говорить о второй этической револю­ции. Ее суть не в том, чтобы раздвинуть идейные горизонты морали (они и без этого доста­точно широки, предельны, человечество давно дошло до осознания абсолютности добра), а   в том,  чтобы   придать  практическую действенность,   материализовать  старые,  всеми признаваемые гуманистические ценности. Если содержанием первой этической революции в I тысячелетии до н. э. явилась выработка общегуманистического канона, идеи общечело­веческой морали, то смысл предстоящей второй этической революции иной — перевести эту  идею   в  план   практического  осуществления,   и   не   в   мистическом   индивидуально-духовном опыте, а  в опыте общественном, рационально организованном  и сознательно контролируемом.  В свете этой исторической перспективы переход этики с философско-теоретического уровня на прикладной, появление прикладной этики — процесс многозна­чительный и многообещающий.

 

         Россия устала от хаоса, беззакония и безначалия. В бесконечных и почти безнадежных спорах о возможности ее демократического обуст­ройства неизменно слышны вздохи об утраченной нами бюрократии, ко­торая обеспечивала порядок, и призывы не бояться этого слова, потому что и в демократической Европе, и в США именно бюрократия выпол­няет функцию структурирования и взаимосвязи большого государствен­ного организма. Но можно ли понять себя, глядя на Запад, как в зерка­ло, показывающее если и не наше настоящее, то хотя бы наше будущее? И не опасны ли сегодня ностальгия и поиск искомого централизма то в русском самодержавии, то в большевистской диктатуре, то в брежнев­ском государстве «развитого социализма», будто бы дававших аналоги европейской бюрократии?

         Еще в прошлом веке юрист, историк и философ Б. Н.Чичерин настаивал на органической связи централизации, бюрократии и демократического общежития. Разумеется, рассуждая о западных государствах, он, как и нынешние наши теоретики, примерял их устройство к россий­скому.

         Отечественные демократы (Н. Г.Чернышевский) возражали: нель­зя отождествлять российское самодержавие с европейским абсолютиз­мом, тем более с Северо-Американскими Штатами, и ссылались при этом на исторические работы самого Чичерина, показавшего беспре­дельный произвол наместников и воевод Московской Руси, чьи обычаи унаследовало российское чиновничество.

         Как сегодняшние публицисты в рассуждениях о благотворности бюрократии опираются на Макса Вебера, так и Чичерин исходил из «Философии права». Гегель говорил там о важности чиновничества для правильного функционирования централизованного государства. Но, по Гегелю, чиновничество и бюрократия составляют основную часть сред­него сословия (которое характеризуется развитым интеллектом и пра­вовым сознанием), а от их злоупотреблений, произвола и господства за­щищает контроль — сверху государством, снизу правами общин и кор­пораций.

         Стоит заметить, что сам Гегель считал эту конструкцию неприме­нимой к России, где среднего сословия нет, а налицо лишь крепостная масса и ее правители. В России не было и независимых общин, и корпо­раций со своими правами. Все общины и союзы создавались государст­вом в интересах фиска, что исключало наличие каких-либо прав, пред­полагая только повинности. Контролировать же произвол чиновников лишь сверху практически невозможно.

         Была ли в старой России и в СССР бюрократия? Есть ли она в стране сейчас? Та бюрократия, в которой М. Вебер видел благотворное и необходимое для развитого индустриального общества явление? Или хотя бы та, о которой как о кошмаре, безличной силе, не принимающей в расчет живого человека, писал Франц Кафка. Казалось бы, нелепые вопросы. Мы привычно считаем, что Россия, быть может, наиболее страдающая от бюрократии страна, что наше общество в плену у бу­мажной волокиты, что «без бумажки ты букашка, а с бумажкой чело­век».                                                                                             

         Бюрократия осуществляет профессиональную связь между четко очерченными и структурированными частями общественного организма. В ситуации перманентного хаоса и возвращения колоссальных масс насе­ления к бродячей, номадической жизни вступают в дело простейшие принципы организации общественных групп: атаман (или военный вождь, или партайфюрер), подчиненные ему воины (или члены партии) и все ос­тальные, которых можно и дозволительно убивать и грабить на почти ле­гальных основаниях. Примерно это уже начинает происходить в не столь отдаленных регионах бывшей Российской (и советской) империи.

         А можно ли все то, что сегодня творится в самой России, назвать властью бюрократов?

         Из состояния анархии и хаоса способен появиться лишь очередной российский правитель «с твердой рукой». И единственная, быть может, надежда – на влияние мировой экономической и бюрократической системы, которая втянет Россию в свою орбиту и поможет нашему чиновничеству преобразоваться в бюрократию параллельно с преобразованием, усложнением и структурированием нашей однородной, хаотической жизни.

         Ибо Россия, пожалуй, впервые переживает свой кризис, не находясь в конфронтации с западным миром.

         Если нынешняя смута разрешиться благополучно и в России возникнет наконец  среднее сословие – тогда, возможно, появиться и бюрократия в европейском смысле этого слова.

         Если же этого не произойдет, мы вновь окажемся во власти комиссаров, воевод – назовите, как угодно, — и будем не законопослушными гражданами цивилизованного государства, а в который уже раз завоеванными данниками и крепостными нового «ханства».

 

