Победа над фашистской Германией, конечно, опьяняла сознание советских людей, внушала им гордость за свою страну, за свой народ. И на это сознание официальной пропагандой небезуспешно накладывалась вера в «мудрость вождя и учителя», «организатора и вдохновителя всех побед». Об этом свидетельствовали буквально все направляемые в Москву партийными комитетами сводки о политических настроениях на местах, которые хранят­ся в бывшем Центральном партийном архиве. Тем не менее в обществе наступила пора каких-то не­определенных надежд на лучшее, на «послабление», на долгожданную человечность и естественную после всего пережитого мягкость. Подобный социальный оптимизм порождал у людей стремление как можно быстрее пре­одолеть последствия войны, не жалея на это ни сил, ни времени, ни здоровья. И буквально все информационные сводки о политическом настроении населения полны све­дений о «новой волне трудового героизма».

Разумеется, любой героизм, в том числе и трудовой, не может быть ни массовым, ни продолжительным по време­ни, на него способны только единицы, и их рекордные достижения нельзя повторять всем, а тем более каждый день. За подъемом следует спад. Для нового подъема, для новой волны требуются новые благоприятные условия. А их не было. Мало того, все громче раздавались голоса измученных войною людей с требованием дать им нако­нец вкусить долгожданных плодов побед и мира. «В годы войны мы отказывали себе во всем, понимая, что все должно идти для победы. Теперь хочется, чтобы о нас побольше проявили заботы», — рассуждал рабочий фаб­рики им. Фрунзе в Москве Локотецкий. Повсеместно высказывалась мысль о необходимости увеличить норму выдачи хлеба. «Народ сильно подносил здоровье, и было бы неплохо побыстрее повысить хлебный паек до 800 грам­мов», — делился своими соображениями в частной бесе­де с другими рабочими сварщик завода «Мосгаз» Еремин. Но особенно раздражало то, что и эту низкую норму заполучить часто не было возможности. «Почему в столовой опять пет хлеба?» — возмущались рабочие завода № 510 в Омске. «Когда станут полностью отоваривать продо­вольственные карточки, в частности на сахар?» — недоумевали новосибирцы.

Еще один вопрос поднимался рабочими, как отмеча­лось в партийных сводках, «почти повсеместно»: о необ­ходимости отмены законодательства военного времени, особенно в сфере трудового права. «Когда мы перейдем на 8-часовой рабочий день? — настойчиво интересова­лись рабочие в цехе № 300 Кировского завода в Челябин­ске. — Ведь товарищ Сталин заявил о переходе на мир­ное строительство. Да и танков теперь меньше надо бу­дет». На совещании председателей цеховых профсоюз­ных комитетов завода «Красный Аксай» в Ростове-на-Дону некоторые из них потребовали вернуться к 8-часо­вому рабочему дню и установить регулярные выходные дни.

Со стороны эвакуированных и мобилизованных рабо­чих, а также направленных в принудительном порядке на предприятия и стройки из деревни нарастали требования вернуть их к прежнему месту жительства и работы. На Березняковском содовом заводе рабочие «целыми группами» осаждали отдел кадров, заявляя: «Нас мобилизова­ли на период войны. Война кончилась, и вы не имеете права нас тут держать». У директора завода № 78 в Челя­бинске Заболуева в течение нескольких дней побывало 350 человек с настойчивыми просьбами об отпуске их па прежнее местожительство.

Отказ в удовлетворении этих требований отнюдь не спо­собствовал улучшению социально-психологического кли­мата в производственных коллективах.

У колхозников особое недовольство вызывал очередной государственный заем обороны, подписка на который была приурочена как раз к празднованию Победы. Если у рабо­чих и служащих деньга на этот заем автоматически высчитывались из их зарплаты, то сельчанам, чтобы выку­пить облигации, приходилось что-то отрывать из своих скудных припасов и отвозить на рынок, что для подавля­ющего большинства означало обречь себя до осени на голод. Вот что говорится об этом в информационной свод­ке Воронежского обкома ВКП (б). П. Ф. Кузнецова (кол­хоз «Пролетарий», Верхне-Хавский район) заявила: «Мой муж погиб… С первых дней войны не имею о нем изве­стий, так что мне радости все равно нет. И на заем подпи­сываться не буду». Так же категоричен был и К.Д. Хардин (Пластинский сельсовет, Дрязганский район): «Пла­тить не будем. Довольно нам лямку тянуть. И так сидим голодные и холодные».

