Народнический проект. Народничество рождается в России в 1830-1840-х гг., в период осмысления причин по­ражения декабристов, увлеченных идеями европейского Про­свещения. В эпоху либеральных реформ Александра II на­роднический проект получает наиболее бурное развитие в процессе «критики слева». Основателями народничества стали А.И. Герцен (1812-1870), Н.П.Огарев (1813-1877) и Н.Г. Чернышевский (1828-1889). Начинавшие как западники, эти идеологи постепенно разошлись с либералами в понимании модели будущего развития России. Народники упрекали либеральных западников за отсутствие всякой критики западноевропейской действительности, за идеализацию «бур­жуазных порядков», за апологетику капитализма и европей­ского образа жизни, за признание «прогрессивной роли» западных демократических элит (по замечанию Герцена — «чингис-ханов с телеграфами»). Помимо общего влияния на русское западничество историософских концепций немец­кой философии (Фихте, Шеллинга и особенно Гегеля) на иде­ологов раннего народничества оказали воздействие теоре­тические построения представителей европейского «утопи­ческого социализма» начала XIX в. — Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Огромную роль сыграл и собственный, народничес­кий социокультурный анализ национальных моделей хозяй­ства и быта в России.

Основа народнического проекта — концепция «русского общинного социализма». Относясь критически к болезнен­ным процессам становления капитализма в Европе, сопро­вождаемым классовыми битвами, обнищанием низших сло­ев населения, формированием слоя «буржуазных хищни­ков» и расцветом «мещанства», народники «обнаружили» перспективу гармоничного развития России в крестьянской общине. Являясь по своим убеждениям социалистами — сто­ронниками принципа «социальной справедливости» — народ­ники увидели в общине зачатки будущего социализма в России, который возможно реализовать, минуя стадию капитализма.

А.И. Герцену принадлежит обобщенная форму­ла общественного идеала народников: «Мы русским социа­лизмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существую­щего передела полей, от общинного владения и общинного управления, — и идет вместе с работничьей артелью навстре­чу той экономической справедливости, к которой стремится социализм»¹. Герцен и его последователи считали перспек­тивным вариантом исторического развития России возмож­ность слияния европейских идей социализма с русской прак­тикой общины.

Народничество имело несколько этапов своего станов­ления: 1830-1850-е гг. — формирование народнической идео­логии в публицистике (Герцен и др.); 1860-е — начало 1870-х гг. — «кружковый» этап; 1874-1876 гг. — «хождение в народ»; 1876-1881 гг. — деятельность нелегальных организаций («Зем­ля и воля», «Черный передел», «Народная воля»); 1880-1890-е гг. -либеральное народничество, «идейная атака» марк­систов на народнический проект; начало XX в. — формирова­ние политических партий на идеологической базе народни­чества (эсеры, партия народников-коммунистов и др.).

На всех этапах среди идеологов народничества были сторонники революционного и эволюционного путей дости­жения идеала социалистического общества, но революцио­неры, как правило, преобладали. Революционные методы борьбы исповедовали Н.Г. Чернышевский, Н.А. Ишутин, И.А. Худяков, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев, П.Г. Зайчневский, П.Э. Аргиропуло, М.Л. Михайлов и др.; эволюционные — Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичи, Н.Н. Обручев, А.А. Слепцов, В.В. Берви-Флеровский, А.В. Долгушин, Н.К. Михайловский, В.П. Воронцов, ИИ. Каблиц, Я.В.Абрамов и др.

Начиная с 1860-х гг. социальную основу народничества составила разночинная интеллигенция — выходцы из различ­ных сословий русского общества. У разночинцев, получив­ших качественное образование (университетское или сред­нее специальное), присутствовал «комплекс вины» перед простым народом, стремление к солидарности с ним и же­лание коренных перемен «во имя народного счастья».

В социально-политическом спектре России народничество соприкасалось в отдельных элементах с конкурирующими идеологическими проектами: с либералами — в концепции предоставления «гражданских прав» населению, с консер­ваторами — ориентацией на национальные формы жизни и хозяйствования, с марксистами — в стратегии «социалисти­ческого идеала» и обосновании «капитализма» как конфлик­тной системы «социальной несправедливости». Анархисты, вышедшие из среды народников (М.А. Бакунин и его пос­ледователи), разошлись с ними в понимании роли государства. Народники считали важным инициативную роль социалистического (народного) государства в общественных преобразованиях, а анархисты отрицали любые позитивные функции государства, настаивая на его «революционной ликвидации».