Сейчас есть основания выстроить в единую логическую цепь международные события последнего десятилетия и получить окончательное представление о смысле мировой политики уходящего века. Последние процессы на европейском континенте меньше всего отражают борьбу идеологий ХХ в. — соперничество демократии и тоталитаризма. Сегодня противостояние обрело знакомые очертания — граница его опять возникла там, где Ватикан, Речь Посполитая и империя Габсбургов стремились овладеть византийским пространством и где эта экспансия разбилась о мощь российского великодержавия, которое удерживало линию триста лет.
Миропорядок ХХ века с его механизмами и институтами демократического международного общения, на создание которых затрачены колоссальные политические и финансовые усилия уходит в прошлое. Агрессия суверенной Югославии — основателя ООН и участника Заключительного акта Хельсинки, совершенная под надуманным предлогом, завершила целую эпоху в международных отношениях ХХ века. Начавшийся этап есть новый передел мира. Он осуществляется, как и «во времена тиранов», прямой военной силой, однако под флером псевдогуманистической фразеологии и универсалистских идеологем.
Геополитически прежний миропорядок был установлен как итог Второй мировой войны, известный как ялтинско-потсдамская система. Он был подтвержден Заключительным актом Хельсинки 1975г., на основе которого была построена система общеевропейской безопасности. Идеологически он основывался на признании многообразия мира и цивилизаций со своими критериями добра и зла и паритета и сосуществования двух универсалистских идей коммунизма и либерализма. Даже в период «холодной войны» стороны признавали существование иных мировоззрений и выросших на них обществ и не считали себя вправе мотивировать военное и политическое давление несоответствием чьих-то стандартов «западным» ценностям».
В правовом смысле миропорядок второй половины ХХ века основывался на фундаментальном понятии суверенности государства-нации, которое является субъектом международного права. Причем правосубъектность никогда в истории не бывала первого и второго сорта, ибо ее источником было понятие суверенитет, вытекающего из самого понятия государства, а не более или менее «цивилизованный» тип государственного и общественного устройства, являющийся исключительной прерогативой внутренней жизни народа. Именно на нем концептуально основывается классическое международное публичное право с центральным постулатом — принципом невмешательства и понятием национальные интересы. Несмотря на особый характер идеологической борьбы на деле концептуальная основа право- и миропорядка после Второй мировой войны была традиционной, продолжая правовые концепции предыдущих веков.
Суверенитет — это полнота законодательной, исполнительной и судебной власти государства на его территории, исключающая всякую иностранную власть; неподчинение государства властям иностранных властей, за исключением случаев явно выраженного, добровольного согласия со стороны государства на ограничение своего суверенитета, как правило, на основе взаимности. В принципе суверенитет всегда является полным и исключительным. Суверенитет — одно из неотъемлемых свойств государства.
Другим важнейшим принципом, вытекающим из самого понятия суверенитета, является неприкосновенность территории государства, противоправность военной оккупации и посягательство на территорию с помощью силы. Таким образом, именно суверенитет делает государство независимым субъектом международных отношений. Более того, именно суверенитет является тем самым критерием, который позволяет отличить государство от других публично-правовых союзов, отграничить сферу властвования каждого государства как субъекта суверенной власти в пределах своей территории от сферы власти других государств.[1] Эта основа присутствует в Уставе ООН, хотя в нем были заложены и элементы универсализма, возводимые теперь в абсолют. Дополненный принципом нераспространения ядерного оружия, принятым большинством стран, при всех сложностях и естественной борьбе интересов, а также взаимных кознях, этот миропорядок обеспечивал мир и равновесие мировых сил дольше, чес все другие системы — Венская, Крымская. Версальская.
Война против Югославии опрокинула все традиционные основы права. Однако, надо признать, что агрессия лишь окончательно обнажила те постулаты, которые уже были применены в событиях последнего десятилетия, прежде всего в расчленении СССР и Югославии, но они были тщательно замаскированы идеологически маской «борьбы тоталитаризма и демократии». На Западе уже давно разрабатываются концепции «относительного», «функционального» суверенитета, теории «эффективности» в области осуществления государством своего суверенитета, и наконец, что опаснее всего в области носителя суверенитета. С.Н.Бабурин справедливо отмечает, что к сегодняшнему дню «теоретические споры вокруг проблемы суверенитета
давно уже стали ключевым инструментом политического противоборства.[2]
Любая доктрина, в том числе и права, имеет за собой философскую основу. Сегодняшняя апелляция к универсалистским идеям и попытки растворить государство-нацию не новы.
Государства с традиционными национальными интересами с начала ХХ века — уже не единственные вершители мировой политики и испытывают все более сильное давление вненациональных интересов. Еще в годы Первой мировой войны, задуманной с целью уничтожения традиционного Старого света и последних христианских империй, были вброшены две универсалистские идеи. Либерализм и марксизм не рассматривают нацию как субъект истории, для либералов — это гражданин мира — индивид, для марксистов — класс. Эти доктрины выдвинули и две родственные космополитические концепции международных отношений: Программа из XIV пунктов американского президента Вудро Вильсона, начертанная его загадочным alter ego полковником Хаузом и большевистская доктрина классовой внешней политики, канонизированная в хрестоматийных ленинских принципах. В главном они исходят от «купца русской революции» Гельфанда-Парвуса,[3] вложившего в сознание Ленина и Троцкого идеи «соединенных штатов Европы», универсализации мира, ослабления государств в пользу наднациональных структур.
Эти концепции как это ни парадоксально, программировали общий результат, какая бы версия не победила. И либерализм, и марксизм устраняют из истории нации. Они вели мир к уменьшению роли национальных государств и постепенной эрозии их суверенитета, шаг за шагом отдавая наднациональным механизмам роль сначала морального, а затем и политического арбитра, и меняли традиционную внешнеполитическую идеологию от защиты национальных интересов к достижению некой общемировой цели.
Мессианские цели всемирного характера были объявлены официальной внешней политикой, адресованной не правительствам государств-наций, а вненациональным идеологическим группам. У марксистов — это теория о пролетарском интернационализме под эгидой III Интернационала, у идеологов западноевропейского либерализма — распространение демократии, свободы и прав человека исключительно в их либеральном толковании. Обе доктрины, хотя и декларировали принцип невмешательства, явно вступали с ним в непримиримое противоречие. Главным инструментом либерального мондиализма в начале ХХ в. становились США, двигателем планетарных идей марксистской версии планировалось революционное советское государство.
Когда 1917г взорвал империю, alter ego президента В.Вильсона полковник Хауз посоветовал «заверить Россию в нашей симпатии к ее попыткам установить прочную демократию и оказать ей всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку». США выдвинули Программу XIV пунктов, которую Г.Киссинджер трактует как новое мышление, ибо США «считали применение Realpolitik аморальным… Американскими критериями международного порядка являлись демократия, коллективная безопасность и самоопределение».[4] Но Пункт VI предлагал вместо России «чистый лист бумаги», чтобы «начертать судьбу российских народов», через «признание всех де-факто существующих правительств»[5] — Украинской Рады, оккупированной Германией Прибалтики, а также «вывод из самопровозглашенных территорий всех иностранных войск» (Белой и Красной армий, стремящихся восстановить единство страны). Спешное международное закрепление расчленения России иначе как «Realpolitik» нельзя характеризовать.
Именно Соединенными Штатами, затем Ллойд-Джорджем идея самоопределения стала использоваться в дипломатической практике как их право признавать сепаратистов и расчленение других стран. Хауз и Ллойд-Джордж продвигали идею пригласить на Парижскую конференцию все «де-факто» существующие правительства на территории исторической России, в связи с чем зондировались различные промежуточные механизмы (конференция на Принцевых островах и др.).
Однако мир еще был не готов к планетарным концепциям. В самих США потребовались усилия чтобы укрепить на американской политической сцене соответствующие круги для развития линии Хауза — Вильсона, и понадобился весь ХХ век для реализации замысла против суверенных наций. Если Запад медленно, но неуклонно шел по этому пути, то СССР, наоборот, переживал процесс восстановления исторически преемственных государственных начал. Когда победа СССР 1945 г. привела мир к равновесию, был восстановлен традиционный правовой миропорядок.
Возврат к революционной антиэтатистской философии права был осуществлен в 80е-90-е годы и послужил весьма конкретной цели — разрушению СССР и Югославии, которая на глазах у США и некоторого противовеса Москве стала превращаться в антиатлантическую силу. Сахаровская идея пятидесяти трех государств и проекты «обновления» СССР являлись, по сути, ни чем иным, как возвращением в новых терминах к «ленинским принципам национальной политики». Планетарная идея всеобщего коммунизма у мыслителей сахаровско-горбачевской школы стала глобальной вестернизацией «единого
мира» под контролем мирового «демократического» порядка» с его институтами (ООН, ОБСЕ, Совет Европы), которые должны подвергать политическому и идеологическому остракизму «нецивилизованные» страны — Четвертый «демократический» Интернационал»? Под флагом западноевропейского либерализма и прав человека с Россией фактически сделано то, что задумано Лениным и Троцким в 1917 году.
Зерном этой доктрины для конкретной политики является объявление национальных интересов и суверенитета государства второстепенными перед понятиями демократия и права человека, что по схеме напоминает примат пролетарского интернационализма и целей мировой революции в историческом материализме. Новые категории выглядят действительно универсальными, но они универсальны лишь по значимости для людей, но не по содержанию. Их толкование навязывается исключительно в категориях философии западноевропейского либерализма, выросшего из рационалистической философии Декарта, идейного багажа Французской революции и протестантской этики мотиваций к труду и богатству. Эта философия мировой политики ориентирована на глобализацию и мондиализм. Из них следует ослабление роли национальных государств и их суверентитета, рост влияния и морального авторитета наднациональных структур и международных механизмов.
Российская внешняя политика в начале 90-х г. полностью восприняла доктрину единого мира, в котором целью и смыслом существования наций и государств объявлена борьба за «мировую демократию» как ранее — строительство мирового коммунизма. И то, и другое противоположно стремлению каждой нации воплотить в своем историческом творчестве цели и ценности национального бытия и классическим задачам внешней политики — обеспечивать суверенитет и добиваться внешних условий для того, чтобы беспрепятственно воспроизводить свои ценности и традиции — то есть национальную жизнь из поколения в поколение. В христианском толковании мировой истории идея единого мира в любой версии посягает на богоданное многообразие мира и концепцию всеединства, в которой опыт каждого человека и каждого народа (даже отрицательный) имеет всемирно-историческое значение.
Эта линия российской внешней политики получила конкретное воплощение в полном единении с западными странами, которые под флером псевдогуманистической риторики вели совершенно реальную политику: война «Буря в пустыне» с целью лишения Ирака обретаемой им роли региональной супердержавы, расчленение антиатлантической Югославии, давление на «демократическую» Москву с тем, чтобы демонтаж СССР был произведен по республиканским границам и все народы, тяготеющие к России (кроме Белоруссии), были лишены правосубъектности. Согласие Горбачева на объединение Германии без закрепленных обязательств имело в качестве ответа линию на расширение НАТО.
Внешняя политика США в этот период стала еще более идеологизированной и претендующей на выражение общемирового идеала, отождествление мира и себя как передовой страны единственной мировой цивилизации. Однако за этим нетрудно увидеть «Realpolitik», как и за Программой В.Вильсона. США откликнулись на драматические события 1991 года в духе своей стратегии 1917-го и приветствовали разрушение державы советской теми же словами, что в начале века крах державы Российской. «Неовильсонианство» проступило в обещании США признать Украину, данном до референдума, и в признании Грузии до легитимизации власти в Тбилиси. Новые субъекты немедленно приняты в международные структуры, предложен вывод из них «иностранной» армии. Демонтаж СССР и создание новых субъектов международного права были проведены так, что народы, тяготеющие к России (кроме Белоруссии) были намеренно лишены правосубъектности.
То же испытала на себе Югославия. Для поспешного признания расчленения СССР и Югославии — государств-основателей ООН и участников Хельсинкского Акта — их целостность, а не субъектов их федераций гарантировали 35 подписавших Акт стран — было применено положение о праве наций на самоопределение и положение о мирном изменении границ. Но территории Украины, Грузии, Молдавии, Боснии и Герцеговины, Хорватии объявлены не подлежащими изменению. Их границы — внутренние административные — провозглашены международными и неприкосновенными на основе того же Акта — здесь был использован принцип нерушимости границ.
Ни одно западное государство в ХХ в. не позволило применить к себе пресловутое «право наций на самоопределение», которое «нарушает суверенитет каждого окончательно образовавшегося государства» (Etat definitivement constitue) и «поэтому не принадлежит ни части, ни какому-либо другому государству.» Эксперты Лиги Наций установили, что в западных государствах «право на самоопределение» противоречит «самой идее государства как единицы территориальной и политической» и праву остального народа и государства на единство, что в качестве компромисса рождает лишь культурно-национальную автономию. Но исключение было сделано для «стран, охваченных революцией».[6] По отношению к себе Запад по-прежнему
придерживается традиционного понятия суверенитета и территории. Еще Гуго Гроций в знаменитой работе «О праве войны и мира» указывал, что «территория как в целом, так и в ее части составляет общую нераздельную собственность народа…»[7]
Сейчас западная наука все более оказывается на роли обслуживание универсалистской идеи единого мира под эгидой западных идеологических институтов и склонна сводить суверенитет к правам нации и личности, причем смешивается западное же понятие нация с этносом, что позволяет произвольно объявлять любые сепаратистские устремления национально-освободительным движением к самоопределению. Так В.Л.Цымбурский приводит в качестве примера попытку литовского юриста А.Бурачаса в этом направлении. Игнорируя всю основу теории суверенитета и самого ее родоначальника Ж.Бодена.[8] В контексте явных сепаратистских политических задач литовской элиты начала перестройки А.Бурачас утверждал, что суверенитет есть ни что иное, как «совокупность полновластия нации и прав, гарантирующих независимость личности…»[9] Не поддающийся определению суверенитет личности прикрывает этно-национальные претензии на отторжение территории.
Центральной идеологемой нынешнего подрыва традиционного права и сознания стал тезис о так называемых правах абстрактного человека. Философия этого тезиса — есть логическое завершение идеи автономности от Бога человеческой личности, главный результат усилий антихристианского Просвещения, который к концу Тысячелетия привел к полной атеизации и дегуманизации понятия человек и низвел свободу к свободе инстинктов, что означает рабство духа. Провозглашение жизни как высшей ценности подрывает не только всю двухтысячелетнюю христианскую культуру, но и саму основу человеческого общежития, его простейшие формы. Если жизнь высшая ценность, то мать не закроет собой дитя, муж отдаст жену насильнику. Понятие отечества и государства лишены смысла, ибо защищать их некому. Это дегуманизация человека, его бестиализация, так как человек только там, где дух выше плоти. Вера, Отечество, долг, честь, любовь — метафизические ценности были для человека выше жизни, а для христиан вдохновляющим образом была Крестная Жертва Спасителя, и в Евангелии сказано: «нет больше той любви, как если кто душу свою отдаст за други своя».
Эта концепция имеет и социальные следствия. Человек, свободный от ассоциаций с высшими духовными ценностями — религиозными, национальными, семейными, становится не гражданином Отечества, а гражданином мира, живущим по принципу «ubi bene ibi patria» — «где хорошо, там и отечество» — то есть «хлебом единым». Такому человеку удобнее мировое правительство, а не правительство национальное. Нация перестает быть преемственно живущим организмом, связанным духом и общими историческими переживаниями, и превращается в народонаселение — в охлос — это и есть судьба самонадеянного демоса и его мнимой кратии в одномерном атлантическом Pax Americana, где за охлократией стоит всесильная олигархия. Строительство такого мирового правительства — налицо, как и налицо эрозия суверенитета и нации как главного субъекта международных отношений.
Модиалистские устремления проявились со всей рельефностью и конкретностью прежде всего в политике многосторонних механизмов, на создание которых были затрачены в свое время огромные материальные и политические ресурсы. ООН и ОБСЕ, после отказа России от традиционных основ политики немедленно отреагировали и стали вести себя как мировое правительство, пользуясь универсалистскими постулатами заложенными в их Уставах. Однако эти крупные международные структуры отражали послевоенный баланс сил в международных отношениях и являлись их надстройкой. Они создавались тогда, когда роль СССР исключала одностороннее давление, поэтому все уставы, хартии и резолюции содержат и традиционные понятия о суверенитете, и критерии толкования проблем с позиции многоипостасного мира, которые и сейчас при надлежащей политической воле способны ограничить давление на национальный суверенитет. Эти положения сохраняются, и есть возможность вернуть эти организации на рельсы многостороннего диалога.
Но параллельно Запад создавал свои механизмы, особенно в неправительственной сфере, закладывая в них свою систему критериев с акцентом на примат ценностей западноевропейского либерализма образца ХХ атеизированного века с претензией на их универсализм, оражающий идеологию единого мира, который неизбежно вовлечет в свою идеологическую и политическую орбиту все другие цивилизации. Роль этих органов росла от консультативных к координирующим и указующим, что очевидно на примере Совета Европы, превращенного в могущественного наднационального арбитра. Сегодня Совет Европы это ни что иное как IV либеральный Интернационал, выдающий лицензию на цивилизованность. Россия, потеряв волю и инициативу, стала заложником глобальной машины и должна перенести усилия на двусторонние отношения.
Хотя в официальной риторике мировых лидеров продолжают фигурировать прежние понятия,
они становятся уже малосодержательными клише, рудиментами уходящей эпохи. В мире теперь только США единолично назначают критерии «правды», сами судят, сами принуждают и самим карают всех непокорных, объявляя их нецивилизованными, а значит подлежащими грубому давлению извне и лишаемыми защиты международными правовыми нормами.
Сегодня фантом «воли международного сообщества» прикрывает агрессию и карательные операции НАТО, этому служит и удобная эгида «универсальной» международной организации — ООН. Но обе стороны медали — и присвоение Соединенными Штатами себе роли арбитра и универсальная эгида — это угроза понятию государство и суверенитет, это конец системы международного права, Устава ООН и принципа невмешательства, конец эры государства-нации. Международное публичное право, в котором субъектом является государство, становится факультетом ненужных профессий. Все договоры и соглашения на самом деле лишь протокол о намерениях с клаузулой «rebus sic distantibus» (при таком положении дел, пока условия сохраняются).Вопреки псевдогуманистической пропаганде — роль силы в международных отношениях чрезвычайно возросла, а карта Европы вновь стала зыбкой, как несколько веков назад, ибо начат новый передел мира.
На глазах закладывается и новые идеологические основы миропорядка, которые имеют две стороны — акцент на примате якобы универсальных наднациональных стандартах и ценностях и «общемировых» интересах над архаичными национальными, и парадоксальный возврат к идеологии «сверхгосударства» для избранных, однажды уже отчетливо сформулированной идеологами расширения немецкого жизненного пространства. В свое время эти идеи вместе с дарвиновской теорией борьбы видов за выживание, в которой сильный безжалостно вытесняет или устраняет слабого, вскормило западную геополитику пангерманистов Ратцеля, Риттера, Хаусхоффера, а сегодня взято на вооружение США в дополнение к идеологемам, естественно выросшим из идеи особого предназначения англо-саксонского пуританизма.
Трудно не заметить, что США для себя самих себя все отчетливее демонстрируют мышление в духе имперской доктрины Генриха фон Трейчке, разработавшего пресловутую доктрину «Deutschland uber alles», сначала вдохновлявшей железного канцлера О. фон Бисмарка, а затем получившей известное воплощение в ХХ веке: государство — абсолют в себе, и его воля должна всегда подчиняться только самой себе: «В самой сути государства не признавать над собой никакой силы». В его теории наибольший грех, достойный презрения — это слабость, мораль же — прибежище мелких, не способных вершить великие дела государств.