Ослабление трудовой дисциплины отмечалось во мно­гих майских информационных сводках. «Хватит напря­женно работать. Устали! — говорила не только своим рабочим, но и начальству бригадир Огорчай на аккумуляторном заводе в Подольске. — Пусть приходят мужики работать». А когда мастера Истомина в цехе № 27 комби­ната № 179 в Новосибирске стали спрашивать, почему его участок сорвал график, он принялся рассуждать: «Рань­ше я мобилизовывал коллектив на освобождение нашей земли, а теперь Германия разбита, и нечего портить ме­талл на снаряды».

Еще сильнее подобные настроения проявлялись в дерев­не. Так, Одесский обком КП (б) У бил тревогу: в Ширя­евском районе значительно сократились темпы сева, в от­дельные дни сеяли лишь 150-200 гектаров при задании в 630 гектаров; в ряде колхозов Доманевского района ведутся такие разговоры: «Довольно давать своих коров на полевые работы!» Фиксируемые партийными комитетами «упадочнические высказывания» колхозников нередко прямо перерастали в «антисоветские». Вот в чем убеж­дал, например, своих собеседников некто Шурыгин в Пен­зенской области: «Ничего не выйдет, если не распустят колхозы. Поля запущены, скота нет, никто работать не хочет… Крестьянин проклинает тех, кто выдумал колхо­зы… Я думаю, что эта система была введена по указанию немцев, чтобы развалить хозяйства и ослабить Россию с целью завоевания. Все ждут, что, как распустят армию по домам, колхозы отменят. Надо перевести всех на индиви­дуальное хозяйство, как было в 1927 году. Тогда восста­новят все, завалят продуктами и деревню, и город».

Ошибался этот Шурыган в отношении немцев как ини­циаторов коллективизации или лукавил, нам неизвестно. Но мысль его о том, что без роспуска колхозов «ничего не выйдет», разделялась многими.

Насколько широко были распространены ожидания и надежды на коренные перемены в социально-экономиче­ском и политическом строе, сказать трудно. Можно толь­ко с достаточной уверенностью предполагать, что они не были ни всеобщими, ни единичными. Если бы они были всеобщими, то это наверняка проявилось бы в каких-то массовых выступлениях, а сведениями о таковых мы не располагаем. Если бы они были единичными, то стекав­шиеся на Старую площадь сводки о политических на­строениях, без всякого сомнения, обошли бы их молча­нием. Скорее всего эти ожидания и настроения следует рассматривать как определенную тенденцию, причем ни­чего хорошего не сулящую верхам. Судя по всему, имен­но так и рассматривали ее там.

И вообще, наряду с чувством облегчения и радости от окончания войны, среди значительной части населения наблюдались и настроения отнюдь не веселые, полные горести, разочарования и тревоги за будущее. «Когда кончилась война, — вспоминал переводчик Николай Люби­мов, уже побывавший в тюрьме и ссылке, — мы, конеч­но, радовались окончанию кровопролития, но и знали, что ничего хорошего ждать не приходится». Дочь извест­ного критика и детского писателя Лидия Чуковская так излагала в те дни свои ощущения в стихах: «Слово «мир» — а на душе тревога. Слово «радость» — на душе ни звука. Что же ты, побойся, сердце, Бога. Разумеешь только слово: «мука»?»

А вот как пытался осмыслить и объяснить эти настрое­ния социально-политического пессимизма директор Пен­зенского городского треста озеленения Ф.В. Ефремов. «Победа над Германией никаких изменений не внесла… Народ обманут в своих ожиданиях. Кое-кто полагает, что что-то переменится после возвращения людей с фронта. Бесполезно: усилят роль НКВД, и сказать будет ничего нельзя. Ждали изменений 25 лет, придется ждать еще не меньше».

Уже на следующий день после Победы советская печать начинает целенаправленную кампанию по созданию об­раза нового врага. Но для того чтобы народ снова почув­ствовал себя находящимся в «осажденной крепости», нуж­но было что-то посущественнее. Что именно? Может быть, на самом деле продолжение войны в Европе? Такая перс­пектива серьезно обсуждалась на одном из совещаний у Сталина. Маршал Семен Буденный объявил большой ошибкой то, что Красная Армия остановилась на Эльбе и не двинулась дальше в Западную Европу, хотя в военном отношении это, но его мнению, было несложно. Леген­дарный кавалерист утверждал, что надо было «сразу раз­рубить саблей все это с головы до того места, откуда нош растут».