Органы печати народников делились на эмигрантские и издававшиеся в России. К первой группе относились: «По­лярная звезда», «Колокол», «Голоса из России», «Вперед», «Русская социально-революционная библиотека», «Набат», «Vorwarts» и др. Ко второй группе изданий относились: «Современник», «Русское слово», «Библиотека казанских сту­дентов», «Вестник народной воли», «Русское богатство», «Неделя», «Былое» и др.

Развитие народнической мысли было тесно связано с практикой освободительного движения, с деятельностью кружков и нелегальных организаций. Здесь необходимо выделить кружки А.И. Герцена, Н.В. Станкевича, М.В. Петрашевского, Н.А. Ишутина, Н.В. Чайковского, П.Г. Заичнев-ского, организации «Общество народного освобождения» (Ткачев), «Земля и воля», «Черный передел» и «Народная воля». Многие сочинения народников напрямую представ­ляли собой программы различных кружков и организаций.

Ключевыми периодами в эволюции народничества стали этап «хождения в народ» и деятельность «Народной воли» (1879-1881 гг.).

Идейную базу «хождения в народ» развивал П.Л. Лав­ров (1823-1900). Он считал социализм результатом истории передовой общественной науки. По этой причине неграмот­ное российское крестьянство никогда не сможет прийти к социализму самостоятельно. Внести в сознание народа идеи социализма — это задача и долг передовой интеллигенции, выполнить который можно лишь действуя на народ непос­редственно, будучи «работником в среде работников»¹. Про­свещение народа предполагало поселение революционеров-пропагандистов в деревнях или провинциальных городах в качестве учителей, фельдшеров, писарей и т.п. и планомер­ное, систематическое распространение в народной среде теоретических знаний и социалистических идеалов. Пропа­ганда как метод просвещения, организации и агитации при­знавалась Лавровым основным средством подготовки и осуществления революции.

В середине 1870-х гг. началось активное «хождение в народ», в котором приняло участие несколько тысяч пред­ставителей разночинной молодежи, увлеченных народничес­кой идеологией. Однако пропагандистская работа потерпе­ла крах. Крестьяне воспринимали народников как чужаков, относились настороженно к их «бунтовским речам», неред­ко доносили на них в полицию. В результате, правительство санкционировало открытие уголовного «дела о пропаганде». Следствие, сопровождаемое массовыми арестами, тянулось с 1874 по 1877 гг. и завершилось громким судебным процессом «193-х».

Неудачи «пропагандистов» заставили многих народни­ков пересмотреть тактику революционной борьбы. Идейным вдохновителем «теории политического заговора» стал П.Н. Ткачев (1844-1885). Он выступал как человек «революцион­ного дела» и противник «революционного слова» — пропа­ганды. В отличие от Лаврова, Ткачев полагал, что в России революция уже назрела. Народ ненавидит своих господ, он опутан цепями экономической зависимости, придавлен по­литическим прессом и, «как всякий раб», готов восстать в любую минуту. Ему не хватает лишь внешнего толчка, сиг­нала, инициативы, которую и должна проявить народническая молодежь. Революционное меньшинство должно создать «партию действия», организовать государственный заговор, а после прихода к власти — провести революционные преоб­разования как реализацию «народных чаяний». Революци­онное государство, по убеждению Ткачева, уничтожит реакционные силы, разрушит старые учреждения, стоящие на пути прогресса, экспроприирует орудия производства, пре­образует крестьянскую общину в коммуну, введет обяза­тельную систему общественного воспитания.

П.Н. Ткачев первым в российской общественной мысли использовал институциональный подход к политической партии, определяя ее как «институт-организм» или иерархичную структуру, объединенную идеологией и подчинен­ную фиксированным правилам. Дальнейшее развитие этот подход получил уже в работах В. Ленина, М. Острогорско­го, Р. Михельса и во французской политической социологии второй половины XXв.