Однако, узурпировав право выносить вердикт другим и ставя себя над международными законами, США на пороге III Тысячелетия нуждаются в универсалистской идее и провозглашают «мировое правительство» через некое подобие доктрины Брежнева: защита демократии и прав человека — общее дело мирового сообщества. Философия либерализма извращается в тоталитарное мировоззрение, не терпящее сосуществования иных ценностей. Ясно, что любое государство, прежде всего, обязано проводить проамериканскую политику и не препятствовать геополитическим планам овладения миром, иначе его демократия будет немедленно объявлена ненастоящей, а само государство фашистским.
Как и сто лет назад Западу мешает существование достаточно сильного и самостоятельного славянского православного государства вне их политического контроля, ибо такое государство при его скромной величине меняет соотношение сил в Европе. Сбываются предвидения Н.Я.Данилевского: все мировые конфликты концентрируются на Балканах на стыке латинства и православия.
«Европа… видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, что не может служить для нее материалом, из которого она бы могла извлекать свои выгоды» — писал он полтора века назад. Далее следуют совсем провидческие слова, как нельзя подкрепленные и геополитическими событиями ХХ века, и процессами внутри самих славянских элит, зараженных самоубийственным западничеством: «Как ни рыхл и ни мягок оказался наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, Европа понимает…, что под этой поверхностью лежит твердое ядро, которое не растолочь, которое нельзя ассимилировать, которое имеет и силу, и притязание жить независимою, самобытною жизнью… Итак, во что бы то ни стало, — не крестом, так пестом надо не дать этому ядру окрепнуть и разрастись… Тут ли еще думать о беспристрастии, о справедливости. Для священной цели не все ли средства хороши?… как дозволить распространяться влиянию враждебного, варварского мира? Не допускать до этого — общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации».[10]
Симптоматично, что еще в ходе кризиса в Боснии в США был переиздан Доклад 1914г. Фонда Карнеги о Балканских войнах. В то время как национальные идеи сербов названы плодом воображения экзальтированных «истории».

 

 Новое тысячелетие подарило международной безопасности ряд новых вызовов как на региональном, так и на глобальном уровнях. Характерно, что сегодня оба эти уровня являются взаимодополняющими, что таким образом не исключает воздействия региональных проблем на глобальную стабильность в целом. Именно такой региональный вызов представляет собой военная операция, проведенная США в Ираке в 2003 году, которая стала очередным узлом противоречий ближневосточного региона прежде всего с точки зрения  собственных последствий и  их воздействия на трансформацию политики единственной в мире сверхдержавы.

Итак, каковы же были основные стратегические задачи Вашингтона  в 2003 году, то есть в период операции «Иракская свобода»? Хотелось бы оговориться, что здесь идёт речь о конкретных целях, путь к которым должна была открыть война в Ираке.

1.Создание в регионе пояса демократических государств,  которые  в перспективе заменят диктаторские режимы «государств-изгоев», а также некоторые полуавторитарные режимы других арабских стран. Предполагалось, что после свержения режима С. Хусейна начнётся строительство демократического государства в Ираке,  что повлечёт за собой общую демократизацию региона. Основой такого проекта стала  «программа Большого Ближнего Востока». В целом, речь шла о создании и контроле нового геополитического макрорегиона – Большого Ближнего Востока. Этот макрорегион объединяет: Египет, Израиль, арабские страны Ближнего Востока, Турцию, Закавказье (Азербайджан, Армению, Грузию), пять государств Центральной Азии (Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Туркмению, Узбекистан), Иран, Афганистан и Пакистан. При этом создаваемую систему контроля предполагалось создать в тесном взаимодействии с ближайшими союзниками  США – Турцией и Израилем.

Таким образом, реализация «программы Большого Ближнего Востока» позволила бы решить целый комплекс задач, начиная с проблемы безопасности Израиля и заканчивая установлением контроля над основными энергетическими ресурсами региона, что имеет важнейшее геополитическое значение для будущего Соединенных Штатов.

Один из способов «вовлечения» этого макрорегиона в демократическую орбиту, США видели в активном использовании национальных вооруженных сил, экспорте демократии западного образца и укреплении основ рыночной экономики.

2. Сдерживание   наиболее антиамериканского режима Ближнего Востока, а именно исламского режима  существующего в Иране с 1979 года.  Предполагалось, что  в результате  демократизации Ирака  повысится эффективность  этой политики, которую уже десятилетие практикует Вашингтон. Идея, сформулированная ещё при администрации Б. Клинтона,  является частью концепции «двойного сдерживания» Ирана и Ирака, в рамках которой предлагалось использовать механизм экономических санкций и политического бойкота с целью свержения существующих режимов и демократизации внутриполитической системы указанных государств. К концу 90-х годов политика эта была признана неэффективной, после чего весь мир в 2003 году имел возможность наблюдать за американской военной операцией против Ирака, которая по сути стала началом воплощения давно задуманного.

3. Нейтрализация конфликтного потенциала Ближнего Востока.  По оценке целого ряда американских специалистов в области геополитики  Ближний Восток обладает наибольшим конфликтным потенциалом, представляющим для США непосредственную угрозу, и поэтому требует американского вмешательства.  Особой угрозой  безопасности американские аналитики называли  распространение ядерного оружия в регионе. Именно эта проблема наряду с терроризмом по сегодняшний день занимает лидирующие позиции в списке основных угроз национальной безопасности США.

До последнего времени ядерное сдерживание считалось  универсальным путем предотвращения агрессии,  однако после 11 сентября  это утверждение было пересмотрено на наивысшем уровне. Впервые такая мысль прозвучала в знаменитом выступлении Дж. Буша-младшего  в Вест-Пойнте  в мае 2002 года. «Сдерживание невозможно, если нерациональные диктаторы, которые обладают оружием массового уничтожения, способны поставлять это оружие или ракеты террористическим союзникам». Возможность связи между так называемыми «государствами-изгоями» и известными террористическими организациями побуждает администрацию  Дж. Буша-младшего характеризовать эту группу государств как «террористические».

