В последнее время исследовательский интерес западных (прежде всего американских) этиков все более смещается в сторону прикладной проблематики. Этика, если говорить не о фактическом состоянии, а о наметившейся тенденции, все более становится прикладной. Если быть точнее, она расщепляется на множество прикладных этик (биоэтика, этика бизнеса, политическая этика и др.). Термин «прикладная этика» имеет свою традицию, не является он новым и для советской литературы. Более того, в советской этике есть опреде­ленное, достаточно четко институализированное направление, идентифицирующее себя как прикладная этика. Оставляя в стороне вопрос об исторически менявшемся содержании понятия, о том, как оно понимается в советской этике, попытаемся в самых общих чертах выявить смысл того прикладного поворота, который характерен для современной западной этики.

В данном случае речь идет не об обычной, столь естественной для всякой науки смене теоретических акцентов, а соответственно и тематических приоритетов. Можно предпо­ложить, что с появлением прикладной этики начинается принципиально новый этап развития этического знания. Этическая нормативность традиционно составляла некое самостоятельное духовное царство, дополнявшее и компенсировавшее несовершенство фактических нравов. Теперь же она становится способом организации самого реального бытия индивидов, формой преобразования общественных нравов. Этика оказывается практической не в каком-то превращенном, а в прямом и буквальном смысле слова: в своей нормативной части она смыкается, совпадает с самим процессом нравственого возвышения, гуманизации человеческих отношений.

Прикладная этика исследует пути приложения гуманистических норм к тем или иным конкретным секторам практической жизнедеятельности людей. Ее задача не в том, чтобы описать преломление моральных норм в той или иной среде, их трансформацию, а в том, чтобы выявить способы их воплощения в конкретных ситуациях человеческого бытия, вполне локализованных и поддающихся сознательному контролю. Смысл прикладной этики — перевести моральные ценности из идеальной формы бытия в практическую, притом не только в индивидуальном опыте, но и в организации общественной жизни, переформу­лировать их в терминах социального поведения, в полной мере сохраняя при этом их изначальное содержание. Этим она отличается от профессиональной этики, которая интересуется прежде всего изменениями и искажениями общезначимых моральных норм в процессе профессиональной деятельности. Одна из важных и специфичных задач профессиональной  этики — описать  те   отступления   от   абсолютных   в  своих   притязаниях моальных норм, которые обусловлены логикой, потребностями профессиональной деятельности и профессиональных интересов. Так, медицинская этика, например, описывает ситуации, при которых врач в пределах своих профессиональных целей может отступить от заповеди «не лги», невольно релятивируя таким образом саму эту заповедь. Прикладная этика, не замыкающаяся границами внутрипрофессиональных отношений, а обращенная всегда к тем или иным общезначимым секторам практики, имеет своим содержанием иной  предмет:  как поднять данную область практической жизни до уровня моральных требований, не допуская отступлений от них под прикрытием сложных, казусных  ситуаций? Если, скажем, рассмотреть ту же норму «не лги» в рамках логики биомедицинской этики  как прикладной науки, то право ее интерпретации не может считаться привилегией врача и быть поставлено исключительно в зависимость от задач лечения; мнение пациента, его желание и право знать правду о своем состоянии в полном соответствии с принципом моральной автономии личности приобретают здесь решающее значение.

Прикладная этика в ее современном варианте не интересуется вопросами обоснования морали — тем, что традиционно составляло преимущественный предмет этики, в силу чего она, собственно, и являлась частью (или срезом) философского осмысления мира. При м особо следует подчеркнуть: прикладная этика существует не как прикладная часть этики, не в паре с теоретической этикой, а как каждый раз вполне специальная и самостоятельная наука. Следовательно, ее «равнодушие» к общей теории, философии морали является принципиальным. Чтобы понять эту особенность прикладной этики, само превра­щение этики в прикладную науку, нужно подойти к вопросу исторически. Прикладная этика возникает на такой стадии развития, когда в обществе вырабатывается устойчивое согласие относительно гуманистических ценностей в их общечеловеческом содержании и личностном преломлении, когда проблема теоретического обоснования моральных норм потеряла общественную злободневность и на первый план выдвигается проблема их воплощения в общественном опыте. Скажем, биомедицинская этика предполагает полное согласие относительно того, что человеческая личность самоценна и морально автономна, что все должны руководствоваться нормами справедливости и милосердия. Если же в общественном сознании широко распространены убеждения, что моральность поступка определяется пользой общества, что личность не равна личности и кто-то (в силу социаль­ных, этнических и иных признаков) имеет преимущественные моральные права, то обсуж­дение таких проблем биомедицинской этики, как, например, проблема эвтаназии, может обернуться отрицательными результатами. Прикладную этику, следовательно, можно было бы назвать посттеоретической, она связана с теоретической этикой исторически, как следующая за ней, продолжающая ее стадия.