Тактические расхождения в среде народников привели к разделу их крупнейшей организации «Земля и воля» (1876-1879) на две отдельные структуры: пропагандистский «Чер­ный передел» (лидеры — Г.В. Плеханов, В.И. Засулич, П. Б. Аксельрод) и заговорщицко-террористическую «Народ­ную волю» (лидеры — А.И. Желябов, А.Д. Михайлов, С.Л. Перовская). Двухлетний народовольческий период «охо­ты на царя» окончился убийством Александра II 1 марта 1881 г, крахом надежд на «революционный подъем масс пос­ле свержения тирана» и разгромом самой «Народной воли».

В «охранительный период» Александра III народничество продолжает легально существовать в России в двух разно­видностях: «эволюционно-либеральной» и «экономической». Либеральные народники (Я.В. Абрамов, Н.К. Михайловский, П.П. Червинский и др.) были сторонниками «теории малых дел», согласно которой долгом прогрессивной интеллиген­ции является осознание реальных, каждодневных нужд и запросов народа и практическая социальная работа «адрес­ной» помощи нуждающимся. Эта работа (чаще — в земствах) виделась как процесс постепенной социализации, «очело­вечивания» капитализма и медленного, эволюционного дви­жения к народному социализму. Представители экономичес­кого направления (В.П. Воронцов, Н.Ф. Даниельсон и др.) считали, что путь к социализму лежит через мирное разви­тие кооперативных моделей, постепенно «поглощающих» помещичьи и частнокапиталистические формы хозяйствования. Сторонники же Г В. Плеханова в начале 1880-х гг. покидают «платформу» народничества и переходят на пози­ции марксизма.

Основными общими параметрами народнического про­екта были:

— критика «деспотизма» русской монархии;

— критика помещичьей эксплуатации российского кресть­янства;

— критика капитализма;

— критика западной модели «буржуазной демократии», гарантирующей политические свободы, но не гарантирую­щей социального равенства, прежде всего — в отношении к собственности;

— нравственное обоснование общественного идеала (нрав­ственность должна преобладать над экономическими и по­литическими «целесообразностями» — отсюда активное ис­пользование народниками моральных категорий- «справед­ливость», «солидарность», «нравственные цели революции»

и т.д.);

— отрицание «объективности» исторического процесса и акцентирование его «субъективности» и зависимости от де­ятельности интеллектуальных элит;

— вера в созидающую способность передовой русской интеллигенции возглавить политически неграмотные массы в движении к справедливому переустройству общества («но­вые люди» Чернышевского, «критически мыслящие лично­сти» Лаврова, «партийцы-заговорщики» Ткачева, «совестливая интеллигенция» Абрамова и т.д.);

— акцент на самобытности общественных отношений и высокой моральности русских крестьян в противовес эгоиз­му и честолюбию западных народов;

— акцент на «социалистических инстинктах» русского кре­стьянства;

— проекция традиционной крестьянской общины на про­грессивный (будущий) идеал социализма в России;

— отмена исторических сословий, «выравнивание» рос­сийского общества на базе общих гражданских прав;

— развитие местного самоуправления на основе традиций «мирских сходок» в русской деревне;

— в экономической сфере — замена частной собственности на коллективную; развитие общинных и кооперативных форм «солидарного» труда; общественный доступ к результатам трудовой деятельности; технологическая модернизация общины с целью повышения ее хозяйственной эффектив­ности;

— формирование новой, «интегральной» личности, гармо­нично развитой в физическом, интеллектуальном и нравствен­ном отношении.

 

 

НАРОДНИКИ НАЧАЛА 1890-х гг.

После катастрофической неудачи «хождений в народ» народниче­ство стало быстро распадаться. Еще большее ускорение этому процессу придало то обстоятельство, что мелкие радикальные группировки, кото­рые начали откалываться от основного движения после 1873 г., дискре­дитировали умеренную его часть. Цареубийство в 1881 г. нанесло, похо­же, последний удар по и без того охваченному разложением народни­честву. Однако неожиданно для многих приговоренное к смерти дви­жение пережило в начале 1890-х гг. свой последний подъем. Вокруг журнала «Русское богатство», издававшегося с 1892 г. под редакцией Михайловского, и не столь связанного с движением журнала «Мир бо­жий», наряду с ветеранами движения сплотилось новое поколение молодых публицистов. Как и славянофилы почти сорок лет до того, представители этого второго поколения старались прежде всего эконо­мически специфицировать общественно-политические взгляды народ­ников. Чтобы научно обосновать свое требование «избежания» капиталистической стадии, ключевые фигуры народничества 1890-х гг. — Николай Францевич Даниельсон (знакомый нам уже как переводчик «Капитала») и Василий Павлович Воронцов — пытались доказать, что у капитализма нет шансов в России. Несмотря на множество сходных черт и взаимное влияние Даниельсона и Воронцова, между ними име­ются весьма существенные различия, поэтому их теории в дальней­шем рассматриваются по отдельности.