Именно против таких «террористических» режимов и направленны  «проактивные усилия» относительно укрепления режима нераспространения ядерного оружия. Согласно с положениями Стратегии национальной безопасности 2002 года, которые составили так называемую «доктрину Буша»: «Маловероятно, что сдерживание, основанное только на угрозе возмездия, сработает против более склонных к риску лидеров «государств-изгоев», которые способны поставить на карту жизни своих соотечественников и благосостояние народов». Таким образом, опираясь на положение о «неминуемой угрозе», «Соединенные Штаты, в случае необходимости, будут действовать на опережение».   Стратегия национальной безопасности 2002 теоретически обосновывает переход США от сдерживания агрессора существующим военным потенциалом государства к  активному применению этого потенциала.

Эти  положения  составили  идейную основу  военной операции США против Ирака в 2003, когда Вашингтон фактически воплотил этот принцип в жизнь.

Сколь  эффективным оказалось выполнение поставленных задач демонстрирует нам современная практика, а именно такие события как  начало гражданской войны в Ираке и активизация деятельности различных террористических группировок на территории государства, стремительное развитие иранской ядерной программы, общий рост антиамериканизма в регионе.

Здесь представляется целесообразным говорить непосредственно о реализации поставленных задач, поскольку  этот процесс ярко отражает те изменения, которые  сама ситуация привнесла в формирование политики США.

1.В качестве возможных геополитических сценариев на Ближнем Востоке на период один — два года уже в конце 2003 года учёными рассматривалось два варианта – пессимистический и оптимистический. Пессимистический вариант предполагал резкую дестабилизацию региона  в случае обострения противоречий между США и Израилем, с одной стороны, и арабскими странами – с другой.

После свержения С. Хусейна руководство арабских стран увидит все больше исходящих со стороны США угроз для их политического, идеологического и экономического положения. Все это может привести к возникновению организованного противодействия США и Израилю как главному американскому союзнику. К тому же высокий уровень антиамериканских настроений в арабском обществе обеспечит необходимую поддержку населения.

Наиболее действенным способом борьбы с США станет поддержка вооруженного сопротивления в Ираке, а также террористических организаций, действующих в Палестине.

Оптимистический вариант допускал возможность для США в краткосрочной перспективе создать работающую систему безопасности в Ираке, которая быстро принесет определенные положительные результаты. Вопреки противодействию части арабского общества, США смогут взять под контроль антиамериканские настроения, в том числе и за счет давления на Израиль в палестинском вопросе.

 К сожалению второй сценарий не оправдался, и на сегодняшний день идея создания «большого Ближнего Востока» во главе с демократическим Ираком представляется довольно фантастичной. Активизация противостояния шиитских и суннитских группировок на территории Ирака, рост террористической деятельности всё больше толкают американскую администрацию к осознанию необходимости вовлечения арабских государств Ближнего Востока и Ирана в решение иракской проблемы.

Решительную поддержку этой тактике сегодня оказывает Посол США в Ираке Залмай Хализад.  Поскольку и арабские государства и Иран оказывают существенное влияние на шиитские и суннитские слои  населения Ирака,  стабильное будущее страны без учёта мнений этих государств практически нереально, считает Хализад.

Вопросы привлечения арабских государств к решению будущего Ирака обсуждалось ещё  в ходе президентских выборов 2004, когда кандидат от демократической партии Дж. Керри решительно выступал за  включение  Лиги Арабских государств в переговоры с целью достижения «политического соглашения» по Ираку. Правда, Керри не упоминал Иран, однако сегодня практически все специалисты сходятся на мнении о том, что  без участия Ирана невозможно эффективное решение иракского кризиса.
Збигнев Бжизинский, в частности,  в марте нынешнего года внёс предложение  созвать в Ираке «конференцию мусульманских соседей, заинтересованных в поддержании стабильности в Ираке и в предотвращении гражданской войны».

В своей речи в Центре Американского Прогресса 16 марта 2006 года учёный подчеркнул, что стабилизация Ирака также совпадает с иранскими интересами.

Растущая поддержка в американских внешнеполитических кругах  активного включения Ирана и арабских стран  в мирные переговоры ещё более усилилась вследствие  мартовского всплеска насилия в Ираке. Для многих это стало сигналом к тому, что политика США по вытеснению вооружённых шиитских группировок  во имя компромисса  с суннитским  населением потерпела крах, и страна всё сильнее сползает в пропасть гражданской войны между суннитскими и шиитскими группами населения.
В связи с этими событиями, особую обеспокоенность выразил  З. Хализад, который в своём интервью журналу Тайм  20 марта 2006 года отметил, что Вашингтону необходимо «приложить максимум усилий для оказания международного давления на  воинствующие иракские партии».  

«Международное давление», о котором упоминал Хализад, прежде всего, относилось к возможностям Ирана воздействовать на  лидеров вооружённых шиитских формирований, а также соседних арабских государств, имеющих непосредственную связь с суннитскими инсургентами.

Очевидная поддержка Хализадом  идеи вовлечения Ирана в  урегулирование Иракского кризиса  активно поддерживается  бывшим членом Совета национальной безопасности США Кеннетом Поллоком.  В своём выступлении перед палатой Комитета Вооружённых сил Поллок заявил, что  в прошлом году именно Иран дал указание военизированным шиитским партиям, наиболее всего противодействовавшим политике США, пойти на сотрудничество с американскими официальными представителями для достижения промежуточного соглашения.

Поллок отметил, что основной  причиной  таких действий Ирана  стало стремление избежать «гражданской войны и хаоса», которое он назвал  «высшим приоритетом и основной озабоченностью Тегерана».

Основными противниками включения Ирана в переговоры о будущем Ирака являются те, кто всё ещё  видит в Ираке эксперимент по внедрению демократии на Ближнем Востоке. В частности, к ним относятся Советник по национальной безопасности Стивен Джей Хардли и министр обороны Дональд Рамсфельд.

Однако, необходимо отметить, что сегодня позиции этих политиков лишены общей поддержки, о чём свидетельствует  как решение США о привлечении Ирана к разрешению «иракского кризиса», так и общая настроенность Вашингтона сесть за стол переговоров с Тегераном.

2.Данная тема может быть продолжена уже в рамках обзора  выполнения второй задачи США, а именно проблемы нейтрализации иранского режима. Вопреки ожиданиям Белого Дома, операция в Ираке  не только не сдержала Иран, но стала тем  стимулом, который подстегнул Тегеран к развитию своей ядерной программы  и попытке обеспечения собственной безопасности путём заключения соглашений с соседями по региону (Договор с Сирией о военном сотрудничестве, подписан 17 июня 2006).  Кроме того,   летом  2005 года к власти в Иране вновь пришли радикальные консерваторы во главе с М. Ахмадинеджадом, сменив сравнительно более  либеральный режим М. Хатами.

Сегодня во всем мире обсуждается заявление президента Ирана                  о том, что иранским ученым удалось добиться обогащения урана до уровня 3,5 % содержания изотопа урана-235. На основе этого достижения президент ИРИ провозгласил свою страну новым членом «клуба ядерных государств».

Как считает А. Пикаев — заместитель председателя Комитета ученых за глобальную безопасность – «Иран в нашем понимании не является ядерным государством. Но заявление Ахмадинежада  является достаточно важным только потому, что Иран пересек определенную  границу, а многие европейцы, в частности немцы, называли это красной линией, которую Иран не должен был переходить».

США назвали заявление президента Ирана «еще одним вызовом международному сообществу», подчеркнув при этом, что Иран опять вместо  сотрудничества выбрал «путь неповиновения». При этом президент США Джордж Буш отказался даже исключить ядерный удар: все средства возможны, чтобы не допустить создания Ираном ядерного оружия.

Казалось бы, США демонстрирует завидную  преемственность политики в отношении Ирана. В июне 2003 года Дж. Буш также говорил о возможностях разрешения «иранского кризиса» военными средствами в том случае, если Тегеран откажется выполнять требования МАГАТЕ, связанные с его ядерной программой. В то же время, принципиальность позиции иранского руководства, которая также не изменилась с 2003 года (речь идёт об отстаивании ИРИ  своего права на овладение мирным атомом, что подразумевает создание полного ядерного цикла) привела к тому, что впервые с 1979 года Вашингтон выразил намерение  не только лично  вступить в переговоры с Тегераном, но и  изъявил готовность поставлять Ирану технологии и товары «двойного назначения» — от запчастей для «боингов» до «ноу-хау» в области «мирного атома». Как сообщили 7 июня газета Вашингтон Пост и другие американские СМИ, соответствующие положения содержатся в пакетном предложении, доставленном накануне в Иран верховным представителем Евросоюза по общей внешней политике и политике безопасности Хавьером Соланой. Разумеется в том случае, если Иран пойдёт на компромисс согласно требованиям  международной шестёрки переговорщиков (государства — постоянные члены СБ ООН + Германия).

 Вероятно, подобные изменения в политике США происходят именно в силу осознания ошибок, допущенных проведением  военной операции против Ирака. Сегодня сама мотивация вторжения в Ирак  продемонстрировала свою нежизнеспособность.  Согласно заявлению, сделанному Д. Рамсфельдом 10 мая этого года информация разведки о наличии ОМУ  в арсеналах  С. Хусейна, оказалась ложной.

Всё это подводит нас к рассмотрению третьего блока задач, поставленных ещё Стратегией национальной безопасности 2002 и касающейся прежде всего борьбы с распространением ядерного оружия.

3. На первый взгляд текст новой Стратегии национальной безопасности от марта 2006 года не многим отличается от редакции 2002, поскольку содержит в себе краткий обзор её основных положений.   Последний документ также утверждает необходимость «предотвращать попадание наиболее  опасного в мире  оружия в руки наиболее опасных в мире людей».   

Однако, СНБ — 2006, на наш взгляд  является значительно более осторожной – и если распространение ядерного оружия  остается проблемой номер один, пути к ее решению стали значительно более умеренными.  То есть, Документ отмечает необходимость «сдерживать, предотвращать, предупреждать попадание материалов (двойного использования)  из стран, которые владеют ими, к  «государствам-изгоям» или  террористам».  Однако сейчас СНБ делает ударение на дипломатических и юридических средствах решения проблемы.  Довольно конструктивными выглядят предложения относительно реформирования ДНЯО,  ст.4 которого даёт возможность любому государству «разрабатывать военные  технологии под предлогом гражданской   ядерной программы».    Идея представляется довольно привлекательной, ведь современный кризис вокруг Ирана  в существенной степени возник  потому, что Исламская Республика настаивает на сооружении завода по производстве тяжелой воды, а также реактора на тяжелом водороде,  —  сегодня эти технологии уже не используются в мирной атомной энергетике, но вполне пригодны для создания ядерного оружия.