В этом он был не одинок. Давид Самойлов, сотрудник разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Георгий Жуков, писал: «Вариант дальнейшего похода на Европу — война с нынешними союзниками — не казался невероятным ни мне, ни мно­гим из моих однополчан. Военная удача, ощущение побе­ды и непобедимости, не иссякший еще наступательный порыв — все это поддерживало ощущение возможности и выполнимости завоевания Европы. С таким настроени­ем в армии можно было не останавливаться в Берлине, если бы реальное соотношение сил было иным…» «Если бы реальное соотношение сил было иным…» Это прекрасно понимал и Сталин, не согласившись с Буден­ным. Но довод он привел не тот, что имел в виду Самой­лов, а совершенно другой. «А как мы их будем кормить?» — спросил он без тени смущения. Но саму идею, при всей ее чудовищности, не отверг.

Но были ли у него основания для таких расчетов? Да, были. Милитаристские настроения были свойственны не только людям военным. Они довольно глубоко корени­лись в имперской ментальности значительной части граж­данского населения. «Будут ли увеличены государствен­ные границы СССР на западе?» — задавался, например, вопрос в Ярославской области. «Каково будет теперь на­ше отношение к Турции? Предъявит ли наше правитель­ство какие-либо требования к ней?» — спрашивали в Челябинской области.

Настойчивые и все усиливавшиеся слухи о предстоя­щем вступлении СССР в войну с Японией на Дальнем Востоке вызывали не только ощущение тревоги и даже боязни, но и чувства совсем иного рода. Одни, например, утверждали, что «надо рассчитаться с Японией» (Камен­щиков, Трупов и Минаев в беседе с агитатором на заводе № 88 в Московской области), и предлагали «проучить ее под горячую руку» (работники Буринского совхоза в Че­лябинской области). Другие деловито интересовались: «Имеем ли мы право на КВЖД? Полностью ли расплати­лась за неё Япония?»

Особый счет, естественно, предъявлялся Германии. «По­чему мы и союзники не можем разделить Германию?» — требовали ответа в колхозе «Завет Ленина» (Обливский район Ростовской области). «Является ли раздел Герма­нии на зоны шагом к ее окончательному расколу?» — интересовались челябннцы. «Кому будет передана терри­тория Восточной Пруссии?» — спрашивали на судоре­монтом заводе в Таганроге.

На наш взгляд, именно на такого рода милитаристские, имперские настроения и делал ставку Сталин, беря курс на разрыв с союзниками. Только разрыв этот должен был произойти не сразу (подобный резкий поворот внешней политики в 1939 году так и не был понят и принят наро­дом), а постепенно, проходя через определенные этапы, причем так, чтобы вину за каждое очередное охлаждение и обострение отношений с вчерашними союзниками мож­но было свалить на противоположную сторону.

Этими этапами явились: совещание глав государств и правительств «большой тройки» в Потсдаме, обмен нота­ми с Анкарой о проливах Босфор и Дарданеллы, сопро­вождаемый территориальными претензиями правительств Грузинской и Армянской ССР; проволочка с выводом советских войск из Маньчжурии, куда перенесла свою основную вооруженную базу Компартия Китая, и из се­верного Ирана, где были провозглашены Азербайджан­ская и Курдистанская «демократические» автономии; гражданская война в Греции; ликвидация оппозиции в Югославии и притеснение ее в Болгарии, Румынии и Поль­ше и, наконец, заявление Черчилля 6 марта 1946 года в Фултоне о «железном занавесе». Так было положено на­чало «холодной войне».

 

Пороки сердца врожденные

         ПОРОКИ СЕРДЦА ВРОЖДЕННЫЕ — внутриутробные аномалии развития сердца (в т. ч. его клапанов, перегородок) и крупных сосудов. Частота их неодинакова в разных регионах, в среднем они наблюдаются приблизительно у 7 из 100 живых новорожденных; у взрослых они встречаются значительно реже. В небольшой части случаев врожденные пороки имеют генетическую природу, основными же причинами их развития считают экзогенные воздействия на органогенез преимущественно в первом триместре беременности (вирусные, напр., краснуха, и другие заболевания матери, алкоголизм, применение некоторых лекарственных средств, воздействие ионизирующего излучения и др.). Все врожденные пороки могут осложняться инфекционным эндокардитом с появлением дополнительных клапанных поражений.