Николай Францевич Даниельсон (1844-1918, псевдоним — Николайон) родился в мещанской семье в Петербурге, его отец был не­мец, мать — русская. По окончании торгового училища Даниельсон некоторое время слушал лекции в Петербургском университете. Со второй половины 1860-х гг. он работает сначала бухгалтером в различ­ных учреждениях, а затем главным контролером Санкт-Петербургского общества взаимного кредита. Начиная с 1868 г. он состоит в регуляр­ной переписке с Марксом иЭнгельсом и постоянно снабжает их рус­ской политической и экономической литературой, в том числе произ­ведениями Чернышевского. Даниельсон полностью перевел «Капитал»: том 2 вышел в 1885 г., том 3 — в 1896 г. В остальном он писал довольно мало, но постоянно.

Даниельсон первым из русских народников утверждает в своей вышедшей в 1880 г. работе «Очерки нашего пореформенного обще­ственного хозяйства», что капитализм в России обречен. Этот тезис он обосновывает двойственным образом. В первой части книги он дает теоретический анализ специфических условий развития российского народного хозяйства. Во второй части он, опираясь на собранный мос­ковскими и петербургскими экономистами статистический материал, пытается доказать, что российский капитализм, не успев пережить фазу расцвета, уже пришел в упадок. Критику Даниельсоном историческо­го направления за то, что его представители ограничиваются сбором данных, не делая из них экономико-политических выводов, вероятно, можно понимать как явный намек на увлечение академических эко­номистов Москвы и Петербурга фактологией.

Экономические трудности России Даниельсон объясняет следую­щим образом. С одной стороны, манифест об отмене крепостного пра­ва был нацелен на то, чтобы ввести русских крестьян во владение важ­нейшим средством производства — землей. С другой — правительство за годы, прошедшие с начала реформы, сделало все для форсирования капиталистического развития. Капитализм же базируется как раз на отделении производителя от средств производства. В несовместимо­сти этих экономических принципов заключается, по его мнению, при­чина кризисных явлений. Филиппов справедливо указывает на то, что исследование Даниельсона изначально основывается на недоразуме­нии: конечно, он ошибается, приписывая правительству благородное намерение в соответствии с социалистическими идеалами наделить производителей, в данном случае крестьян, средствами производства.

Даниельсон указывает на резкое противоречие между аграрным и промышленным секторами российского народного хозяйства. Он сно­ва и снова подчеркивает, что капитал не находит в аграрном секторе возможностей для применения и, следовательно, русское сельское хо­зяйство — «не капиталистическое». Объяснение читатель находит в комментариях к основному тексту: община представляет собой реша­ющее препятствие для инвестиций в сельское хозяйство. Этим объяс­нением Даниельсон, который в соответствии с идеологией народниче­ства хочет непременно сохранить общину, в точности воспроизводит аргумент своих противников — аргумент, бывший с 1850-х гг. цент­ральным пунктом дискуссий по поводу коллективной собственности на землю. Экономическая политика Вышнеградского, односторонне направленная на развитие железных дорог и банков, в России, где сель­ское хозяйство является до сих пор единственным производительным сектором народного хозяйства, привела не к аккумуляции в этом сек­торе капиталов и не к повышению его производительности, а лишь к присвоению произведенного здесь продукта поддерживаемым государственными субсидиями промышленным сектором. Поэтому, считает Даниельсон, промышленный сектор народного хозяйства, а особенно банки и железные дороги «живут мужиком». Тогда как возросший благодаря строительству железных дорог экспорт зерна уже ложится бременем на сельское население, сокращая его потребление, прогресс производительности в промышленном производстве оборачивается упадком домашних промыслов, представляющих собой важный источ­ник доходов крестьянских хозяйств.