В то же время, стоит отметить, что  современные предложения Вашингтона  сейчас выглядят не как своевременные реформы, предложенные одним из лидеров режима нераспространения, а скорее, является попыткой Белого дома устроить  последствия того массированного противодействия, которое повлекла в мире «доктрина Буша» и  связана с ней  военная операция против Ирака.

Таким образом, резюмируя проблему, можно сделать следующие выводы.

Военная операция США в Ираке стала событием, фундаментальным  в своём роде с точки зрения  трансформации некоторых элементов внешней политики США. Не взирая на то, что данная трансформация является следствием практической невозможности решения «иракской проблемы» исходя из прежних ориентиров американской политики, следствием её являются изменения глобального характера.  Прежде всего, это постепенное  осознание невозможности коренного реформирования Ирака извне, минуя позиции ближневосточных государств, что, таким образом, отодвигает идею создания «большого Ближнего Востока» на неопределённые сроки, уступая  место идее практического вовлечения  региональных акторов в строительство современной системы безопасности. 

Одним из основных достижений этого процесса стало постепенное возобновление возможностей прямого диалога между Вашингтоном и Тегераном, события беспрецедентного за последние четверть века.  Провал тактики «двойного сдерживания» подтолкнул Белый Дом к эволюции своей тактики. От многочисленных угроз применения военной силы,  экономического эмбарго и пропагандистской войны —  США пришли к  решению сесть за стол переговоров с Тегераном  в рамках обсуждения основных проблем безопасности в регионе.  И  «иракский кризис» и проблема ядерной программы ИРИ  обнаруживают тенденцию к разрешению исключительно мирным дипломатическим путём, в то время как попытка перевести их в плоскость военного вмешательства грозят лишь спровоцировать эскалацию конфликта.

Нынешние изменения американской внешнеполитической линии нашли своё некоторое отражение   в тексте новой Стратегии национальной безопасности за 2006 год, которая хоть и сохраняет прежние идеи «контрраспространения», однако на первый план выводит необходимость дипломатического урегулирования таких глобальных вызовов, как распространение ядерного оружия, а также юридического реформирования  нормативно-правовой базы современной  системы международной безопасности.

 

 

Ряд важнейших целей, которые ставила перед собой админист­рация Джорджа Буша, начиная 20 марта 2003 года военную кам­панию против режима Саддама Хусейна, был достигнут: военная машина Ирака разгромлена, большая часть руководителей взята в плен или уничтожена, созданы определенные предпосылки для восстановления государственности. В начальный период оккупа­ции в стране действовали военная администрация и Временный управляющий совет Ирака (ВУСИ), в который вошли 25 предста­вителей этнических, политических и религиозных кругов. В мар­те 2004 года был подписан проект временной конституции. 28 июня того же года глава оккупационной администрации Пол Бремер передал новым властям пакет документов, официально за­крепивших переход управления государством в руки иракцев. Были созданы министерства и ведомства, в том числе и силовые структуры, обязанные заниматься налаживанием мирной жизни в стране. Согласно принятым решениям временное иракское правительство во главе с Айядом Алауи, назначенное в начале июня 2004 года, а также президент Гази аль-Явар исполняли свои функции до всеобщих выборов 30 января 2005 года. Это мероприятие было призвано обеспечить формирование леги­тимного правительства, главной задачей которого стало бы вос­становление экономики и стабильности в Ираке.

Несмотря на обстановку насилия, выборы в Нацио­нальную ассамблею (парла­мент) Ирака были проведены. Для обеспечения безопасности их проведения еще в ноябре 2004 го­да США приступили к наращиванию своего воинского контингента в этой стране. Были предприняты беспрецедентные меры безопас­ности, однако без жертв не обош­лось. Выборы, естественно, небы­ли ни честными, ни свободными, потому что проходили в условиях иностранной военной оккупации и ожесточенной борьбы различных группировок против американского присутствия, а также между собой. По официальным данным, в них прияли участие 58 проц. населе­ния, другие источники называют значительно меньшую цифру — не более 35 проц. общего числа из­бирателей. По итогам выборов шиитский «Объединенный ирак­ский альянс» одержал победу, по­лучив 140 из 275 имеющихся мест в новом парламенте страны. На второе место вышел «Альянс Кур­дистана» — основной соперник шиитского движения, которому досталось 75 мест, на третье — партия «Иракский список», воз­главляемая премьер-министром Айядом Алауи, на чью долю пришлось всего 40 мест, несмотря на активную поддержку со стороны США и их союзников. Таким обра­зом, большинство мест в Нацио­нальной ассамблее Ирака доста­лось шиитам и курдам.

Выборы прошли с многочис­ленными нарушениями: часть бюллетеней признана недейст­вительной, а подлинность мно­гих из них вызвала сомнения; международные наблюдатели отсутствовали. Тем не менее ре­зультаты голосования в Ираке, как и в Афганистане 9 октября прошлого года, признаны леги­тимными. Независимо от отно­шения к этим выборам, они обозначили новую точку отсчета развития страны. Их последст­вия могут по-разному сказаться на формировании обстановки в самом Ираке и вокруг него. Со­гласно одной точке зрения выбо­ры были необходимы в сложив­шейся в стране ситуации. Нес­мотря на все противоречия пос­ледней, они положили начало процессу стабилизации в Ираке. По другим взглядам, проведен­ное голосование способно еще более углубить раскол в общест­ве, который с особой силой про­явился после оккупации страны Соединенными Штатами.

События, происшедшие во время выборов и после их проведения, свидетельству­ют о том, что Ирак продолжает жить в обстановке насилия. Выбо­ры не смогли остановить борьбу различного рода группировок против присутствия на террито­рии государства войск США и их союзников. Вооруженные акции не только не прекратились, а ста­ли еще более дерзкими, несмотря на антитеррористические опера­ции спецназа и другие меры безопасности. Основными объектами огневого воздействия помимо войск коалиции все чаще становят­ся элементы инфраструктуры круп­ных городов, прежде всего Багдада, центры нефтяной и газовой промыш­ленности, снабжающие иракскую столицу, полицейские участки, воен­нослужащие новой иракской армии.

Хотя Соединенные Штаты одер­жали над Ираком военную победу они все еще далеки от обеспече­ния мира в этой арабской стране. Поэтому, взглянув на сложившую­ся ситуацию несколько шире, не ограничиваясь только констата­цией факта неоспоримого преи­мущества ВС США перед отряда­ми сопротивления, которые рас­полагают главным образом взрывчаткой и стрелковым оружием, следует признать, что военная мощь является необходимым, но в то же время недостаточным усло­вием, способным в современных условиях обеспечить достижение политических целей войны.

Резкое усиление антиамери­канских и в целом антизападных настроений в Ираке вполне зако­номерно. Президент Гази аль-Явар в интервью общеарабской газете «Аш-Шарк аль-Аусат» 13 декабря прошлого года отмечал, что иракцы, крайне уставшие от тягот международной экономи­ческой блокады, введенной 1991 году, и двухлетней ино­странной оккупации, считают происходящие ныне в стране со­бытия «оскорблением и унижени­ем иракского народа».

Такое восприятие действитель­ности толкает многих иракцев в ряды сопротивления и ведет к то­му, что чуть ли не каждый день уничтожаются американские сол­даты и военнослужащие других армий. Вместе с тем постепенно наблюдается интернационализа­ция конфликта со стороны исламского мира. Иракское руководст­во и американское командование неоднократно заявляли, что рас­полагают информацией о связи ряда стран с кровопролитными столкновениями в Ираке, после­довавшими после свержения ре­жима Саддама Хусейна. По неко­торым данным, на иракской тер­ритории может находиться не­сколько тысяч иностранных бое­виков из многих государств.

Повстанческое движение, по-видимому, вряд ли ставит своей целью достижение быстрой и пол­ной победы над противником, по­скольку военные возможности не­соизмеримы. Скорее всего реаль­ными задачами антиамериканско­го сопротивления могут быть по­степенное психологическое исто­щение оккупационных сил, а так­же дискредитация политики Вашингтона, который, прикрываясь знаменем антитеррористической борьбы, на самом деле ведет вой­ну за установление своей гегемо­нии в стратегически важных рай­онах земного шара. Затягивание военного противоборства способ­но привести к повторению сома­лийского сценария, при котором США из-за масштабности жертв и давления общественного мнения были вынуждены покинуть страну.

Разумеется, подобная перспек­тива не может устроить Вашинг­тон. Согласиться на сомалийский вариант, значит потерять многое: огромный нефтеносный регион, контроль над стратегическими коммуникациями, а приобрести еще более враждебный и объеди­няющийся мусульманский мир. По этой причине американское руководство намерено оставаться в Ираке до тех пор, пока там не «восторжествуют свобода и спра­ведливость». Разумеется, при та­кой постановке вопроса даже при­близительную дату вывода амери­канских войск из страны назвать крайне трудно.

Вполне возможно, что ожес­точенное противоборство в Ираке, как и в некоторых других регионах мира, представ­ляет собой своего рода национально-освободительную борьбу, которая на этот раз в основном окрашена в зеленый цвет. Эта борьба против нищеты, пороков глобализации, за то, чтобы не только попытаться сохранить свою самобытность, но в некото­рых случаях и распространить свои идеалы и ценности на другие регионы. Демократизация боль­шого Ближнего Востока, провозглашенная США, как и любая дру­гая попытка изменить естествен­ный ход исторического процесса, неизбежно будет встречать про­тиводействие со стороны тех, ко­го хотят «осчастливить». В этой борьбе террористические мето­ды, к сожалению, являются весь­ма распространенными.

По мнению президента Паки­стана Первеза Мушаррафа, пер­вопричиной всплеска исламского экстремизма и терроризма явля­ется неурегулированность пале­стино-израильского конфликта. По его словам, «вся террористи­ческая и радикальная деятель­ность в сегодняшнем мире была порождена палестинской пробле­мой». В настоящее время сложи­лись предпосылки для того, чтобы «первопричина» исламского тер­роризма и экстремизма перемес­тилась из Палестины в Ирак. В случае же продолжения политики Вашингтона, направленной на смену правящих режимов в стра­нах региона, которым по понят­ным причинам до демократии в ее западном понимании крайне да­леко, террористическая актив­ность исламистов получит допол­нительный импульс.