         Классификация. Предложено несколько классификаций врожденных пороков сердца, общим для которых является принцип подразделения пороков по их влиянию на гемодинамику. Наиболее обобщающая систематизация пороков характеризуется объединением их, в основном по влиянию на легочный кровоток, в следующие 4 группы.
I. Пороки с неизмененным (или мало измененным) легочным кровотоком: аномалии расположения сердца, аномалии дуги аорты, ее коарктация взрослого типа, стеноз аорты, атрезия аортального клапана; недостаточность клапана легочного ствола; митральные стеноз, атрезия и недостаточность клапана; трехпредсердное сердце, пороки венечных артерий и проводящей системы сердца.

II. Пороки с гиперволемией малого круга кровообращения:
1) не сопровождающиеся ранним цианозом — открытый артериальный проток, дефекты межпредсердной и межжелудочковой перегородок, синдром Лютамбаше, аортолегочный свищ, коарктация аорты детского типа; 2) сопровождающиеся цианозом — трикуспидальная атрезия с большим дефектом межжелудочковой перегородки, открытый артериальный проток с выраженной легочной гипертензией и током крови из легочного ствола в аорту.
III. Пороки с гиповолемией малого круга кровообращения:
1) не сопровождающиеся цианозом — изолированный стеноз легочного ствола; 2) сопровождающиеся цианозом — триада, тетрада и пентада Фалло, трикуспидальная атрезия с сужением легочного ствола или малым дефектом межжелудочковой перегородки, аномалия Эбштейна (смещение створок трикуспидального клапана в правый желудочек), гипоплазия правого желудочка.
IV. Комбинированные пороки с нарушением взаимоотношений между различными отделами сердца и крупными сосудами: транспозиция аорты и легочного ствола (полная и корригированная), их отхождение от одного из желудочков, синдром Тауссиг — Бинга, общий артериальный ствол, трехкамерное сердце с единым желудочком и др.
         Приведенное подразделение пороков имеет практическое значение для их клинической и особенно рентгенологической диагностики, т. к. отсутствие или наличие изменений гемодинамики в малом круге кровообращения и их характер позволяют отнести порок к одной из групп I-III или предположить пороки IV группы, для диагностики которых необходима, как правило, ангиокардиография. Некоторые врожденные пороки сердца (особенно IV группы) встречаются весьма редко и только у детей. У взрослых из пороков 1-II групп чаще выявляются аномалии расположения сердца (прежде всего декстрокардия), аномалии дуги аорты, ее коарктация, аортальный стеноз, открытый артериальный проток, дефекты межпредсердной и межжелудочковой перегородок; из пороков

III группы — изолированный стеноз легочного ствола, триада и тетрада Фалло.
        

        

 

 

 

 

Понятие «институт» (от лат. institutum — установление, учреждение) было заимствовано социологией из юриспруденции, где его использовали для характеристики отдельного комплекса юридических норм, регулирующих социально-правовые отношения в некоторой предметной сфере. Такими институтами в юридической науке считались, например, наследование, брак, собственность и т. п. В социологии понятие «институт» сохранило эту смысловую окраску, однако приобрело более широкое толкование в плане обозначения некоторого особого типа устойчивой регламентации социальных связей и различных организационных форм социального регулирования поведения субъектов.

Институциональный аспект функционирования социума является традиционной областью интересов социологической науки. Он находился в поле зрения мыслителей, с именами которых связывается ее становление (О. Конт, Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, М. Вебер и др.).

Институциональный подход О. Конта к изучению социальных явлений вытекал из философии позитивного метода, когда одним из объектов анализа социолога выступал механизм обеспечения в обществе солидарности- и согласия. «Для новой философии порядок всегда составляет условие прогресса и обратно, прогресс является необходимой целью порядка» (Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1899. С. 44). О. Конт рассматривал основные социальные институты (семью, государство, религию) с позиций их включения в процессы социальной интеграции и выполняемых при этом функций. Противопоставив по функциональным характеристикам и природе связей семейную ассоциацию и политическую организацию, он выступил теоретическим предшественником концепций дихотомизации социальной структуры Ф. Тенниса и Э. Дюркгейма («механический» и «органический» типы солидарности). Социальная статика О. Конта опиралась на положение о том, что институты, верования и моральные ценности общества функционально взаимосвязаны, и объяснение любого социального явления в этой целостности подразумевает нахождение и описание закономерностей его взаимодействия с другими явлениями. Метод О. Конта, его обращение к анализу важнейших социальных институтов, их функций, структуры общества оказали значительное влияние на дальнейшее развитие социологической мысли.