В результате обеднения, согласно Даниельсону, крестьяне теряют средства производства, требуемые для изготовления кустарной про­дукции для собственного потребления. Эти средства производства «от­делились от него, обратились в капитал и сосредоточились в Москве». Даниельсон, однако, не дает конкретного описания этого процесса, представляющего собой ключевое звено в цепи аргументов. Вследствие «отделения промыслов от сельского хозяйства» крестьянин вынужден продавать все большую часть своего урожая, чтобы приобрести важ­нейшие промышленные изделия, которые он прежде производил сам. Растущее предложение зерна ведет, однако, к падению цен. Лишен­ные любых других возможностей заработка, крестьяне, считает Дани­ельсон, обречены на борьбу за выживание, они вынуждены все силь­нее интенсифицировать аграрное производство вплоть до полного ис­тощения почвы. Именно это истощение и стало причиной голода 1891/ 1892 г.

Из всего этого Даниельсон делает следующий вывод: экономи­ческие и социальные проблемы страны объясняются тем, что прави­тельство нарушило «принцип освященной веками нашей прошлой хо­зяйственной жизни — нахождение средств производств в руках про­изводителей». Он рисует мрачную картину возможных последствий экономической политики, нацеленной на поощрение промышленного производства: сельское хозяйство «медленно, но верно» переходит в руки капиталистов, что чревато окончательной гибелью общины. Но поскольку, как считает Даниельсон, промышленный сектор Рос­сии обходится относительно небольшим числом рабочих рук, массо­вая экспроприация крестьян «указывала бы на канун нашей хозяй­ственной смерти». О том,сколь мало такая экономическая политика, по мнению Даниельсона, соответствует реальным условиям страны, свидетельствует упадок фабричного дела в последние годы. Последний он документирует с помощью статистического ряда, охватываю­щего всего четыре года, из которых один год к тому же является ис­ключением. Оправданные сомнения Даниельсона «относительно точ­ности данных», однако, никак не удерживают его от того, чтобы увидеть в них доказательство непригодности для России капитализма как экономической системы. Но в отличие от большинства народни­ков Даниельсон определенно не делает ставку на «объединения на почве мелких, разрозненных производительных единиц», за что его опять-таки резко критикует Воронцов, а требует совершенно в духе Чернышевского создания социалистических крупных предприятий, позволяющих использовать повышающие эффективность методы про­изводства.

В своей интерпретации Маркса Даниельсон испытывает явное влияние Михайловского. Как и последний, Даниельсон сводит учение Маркса к критике капиталистического способа производства, которую Даниельсон в холистических традициях русского экономического мыш­ления односторонне трактует как критику разделения труда и тем са­мым дифференциации общества. Даниельсон цитирует знаменитое изречение Маркса из предисловия к «Критике политической эконо­мии» о том, что причины общественных переворотов следует искать в условиях производства, а не в головах людей. Однако это не мешает ему на той же странице выразить свою веру в возможность организа­ции хозяйственного порядка посредством человеческого творчества, демонстрируя тем самым полное непонимание учения Маркса: «Русскому обществу предстоит решение великой задачи, крайне трудной, но не невозможной — развить производительные силы населения в та­кой форме, чтобы ими могло пользоваться не незначительное меньшин­ство, а весь народ».

Намного более убедительное обоснование мнимой невозможнос­ти капитализма в России представил соратник Даниельсона Василий Павлович Воронцов (1847-1918), который все свои сочинения пуб­ликовал под псевдонимом «В.В.». Он родился в семье родовитых ека­теринбургских дворян. По окончании Медико-хирургической акаде­мии в Петербурге он семь лет работал сельским врачом в различных губерниях. Уже в это время Воронцов регулярно публиковал статьи по политической и экономической тематике. Оставив работу врача, он с 1879 г. выступил с серией журнальных статей по экономическому раз­витию России. Эти статьи легли в основу главного произведения Во­ронцова «Судьбы капитализма в России». Уже в предисловии Ворон­цов откровенно признает, что при написании книги он руководство­вался прежде всего политическими мотивами: «…Народная партия многое выиграла бы впрактическом отношении, если бы двойственность, раздирающая ее миросозерцание, была уничтожена, если бы к ее вере в живучесть народных устоев присоединилось убежде­ние висторической невозможности развития капиталистического про­изводства вРоссии».