Согласно некоторым оценкам операции Пентагона в Афганиста­не и особенно в Ираке уже усилили деятельность террористических организаций. Директор ЦРУ Пор­тер Госс на заседании комитета по разведке сената США вынужден был признать, что «конфликт в Ираке… начинает приобретать все большую значимость для экстре­мистов. Боевики, прошедшие че­рез Ирак, получили опыт в том, что касается терроризма в городских условиях. Они являются потенциа­лом для строительства междуна­родных террористических ячеек». Сохранение в течение дли­тельного времени в Ираке сложной обстановки вызва­но не только усилением противо­стояния между войсками коали­ции во главе с США и партизана­ми. Развязав войну против Ирака, Вашингтон открыл ящик Пандоры, чем усилил самые разные взаимосвязанные конфликты, в том чис­ле этнические и религиозные.

Различного рода межобщинные противоречия после проведенного голосования не только не ослабли, но в некоторых случаях даже воз­росли. В частности, это проявилось в том, что высшее суннитское духо­венство объявило выборы незакон­ными. Сунниты, бойкотировав вы­боры по просьбе своих духовных лидеров, требующих вывода ино­странных войск с территории Ира­ка, фактически встали в оппозицию по отношению к новой власти. Вме­сте с тем в преддверии выборов в Ираке появились группировки, со­вершающие террористические акты не только в отношении оккупа­ционных сил, но также против шии­тов и курдов. Об остроте междо­усобной борьбы могут свидетель­ствовать взрывы, осуществленные противниками шиитов. Наиболее крупными акциями такого рода были взрыв бомбы, совершенный у штаб-квартиры ведущей шиитской партии страны 27 декабря прошло­го года в Багдаде, а также серия взрывов, произведенных возле багдадских мечетей 18 февраля 2005 года, т.е. накануне священного для шиитов праздника Ашура.

Возможно, что суннитский ра­дикализм будет нарастать, пред­ставляя собой своего рода реак­цию на победу шиитов, а также ре­ализацию договоренностей, кото­рые были заключены между США и сотрудничавшими с ними ирак­скими группировками. В немалой степени это также связано с тем, что в настоящее время наблюда­ется суннитское возрождение с сильным ваххабитским уклоном, которое имеет значительную ан­тишиитскую составляющую.

С другой стороны, в рядах са­мих шиитов развернулась жест­кая борьба за руководящие посты в правительстве, которая ставит под сомнение способность их ко­алиции проводить общую полити­ческую линию и несет опасность раскола «Объединенного ирак­ского альянса». Кроме того, в стране углубились противоречия между арабами и курдами, а так­же мусульманами и христианами. На протяжении последних 10-15 лет наметилась стойкая тенден­ция сокращения численности христиан в Ираке, которая осо­бенно усилилась в последние го­ды. Что же касается курдов, то они в результате выборов получи­ли шанс соединить на севере Ирака ресурсы 30-миллионного курдского народа, в том числе ди­аспор Турции, Ирана, Сирии и стран Южного Кавказа, что угро­жает сохранению территориаль­ной целостности страны.

Если стабилизировать ситуа­цию не удастся, Ирак будет перманентным очагом на­пряженности для обширного ре­гиона, который трудно охватить определенным географическим понятием. Вместе с тем одним из результатов американской поли­тики в Ираке и проведенных там выборов может стать усиление Ирана, который оказывал замет­ное влияние на иракских шиитов, теперь получивших власть. Поэто­му причины активизации анти­иранской кампании со стороны Вашингтона следует искать не столько в так называемом ядер­ном досье Тегерана, сколько в том, что военная акция США в Ираке способствовала значитель­ному укреплению как внутренних,  так и внешних позиций Ирана, особенно в соседнем государст­ве, с которым в течение многих лет он находился в натянутых от­ношениях.

Однако если, несмотря на все противоречия, сотрудничество иракских шиитов с США зайдет достаточно далеко, это скажется на внутриполитической обстанов­ке в Иране: консервативные рели­гиозные силы будут испытывать нарастающее давление со сторо­ны оппозиции, которая стремится к демократизации различных сто­рон общественной жизни. У Вашингтона появится возможность вернуть Тегеран в орбиту своего влияния. Если удастся решить эту задачу, следующим объектом экс­пансионистской политики США, возможно, будут другие государст­ва, также замеченные в недостатке демократии и при этом обладаю­щие стратегическими ресурсами.

Политика США в отношении Ира­ка и соседних стран находится в прямой связи с переизбранием на второй срок Джорджа Буша. Итоги выборов 2 ноября 2004 года в США могут свидетельствовать о том, что президент получил карт-бланш не только на сохранение американско­го присутствия в Ираке, но также на продолжение интервенционист­ской политики в целом. К этому не­обходимо добавить еще одно обстоятельство, о котором от­кровенно пишет 3. Бжезинский: «У наиболее консервативных элементов политического истеблиш­мента Америки, прежде всего у тех, чьи симпатии явно принадлежат олицетворяемой «Ликудом» части израильского политического спект­ра, появилось искушение осущест­вить идею абсолютно нового порядка на Ближнем Востоке, который, как предполагается, Соединенные Шта­ты навяжут региону, мотивируя это необходимостью ответить на новые вызовы терроризма и распростране­ние ОМП. Стремление воплотить эту мысленную конструкцию в жизнь уже привело к насильственному свержению диктатуры Садда­ма Хусейна в Ираке и предвещает возможные дальнейшие акции про­тив баасовского режима в Сирии, либо теократии в Иране».

Таким образом, для соседей Ирака наступает момент истины. Все более остро встает вопрос: какова роль американских воору­женных сил в регионе, которые по­ка заняты обеспечением безопас­ности и наведением порядка в Ираке, а в дальнейшем могут быть привлечены для решения новых геополитических задач?

В этой связи представляется весьма актуальным замечание профессора Школы перспективных международных исследова­ний имени Ницше при Университе­те Джона Хопкинса Ф. Фукуямы: «Война в Ираке… убедила значи­тельную часть мира, что не ислам­ский терроризм, а сама Америка является величайшей угрозой для глобальной безопасности».

Ситуация в Ираке и в сосед­них странах имеет еще один аспект: она непосредственно затрагивает интересы России. Так, по мнению председателя комитета по делам СНГ Государственной ду­мы Федерального собрания РФ А.А. Кокошина, существует прямая связь между интервенцией США и Англии в Ираке и всплеском терро­ристической активности в России. Он считает, что война в Ираке при­вела к росту антихристианских на­строений, в частности выразилась в увеличении количества желаю­щих совершить теракты в России и их профинансировать.

Ситуация вокруг Ирака наглядно показала, что европейские союзни­ки США, прежде всего Франция и ФРГ, не намерены всерьез ссо­риться с Вашингтоном по поводу проводимой им политики. Перво­начальное неодобрение интервен­ционистских действий США не при­вело к попытке каким-то образом осуществить корректировку этого курса. Более того, правительство ФРГ выступило с заявлением, что не исключает возможности отправ­ки воинского контингента в Ирак, если там ухудшится ситуация. Немецкие солдаты могут появиться в Ираке по просьбе законно избран­ного правительства этой страны, при поддержке ООН и международ­ного сообщества. Министр ино­странных дел Франции Мишель Барнье призвал положить конец очернению Франции и преодолеть франко-американские разногла­сия, порожденные войной в Ираке. Он уточнил, что Франция не станет направлять войска в Ирак, но помо­жет в подготовке иракских сил безопасности, урегулировании проб­лемы иракской внешней задолжен­ности. В результате переговоров, проведенных в ходе визитов прези­дента Джорджа Буша в Бельгию и госсекретаря США Кондолизы Райе во Францию и ФРГ, были оконча­тельно сняты все трения, сущест­вовавшие между США и их евро­пейскими союзниками. В итоге российско-франко-германская ко­алиция, которая могла бы способ­ствовать тому, чтобы мир посте­пенно становился многополярным, не состоялась.

В этом же контексте следует рассматривать    проблему иракской и российской за­долженности.  Россия, согласившись под влиянием членов Парижского клуба списать более 90 проц. из почти 10 млрд. долла­ров долга Ирака перед нашей страной, понесла материальный ущерб. Кроме того, она лишилась возможности в будущем оказы­вать заметное влияние на политическую и экономическую ситуа­цию в этой стране. Наконец, тот факт, что Россия в рамках Париж­ского клуба, с одной стороны, уча­ствует в списании долгов, а с дру­гой — сама лишена возможности выступать в роли страны, с кото­рой эти долги списывают, может свидетельствовать о стремлении Запада замедлить укрепление ее экономических и политических позиций.

Итак, ситуация в Ираке затраги­вает судьбы народов многих госу­дарств. Последствиями войны в этой стране становятся масштаб­ные деструктивные процессы: подъем террористической актив­ности; рост исламского фундаментализма; сползание к столкно­вению цивилизаций; дестабили­зация обстановки на Ближнем и Среднем Востоке и в других реги­онах. Вместе с тем политика Ва­шингтона в отношении Ирака, Ирана, а также Сирии свидетель­ствует о том, что США намерены и в дальнейшем проводить курс, на­правленный на смену неугодных режимов. Как справедливо отме­чал генерал Уэсли К. Кларк, «идея американской империи является ошибкой. Она не приведет к успе­ху в Ираке и поставит под угрозу то, что Америка уже имеет». Од­нако этот вывод пока не услышан нынешней американской админи­страцией.

Бжезинский 3. Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство. М.: Международные отношения, 2004. С. 89.

Кларк Уэсли К. Как победить в сов­ременной войне. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С.193.

Романченко Ю.Г. О тенденциях развития ситуации в Ираке и вокруг него // Военно-исторический журнал. – 2005. — № 6. – С. 40-42.