Как прикладная наука этика может существовать только в непосредственной коопе­рации со специальными областями знания и в контектсте конкретной, общественно орга­низованной формы деятельности. Этика не просто усваивает язык, механизмы определенной сферы общественной практики, она становится органичным элементом этой практики. Она, может быть, даже в большей мере принадлежит практике (бизнесу, медицине, политике и т. д.), чем университетам. Прикладную этику можно было назвать теоретизированием, но в терминах жизни или самой жизнью, но обогащенной рационально осмысленным этическим опытом.

Чтобы понять исторический смысл и масштаб новой, прикладной стадии развития этики, необходимо рассмотреть ее в контексте современного мирового развития, а говоря точнее, в свете того фундаментального факта, что нависшие над человечеством глобальные опасности перевернули господствовавшее в европейской духовной традиции представление о соотношении бытия  (жизни)   и морали. 

Рационалистически ориентированная этика (а рационализм — основной вектор евро­пейской этики) исходила из констатации, согласно которой жизнь является естественной предпосылкой, базисом человеческого бытия, объективно заданным пространством духов­ного развития. Жизнь мыслилась как данность, которая автоматически воспроизводит себя и вечна в том смысле, что существенно не зависит от человеческого выбора, нравствен­ного качества общественных отношений. Речь идет не о нравственных обязанностях индивидов по отношению к природе (они как раз в ряде учений признавались в качестве критерия индивидуальной моральной зрелости), а о том, что судьба природы никак не  сопрягалась с мерой культивирования этих обязанностей, как и вообще с мерой моральности человеческого бытия. Природная среда предполагалась, но ее существование не ставилось в зависимость от нравственно ответственного поведения.

В настоящее время ситуация изменилась коренным образом. Человечество оказалось перед лицом многообразных опасностей, смертельно угрожающих его существованию, и в целом жизни на Земле. И, что в данном случае особенно важно подчеркнуть, опасности эти — ядерная, экологическая и др. — исходят от самих людей.   Их причина — противоречие между глобальными производительными силами и локальными ценностными ориентациями, современными, практически неограниченными, универсальными технологическими возможностями и архаичными, узкими нравственными установками, исходящими из почти первобытного разделения людей на «своих» и «чужих». Решение этого противоречия, если не принимать всерьез абсолютно несерьезное предположение о возвращении к доиндустриальной эре, состоит только в том, чтобы сменить нравственную парадигму, от недо­верия, вражды и насилия перейти к диалогу, взаимопониманию и сотрудничеству. Вопрос стоит  так:  или   человечество   откажется   от   старого,   «блокового»   мышления,   научится преодолевать национальные, региональные и иные конфликты путем компромиссов, добра, ненасилия, или оно не будет иметь будущего. В свое время Августин говорил о двух свобо­дах: первая состояла  в возможности не грешить, вторая и последняя  будет состоять в невозможности   грешить.   Похоже,   что  мы   подошли   к  такой   стадии   развития,   когда будущее зависит от того, удастся ли нам подняться до свободы во втором смысле.

Если жизнь на Земле зависит от того, сможет ли человечество встать на прямой путь добра, то отсюда следует, что она зависит от морального выбора, от нравственного каче­ства общественных отношений. Если раньше жизнь рассматривалась как предпосылка, то теперь ее точнее было бы охарактеризовать как результат. Воспроизводство природного бытия опосредуется нравственным состоянием общества. Гуманизм — не вторичное каче­ство, по отношению к которому человеческая витальность оказывается нейтральной территорией, а первичная и безусловная основjего бытия и в общественном, а вслед за тем и в антропологическом смысле слова.

Выявившаяся зависимость природного бытия человека от его нравственного бытия связывает человеческое  будущее с  такими  нравственными   преобразованиями,  которые равносильны этической революции. Здесь уместнее говорить о второй этической револю­ции. Ее суть не в том, чтобы раздвинуть идейные горизонты морали (они и без этого доста­точно широки, предельны, человечество давно дошло до осознания абсолютности добра), а   в том,  чтобы   придать  практическую действенность,   материализовать  старые,  всеми признаваемые гуманистические ценности. Если содержанием первой этической революции в I тысячелетии до н. э. явилась выработка общегуманистического канона, идеи общечело­веческой морали, то смысл предстоящей второй этической революции иной — перевести эту  идею   в  план   практического  осуществления,   и   не   в   мистическом   индивидуально-духовном опыте, а  в опыте общественном, рационально организованном  и сознательно контролируемом.  В свете этой исторической перспективы переход этики с философско-теоретического уровня на прикладной, появление прикладной этики — процесс многозна­чительный и многообещающий.