Согласно Воронцову, Россия вступает в капиталистическую фазу, когда другие страны уже достигли высокого уровня развития. Отсюда следует, что Россия — и здесь Воронцов излагает идею Чернышевско­го о «перешагивании» через «среднюю» стадию — могла бы непосред­ственно перейти от феодализма к социализму, если ей удастся исполь­зовать технологические достижения Запада. Если же будет выбран ка­питализм, то придется конкурировать на внешних рынках с более про­двинутыми странами. В этой конкуренции российская продукция, однако, не будет иметь никаких шансов. Из этого суждения Ворон­цов выводит свое учение о невозможности капитализма в России. Вследствие эксплуатации рабочих, считает он, внутренний рынок в ка­питалистических странах слишком слаб, чтобы абсорбировать все пред­ложение. Это противоречие обостряется по мере капиталистического развития вследствие «освобождения рабочих от средств производства и их обеднения». Перед странами, с опозданием вступившими в ка­питалистическую фазу, возникает следующая дилемма: поскольку мест­ные предприниматели могут «перескочить» через первые стадии техни­ческого развития, промышленное производство с самого начала будет обходиться относительно малым числом рабочих рук. Воронцов назы­вает это развитие интенсивным в отличие от экстенсивного развития, имеющего место в Западной Европе. Поскольку при догоняющем ин­тенсивном развитии внутри страны трудовые доходы слишком малы, произведенные промышленным способом товары не могут быть в пол­ном объеме реализованы на внутреннем рынке. В России эта пробле­ма еще больше обостряется: хотя интенсивное развитие капитализма здесь не предполагает экспроприации крестьян, оно уничтожает их до­ходы от промысловой деятельности, поскольку домашнее крестьянское производство не в состоянии конкурировать с производством промыш­ленным. Но обедневший крестьянин потребляет так же мало, как и эксплуатируемый пролетарий. Вследствие отсутствия внутреннего спроса внешние рынки для России стали необходимы уже в самом на­чале капиталистической фазы, тогда как в Западной Европе эта необ­ходимость возникла на значительно более поздней стадии. Из этого Воронцов делает вывод об обреченности капитализма в России, по­скольку ее промышленные изделия не могут найти достаточного спро­са ни на внутреннем, ни на внешних рынках.

На основе статистических рядов, отражающих в лучшем случае изменения на протяжении шести лет, Воронцов пытается доказать, что общее число русских фабричных рабочих в последние годы снижает­ся. Таким образом, он считает доказанным, что дело капитализма в России уже «окончательно проиграно». Если капитализм и мог ка­кое-то время продержаться, то лишь благодаря массированной госу­дарственной поддержке. С самого начала капитализм в России способ­ствовал лишь пролетаризации части крестьян, чтобы вскоре лишить их работы. Если российская промышленность, указывает Воронцов, не в состоянии занять на длительный срок рабочую силу, то получа­ется, что капитализм в России не может выполнить свою историче­скую миссию, приписываемую ему Марксом. Таким образом, он лишен всякого «прогрессивного элемента» и, следовательно, не вправе претендовать на какое-либо нравственное оправдание. Поэтому тре­буется кардинальная смена курса в экономической политике. На мес­то «солидарности с капиталистическим производством» должна прий­ти «энергичная поддержка» аграрного сектора и мелких промыслов. Одновременно следует отказаться от обреченной на неудачу попытки завоевания внешних рынков. «Действительно национальное» развитие имеет то преимущество, что население в условиях автаркии смо­жет концентрироваться на удовлетворении собственных потребно­стей.