 

Можно ли свести жизненную задачу человечества к тому, чтобы не допускать ква­зисознания? Конечно, если подразумевается, что этим (или при этом) совершаются ак­ты сознания истинного. Чтобы лучше понять масштаб данной задачи и таким образом приблизиться к более удовлетворительному решению вопроса о смысле истории, нуж­но в первую очередь определить, что же является — наряду с безусловной необходи­мостью воспроизводства самой жизни — наипервейшими потребностями человека как существа, которое способно к трансценденции. Очевидно, такие потребности отра­жают его духовное начало. И поэтому на первое место выходит свобода — едва ли не в любом ее понимании. Всестороннее освобождение (эмансипация) — вот к чему стре­мится HomoSapiens.

Но на пути к нему в социальной и личной жизни появляется основное препятствие, природа которого теперь хорошо изучена: отчуждение, когда, напомню, объективи­рованные формы жизнедеятельности человека начинают противостоять ему как угнетающая его безличная сила. Социальность оказалась неистощимо изобретатель­ной на превращение едва ли не любой деятельности человека в источник его стра­дания. Все, что ни создавал человек, пытаясь освободиться (сначала от природной, а потом уже и разнообразной социальной зависимости), превращалось в противостоящую ему силу. Власть — наверное, наиболее впечатляющий пример. Церковь, идеология, промышленность, деньги, оружие…

Значит ли сказанное, что преодоление отчуждения и составляет смысл истории? Во многом, видимо, да. Чтобы ответить точнее, посмотрим, чего человек достиг на своем пути к освобождению и какие неудачи его постигли.

В какой точке пути к всестороннему освобождению человека находится наша эпоха? Мы живем на самом излете Нового времени, в эпоху очевидного кризиса  основных его социальных ценностей и институтов. Между тем они представляют собой наиболее значительные достижения человека на пути к своему всестороннему осво­бождению. Никогда прежде цивилизация не представлялась столь очеловеченной, окультуренной, одухотворенной, как в Новое время. И тем трагичнее те испытания, которые выпали человечеству в XX столетии от Рождества Христова. Две мировые войны с колоссальными человеческими, нравственными и материальными потерями, геноцид, опасность гибели самого мира в ядерной войне (похоже несколько отступившая в самое последнее время) — как бы визитная карточка этого столетия. И опас­ность эта не единственная. Намного ли «лучше» мир орвеловской антиутопии, а ведь он, как мы, наученные коммунизмом, теперь понимаем, не так уж и фантастичен…

Поразительно, но подобное самоистребление едва ли случилось бы, если бы не ус­пехи, достигнутые человеком в деле собственного освобождения. Многие выдающиеся умы последних столетий пришли к выводу о том, что за освобождение человечество заплатило непомерную цену, подвергнув сомнению свою богоподобную природу и в гордыне объявив себя венцом и смыслом мироздания.

Безрелигиозное сознание, абсолютизирующее природную и игнорирующее высшую природу человека, в целом определяет жизнь мировой цивилизации. Речь идет о том характерном для развитых стран явлении, когда человеку — целостному природно-духовному существу — начинают противостоять уже как внешние по отношению к нему объективированные безличные силы, так и его собственная недуховная природа. Это как раз и значит, что в дальнейшем перед ним все отчетливее встает задача не прос­то выжить, но состояться в качестве богоподобного существа, преодолеть свое личное нравственное несовершенство. Иными словами, человеку надлежит преобра­зиться.

Можно ли сказать, что отчуждение таким образом преодолевается? Суть понятия «отчуждение», как уже говорилось, состоит в том, что угнетающими человека силами становятся результаты его собственной жизнедеятельности. Мне представляется, что ситуация, когда человеку как единому природно-духовному существу противостоит лишь одна его «составляющая», а именно — природно-социальная, принципиально не отличается от положения, при котором человека угнетали объективированные резуль­таты его деятельности. Поэтому следовало бы говорить о том, что отчуждение как феномен мира человека не преодолевается, а видоизменяется. Пожалуй, в новых об­стоятельствах речь стоит вести об отчуждении, имманентном самому субъекту, т.е. о конфликте человека с самим собой.

Проблема в том, что всему незападному миру до такой постановки вопроса еще очень далеко. Там по-прежнему господствуют слитые в единый комплекс исторически известные виды отчуждения — социального, экономического, политического, культур­но-национального и прочего. Значительная часть бед складывающегося глобального со­общества вызвана в конечном счете неравномерностью развития, когда Мировой Се­вер находится уже в постэкономической эпохе, а Мировой Юг — во многом все еще в средневековье, модифицированном для обслуживания Севера. Вырисовались опаснос­ти и угрозы, о каких раньше и не думали. Во-первых, в рамках глобализации ожила — и весьма наглядно — эгоистическая натура нестесненного капитализма, породившая новое крайнее неравенство и новые формы угнетения. Во многом как реакция на это расцвел фундаментализм и появился его страшный спутник — международный терро­ризм, потрясший мир в сентябре 2001 г. Во-вторых, следствием прекращения холодной войны неожиданно оказалось усиление международной нестабильности (как далеко до кантова вечного мира!) Взять хотя бы ядерное противостояние в Азии, да и, ко­нечно, тот же терроризм. В-третьих, бросающаяся в глаза особенность «нашего» кри­зиса в том, что антикультурная, «нововарварская» тенденция отчетливо видна на фоне все еще возрастающего могущества самой цивилизации. Все это значительно услож­няет задачу преодоления актуальных для нашего дня видов отчуждения.

Конечно, процессы глобализации определенным образом видоизменяют данный комплекс. Дело в том, что в рамках этих процессов принципиально особую, конституи­рующую роль приобретают связи между самыми разнообразными по своей природе субъектами. И вот именно связи, т.е. взаимообусловленность, по-особому ставят вопрос о перспективах развития таких субъектов. Например, возможен ли в незапад­ном мире ход событий, который обеспечил бы преодоление тех форм отчуждения, которые были изжиты на западе, т.е. исчерпание социального начала? Поскольку мы придерживаемся взгляда о вероятностном характере общественного развития в пост­индустриальную эпоху, постольку, конечно, нужно признать данный вопрос открытым.

Нельзя, конечно, не сказать и о том, что преодоления новейших форм отчуждения настоятельно требует грозящая экологическая катастрофа. Противостоять этой угрозе можно лишь объединенными усилиями человечества, осознавшего свое единст­во в принадлежности ко всему планетарному сообществу, а не только к своей стране или нации.

Итак, ныне на первый план выходит необходимость принципиально нового акта со­знания, направленного на преодоление конфликта человека с самим собой. Это и есть необходимость преодоления квазисознания, которое теперь имеет новое содержание. Поэтому изживание отчуждения — пусть и существующего в немалой степени в моди­фицированных формах — по-прежнему составляет основную задачу человечества.

Когда мы говорим о таком конфликте, речь идет по существу об искушении не­свободой, несравненно более легкими и потому соблазнительными путями устроения человека в мире. Задача противостоять этому по плечу лишь религиозному сознанию.

В то же время только религиозная по своему происхождению идея о равноценности каждого человека на Земле как носителя Божественного подобия способна обеспечить и адекватное сознание противоречий, возникающих в ходе глобализации и развития экологического кризиса. Да и в целом, основополагающее значение перехода к преоб­ладанию в мире человека духовного начала совершенно ясно. Будущее состоится только у свободного человечества, альтернативы нет.

Между тем религиозное сознание в современном развитом мире как раз едва ли не угасло, уступив место самым разнообразным видам квазисознания. Здесь не место под­робно говорить о причинах этого зигзага человеческой истории — зигзага поистине дра­матического: ведь все предыдущие эпохи в Европе чуть ли не целиком определялись христианством. Нужно лишь сказать, что христианство должно было жить и раз­виваться вместе с человечеством. Недаром задачей великих христианских мыслителей — от Апостола Павла и Оригена до Лютера и Карла Барта — всегда было так осмыслить его, чтобы оно оставалось актуальным в меняющемся мире. Но это было нелегкой задачей. Дело в том, что со временем христианство в значительной мере само приспособилось к жизни мира. В результате воздействия как цивилизации, так и культуры — этой объективированной духовности — первоначальная ясность Божест­венного логоса во многом исказилась. Христос. Слово Бога, оказался как бы отодви­нутым от здешней, посюсторонней, религиозной действительности со всеми ее инсти­тутами — от так называемой исторической церкви до, как ее именовал К. Барт, ес­тественной теологии. Именно поэтому протестантская мысль настаивала на необхо­димости отделения «естественной теологии» от собственно Благой Вести. И если, ска­жем, у Барта, пытавшегося противостоять церковному национализму, получалось нечто вроде ортодоксальной утопии, а Р. Бультманн шел путем демифилогизации Евангелия, то Д. Бонхёффер достаточно радикально склонялся к мысли о такой просвещенности (по Канту) западного человека, которая подразумевает уже возможность «безрелигиозной веры», т.е. прямого обращения к Христу, минуя историческую церковь. В работах С. Лёзова, где исследуются эти вопросы, много говорится о необходимости поиска «христианского в христианстве», о его новом осмыслении.

Церковь оказалась в целом неспособной к перманентному реформаторству, и несо­вершенство исторических его форм в итоге фактически скомпрометировало Божест­венное слово в его качестве «знания о жизни и смерти». Не случайно столь яростным было неприятие исторического христианства у богоборца Ницше. Не случайно и Бер­дяев поставил проблему, как он выразился, двух пониманий христианства. Суть не­традиционного понимания заключается в двуединой задаче: христианству предстоит отказаться не только от своего «богослужебного» характера, но и от присущей Но­вому времени роли, так сказать, «частичного» мировоззрения. Религиозному восприя­тию и истолкованию мира надлежит вновь — как и в Средние века — стать универ­сальным, но на новом уровне. А это может быть обеспечено как раз изживанием исторически сложившихся искажений.

Мне приходилось уже писать об этом; тут я дополню сказанное теми сообра­жениями, которые остались, как кажется, не затронутыми в должной мере. Масштаб такой задачи заставляет задуматься о многом. Мне представляется следующее: либо то, что мы привычно именуем религиями (включая и историческое христианство), суть  явления ограниченные и не вполне отражают содержания самого этого понятия, лишь подготовляя почву для некоего высшего духовного феномена, подлинной религии (ре­лигии в собственном смысле слова), либо христианство в своих потенциях уже выходит за пределы понятия «религия». Скорее, верно все же первое. Этимология самого слова (латинское religere — связывать) указывает на связь нашего мира с миром иным, выс­шим. При этом имеется в виду связь совершенно особого рода — такая, при которой не только высшая природа как бы прорастает в низшей, но и низшая природа способна (и призвана) преобразиться до высшей. Поэтому и тайна человека состоит в том, что он — природно-телесное существо — может быть лишь там, где есть трансценденция. Где ее нет, где не идет речь о преображении, способном вывести за пределы этого мира, — там нет и человека, нет и подлинной религии. Если согласиться с тем, что за­дача христианства именно такова, то станет ясным, что христианское Откровение (как бы ни трактовать событие Иисуса — исторически или морфологически) замыкает «Осевое время», доводя его до своего предела. При этом эпоха «Осевого времени» в целом оказывается приуготовлением такого итога. Иудаизм, буддизм, зороастризм (да в какой-то степени даже конфуцианство) не просто связаны с новой религией Отк­ровения исторической преемственностью, они готовили человека к приятию Открове­ния. И вот Благая Весть открылась человеку, и ему был указан путь — к преоб­ражению.

Слово было услышано, но его полнота или не была полностью воспринята, или оказалась утеряна. Природное начало как человека, так и явившейся церкви возоб­ладало над духовным. О том, почему так произошло, мы не будем сейчас говорить, это увело бы нас в сторону. Нужно лишь констатировать: историческое, или тради­ционное христианство, равно как и появившийся вскоре ислам, во многом стало духов­ным явлением того же порядка, что и более древние иудаизм и буддизм. Все они так или иначе подразумевали извечный разрыв между человеком и далеким от него всемогущим трансцендентным божеством. С ним можно было заключить договор (за­вет), как в иудаизме, можно было представлять его в виде телесного существа, как в буддизме, можно было подчинять всю жизнь заботе о спасении и создать для этого мощнейшую иерархическую властную структуру… О той же таинственной связи, которая подразумевала встречу Бога, проявившегося в душе человека, и самого чело­века, сумевшего услышать в себе Бога и подняться навстречу ему, преображая собст­венное природное начало, как бы забывалось.

Между тем именно такая связь и составляет существо истинной религии — какой бы цивилизацией она ни была исторически создана и как, в сущности, она бы ни назы­валась. Это — религия личности и свободы. И в ее основе будет лежать способность человека следовать собственному внутреннему голосу, что требует неимоверных ду­ховных усилий… язык нового религиозного сознания, которое я называю «планетар­ным, почти не имеет отношения к языку церковному». Не о такой ли эволюции христианства упоминал Бердяев: «Происходит ка­тастрофическим путем очищение христианства от тех исторических наслоений, кото­рые ничего общего не имеют с истоками христианства и привнесены социальными ин­тересами царства кесаря. Это есть одухотворение христианства, оно делается более внутренним и искренним, более связанным с заветами Христа и более творческим. Наступает конец «бытового», т.е. языческого христианства, происходит разрыв с ложной сакрализацией исторических дел. Кончается царство условно-риторического, декламационного христианства.

Если вспоминать о том, что Просвещение — в том смысле, который вкладывал в это понятие Кант, — состоит в достижении человечеством совершеннолетия, истинно человеческой зрелости, т.е., можно сказать, в преодолении квазисознания, становится ясно: основная роль здесь должна, конечно, принадлежать религиозному сознанию. А именно — речь должна идти о необходимости возрождения религиозности в виде «религии разума».

Мы не буду касаться сейчас вопроса — самого по себе, конечно, очень важного — о будущем исторических конфессий и церквей в его соотношении с новым религиозным сознанием. Заметим лишь, что, говоря о наступлении новой религиозной эпохи, мы совсем не имеем в виду теократию — в какой бы то ни было форме. В нашем представлении пе­ред существующими церквами и вероисповеданиями стоят такие основные задачи, как экуменическая (универсалистская) и организационная (децентрализация, автономия и самоуправляемость общин). О том, что «телом Христовым» может быть лишь Все­ленская церковь, много и убежденно писал Вл. Соловьев. Действительно, само нали­чие не только разделенных, но и враждующих церквей — равно как и соперничающих религий — говорит ведь в сущности о том, что подлинно соборного объединения людей в Боге до сих пор нет и что оно даже не просматривается. Именно о Вселенской церк­ви — а в перспективе и о вселенской религии — стоит вести речь, о том, какой она должна быть, чтобы не повторить печальную судьбу исторических церквей. Под вселенской религией, как мне представляется, нужно понимать универсализацию нового религиозного сознания, в результате чего оно охватило бы все сферы бытия человека. Поэтому преобразиться предстоит как религиозному сознанию, так и самому миру: он должен подняться до этого сознания.

Необходимость появления такого сознания объективна. Н.Н. Моисеев убедительно показал, что для поддержания гомеостазиса, а говоря проще, для своего выживания как биологического вида, человечеству необходимо сохранить биосферу. Ту самую биосферу, элементом которой оно является и которая к рубежу III тысячелетия в результате его деятельности оказалась под угрозой. Очевидно, что это — задача планетарного масштаба, требующая соответствующего осмысления. Неудивительно,  что в связи с этой проблематикой нередко говорят о необходимости планетарного сознания. Что имеется в виду? Прежде всего то, что человечество должно осознать свою универсальность в качестве элемента биосферы, части живого мира перед лицом всей остальной природы. Другими словами, ему предстоит осмыслить свое единство, сделать его приоритетным перед всеми другими видами общности: этноконфессиональными, этносоциальными, этнополитическими и пр. Это — решающая задача для выживания человека как биологического вида, задача общечеловеческая.

Но эта же задача, как мы видели, стоит и перед обновляющимся религиозным соз­нанием, которое без обновления или вообще исчезнет или, в лучшем случае, останется на периферии человеческого общежития в качестве своего рода этнографического пережитка. Таким образом, мы встречаемся здесь с многозначительным сближением изначально далеких друг от Друга тенденций, которые, как оказалось, ведут к одной цели — обеспечению единства человечества. Отсюда, как кажется, следует немало­важный вывод: планетарное сознание не может быть религиозным (в новом облике) и таким образом именно оно обеспечивает тот соборный идеал, который заложен в самой природе любой религии.

Как вообще возможно религиозное возрождение, какие силы способны стать его субъектом? Ответ видится мне таким: спрашивается с того, кому больше дано. В са­мом деле, задача совершения сознательных актов, понятая как нравственный долг че­ловека, в наше время еще неясна подавляющему большинству людей. Это обстоя­тельство не отменяет, конечно, ее актуальности. Оно лишь совершенно недвусмыс­ленно свидетельствует: оказывать на непросвещенную массу качественно определен­ное влияние есть обязанность нравственно-интеллектуальной элиты.

Но кто составляет такую элиту в секулярном мире? К ней, как представляется, можно относить и отдельных людей, и — в широком смысле — целые общности. Так, на наш взгляд, по отношению ко всему миру своеобразной элитой, несомненно, является Запад, ибо именно там исторически сложились гражданское общество и правовое государство — наиболее совершенные с точки зрения освобождения человека формы общежития. Конечно, на Востоке накоплен бесценный духовный опыт, существуют утонченные и глубоко разработанные культурные традиции, такие, как например, конфуцианство. Однако влияние их в мировом масштабе ограничено. Степень же воздействия на остальной мир европейской цивилизации и культуры слишком хорошо известна, чтобы доказывать их значение.

Поэтому в интересующем нас контексте нужно, видимо, в первую очередь го­ворить о той части элиты Запада, которую некоторые протестантские теологи име­новали «анонимными христианами»: не только собственно христианской (и уж точно не только клерикальной), но и соответствующим образом настроенной интеллектуальной, художественной, властной, экономической. Эти группы сформированы, устойчивы, способны осознать свои возможности и предназначение. Более конкретно следует вести речь о возможностях воздействия на незападный мир со стороны не только церкви, но и таких институтов, как государство, всевозможные над- и межгосударст­венные, неправительственные и общественные организации. Разумеется, возможности эти существенно разнятся.

Прочувствовав и осмыслив свое предназначение, ориентированная — пусть и не всегда осознанно — на религиозные ценности мировая элита в целом должна создать средства для осуществления своей исторической миссии в наиболее важных сферах жизни. Речь идет в сущности о том, что Д. Бонхёффер называл «предпоследним» — степени преодоления несовершенств этого мира, которые «препятствуют милостивому приходу Христа».

Все это лишний раз говорит о том, что в самом «генотипе» западной цивилизации заложены механизмы, позволяющие преодолеть уродство роста и существенно оду­хотворить социум, и обусловлены они, в конечном счете, ее христианским и античным наследием. Следовательно, у нас есть основания полагать, что эти механизмы способ­ны сработать и в ситуации, сложившейся на рубеже III тысячелетия. Другими словами, можно рассчитывать на то, что Запад сумеет обуздать как выплеск стихии, рождающей в рамках процессов глобализации новый «нестесненный» капитализм, так и урод­ства массового общества.

Все сказанное, как кажется, подводит к мысли о том, что всеобъемлющего ос­вобождения человека и, следовательно, смысла истории и самих гарантий ее продол­жения не может быть без зрелого религиозного сознания. Такое сознание — непре­менное условие бытия человека и общества.

Безрелигиозная эпоха оказалась весьма высокой платой за повзросление, причем платежи все еще способны привести человечество к банкротству. В то же время это повзросление, прежде всего обеспечившее индивиду «внешнее» освобождение, имело и еще одну положительную сторону. Из тени объективированных форм вышло и, на­конец, явилось во всем своем непреходящем значении своеобразное отчуждение, про­исходящее не в человеческом мире в целом, а в душе каждого из нас. Речь идет о конфликте человека с самим собой, о противоречии между «периферийным», природно-социальным, и «центральным», духовным, человеком, противоречии, постепенно выри­совывающемся как основное в нашем мире. Не социальность и «внешние» виды от­чуждения, а именно это противоречие, в сущности борьба дьявола с Богом за человека, и составляет основную бытийственную реальность этого мира.

Теперь у человека есть все возможности убедиться в том, что судьба — и его собст­венная, и его страны, и всего рода Homo — в конечном счете зависит не столько от слепых безликих сил, сколько от соотношения добра и зла в его собственной душе, от работы его души, от того, насколько он способен стать личностью. Поэтому он и мо­жет, и обязан осознать, что его будущее состоится только как результат творческих актов его сознания. Нам же, таким образом, отчетливее видно теперь различие между совершенствованием мира как условием и средством, с одной стороны, и самосовер­шенствованием человека как целью, или смыслом истории — с другой.