Воронцов весьма последовательно обосновывает тезис о бесперспективности капитализма в России, и потому его книгу следует оценивать, как заметный вклад в теорию экономического развития. Вмес­те с тем экономико-политические выводы произведения в высшей сте­пени зависят от обоснованности приведенных Воронцовым данных о развитии промышленности и мелких крестьянских промыслов в Рос­сии. Что же касается этой стороны его исследования, то ей следует дать уничтожающую оценку. Во-первых, вывод о закате капитализма в России он пытается сделать на основе двух статистических рядов, отражающих изменение занятости на фабриках в течение шести лет, из которых лишь пять подтверждают постулируемую им тенденцию. Во-вторых, и с этим скудным статистическим материалом он обраща­ется просто несерьезно. Приукрашивание мелких промыслов приоб­ретает у Воронцова гротескные черты, когда в доказательство конку­рентоспособности самостоятельного надомного работника он приво­дит тот факт, что при необходимости его рабочее время может длиться намного дольше рабочего дня, установленного на фабрике. Несмотря на сомнительное с научной точки зрения толкование статистического материала, его теоретически обоснованное учение о бесперспектив­ности капитализма в России оказывало решающее влияние на обще­ственное мнение примерно до середины 1890-х гг. Об этом говорит уже то обстоятельство, что критическое рассмотрение его теории от­сутствия рынков сбыта было центральной темой в ранних произведе­ниях так называемых легальных марксистов.

Предпринятая на­родниками попытка дать философское обоснование марксистской кри­тики капитализма именно посредством теорий Бауэра показывает, на­сколько далеко они готовы были зайти в стремлении поставить на службу своей идеологии западные учения независимо от их первона­чальной направленности.

Хотя сомнения в капиталистическом развитии России в 1880-е гг. и не были лишены некоторых оснований, но, как бы то ни было, сами народники представили доказательство тезиса Лаврова, что (полу) об­разованное меньшинство способно развивать общественно-политичес­кие идеи вне всякой зависимости от окружающей действительности. Как писал немецкий профессор экономии Герхарт фон Шульце-Геверниц, который приблизительно в это же время имел возможность в ходе своих продолжительных поездок ознакомиться с российскими усло­виями: «Нигде, кроме как на московской мостовой, я не испытывал столь сильно ощущения, будто стоишь на земле рассадника капитализма. Так, навер­ное, выглядел в свое время Манчестер… Капитализм… произрастает в Рос­сии в тепличных условиях и расцветает там пышным цветом».

 

 

 

 

Экономисты-народники

В трудах наиболее авторитетных представителей народ­нической школы экономистов, которых называли теоре­тиками «крестьянского социализма», Василия Павлови­ча Воронцова (1847-1918 гг.) — «Судьбы капитализма в Рос­сии» и Николая Францевича Даниэльсона (1844-1918 гг.) — «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства» рассматриваются проблемы, близкие с позицией «институционалистов »:

— о формах организации крестьянского хозяйства (че­рез трансформацию общины и общинного землевладения);

— о выборе национальной модели;

— о путях и перспективах социально-экономического развития России.

Определяющая идея экономистов-народников — обо­снование самобытного некапиталистического развития России. Они считают несостоятельной попытку перенесения западных моделей хозяйствования на российскую почву; выступают против постулата: капитализм — «единственно возможная форма производительных сил».

Картина будущего экономического строя России, соглас­но взглядам народнической школы — В.П. Воронцова, И.Ф. Даниэльсона и их сторонников:

1. Община и общинно-артельная форма производства и распределения благ — прогрессивная форма экономичес­кой организации, отвечающая традициям и условиям Рос­сии. Она сочетает:

— рыночные и нерыночные отношения;

— принципы частной инициативы и самоорганизации;

— способность к трансформации, саморазвитию. Главным препятствием к подъему производительных сил является помещичье землевладение, а не общинная орга­низация хозяйства.

2.  В перспективе наиболее целесообразным экономи­ческим строем России может стать многоукладная эконо­мика, которая сочетала бы в себе три основных уклада:

— общинно-крестьянский;

— артельно-промышленный;

— государственный.

Устраняется помещичье землевладение. Крупное про­мышленное производство становится государственным. Многоукладный, смешанный строй способен к саморазви­тию, к расширению кооперативных начал.

3.  В многоукладной модели российской экономики ут­верждаются различные формы «народного производства», требующие поддержки:

— предоставления налоговых льгот;

— предоставления кредитов;

— развития кооперативных форм, выкупа помещичьих земель. Рост производства потребительских товаров, стимулирование платежеспособного спроса основной массы населения создадут необходимые предпосылки подъема промышленного производства, позволят избежать острых социальных противоречий, связанных с первоначальным накоплением.

Концепция экономистов народнической школы — по­пытка программы социально-экономического развития, представляющей «срединный» путь между капиталисти­ческой и социалистической моделями.