Свое продолжение институциональный подход к исследованию общественных явлений получил в трудах Г. Спенсера. Строго говоря, именно он впервые в социологической науке употребил понятие «социальный институт». Определяющими факторами в развитии институтов общества Г. Спенсер считал борьбу за существование с соседними обществами (войну) и с окружающей природной средой. Задача выживания общественного организма в условиях его. эволюции и усложнение структур порождают, по Спенсеру, необходимость формирования особого рода регулятивного института: «В государстве, как и в живом теле, неизбежно возникает регулирующая система… При формировании более прочного сообщества появляются высшие центры регулирования и подчиненные центры» (Spencer Н. First principles. N. Y., 1898. P. 46).

Соответственно социальный организм состоит из трех главных систем: регулятивной, производящей средства для жизни и распределительной. Г. Спенсер различал такие виды социальных институтов, как институты родства (брак, семья), экономические (распределительные), регулирующие (религия, политические организации). При этом многое в его рассуждениях об институтах выражено в функциональных терминах: «Чтобы понять, как организация возникла и развивается, следует понять необходимость, проявляющуюся в начале и в дальнейшем» {Spencer Н. The principles of ethic. N. Y., 1904. Vol. 1. P. 3). Итак, всякий социальный институт складывается как выполняющая определенные ^функции устойчивая структура социальных действий.

Рассмотрение социальных институтов в функциональном ключе продолжил Э. Дюркгейм, придерживавшийся идеи о позитивности общественных институтов, которые выступают важнейшим средством самореализации человека (см.: Durkheim Е. Les formes elementaires de la vie religieuse. Le systeme totemique en Australie. P., 1960).

Э. Дюркгейм высказался за создание особых институтов поддержания солидарности в условиях разделения труда — профессиональных корпораций. Он утверждал, что корпорации, неоправданно считающиеся анахронизмом, на самом деле полезны и современны. Корпорациями Э. Дюркгейм называет институты типа профессиональных организаций, включающих работодателей и работников, стоящих достаточно близко друг к другу, чтобы быть для каждого школой дисциплины и началом, обладающим престижем и властью (см.: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Одесса, 1900).

Заметное внимание рассмотрению ряда социальных институтов уделял К. Маркс, который анализировал институт майората, разделение труда, институты родового строй, частной собственности и т.п. Он понимал институты как исторически сложившиеся, обусловленные социальными, прежде всего производственными, отношениями формы организации и регулирования социальной деятельности.

М. Вебер считал, что социальные институты (государство, религия, право и т. п.) должны «изучаться социологией в той форме, в какой они становятся значимыми для отдельных индивидов, в какой последние реально ориентируются на них в своих действиях» (История социологии в Западной Европе и США. М., 1993. С. 180). Так, обсуждая вопрос о рациональности общества промышленного капитализма, он на институциональном уровне рассмотрел ее (рациональность) как продукт отделения индивида от средств производства. Органическим институциональным элементом такой социальной системы выступает капиталистическое предприятие, рассматриваемое М. Вебером как гарант экономических возможностей индивида и превращающееся тем самым в структурный компонент рационально организованного общества. Классическим примером является анализ М. Вебером института бюрократии как типа легального господства, обусловленного прежде всего целерациональными соображениями. Бюрократический механизм управления предстает при этом в качестве современного типа администрации, выступающего социальным эквивалентом индустриальных форм труда и «так относится к предшествующим формам администрации, как машинное производство к дома-шинным» (Weber М. Essays on sociology. N. Y., 1964. p. 214).

Представитель психологического эволюционизма американский социолог начала XX в. Л. Уорд рассматривал социальные институты как продукт скорее психических, чем каких-либо других сил. «Социальные силы, — писал он, — это те же психические силы, действующие в коллективном состоянии человека» (Ward L. F. The physic factors of civilization. Boston, 1893. P. 123).

В школе структурно-функционального анализа понятию «социальный институт» принадлежит одна из ведущих ролей, Т. Парсонс строит концептуальную модель общества, понимая его как систему социальных отношений и социальных институтов. Причем последние трактуются как особым образом организованные «узлы», «связки» социальных отношений. В общей теории действия социальные институты выступают и в качестве особых ценностно-нормативных комплексов, регулирующих поведение индивидов, и в качестве устойчивых конфигураций, образующих статусно-ролевую структуру общества. Институциональной структуре социума придается важнейшая роль, поскольку именно она призвана обеспечить социальный порядок в обществе, его стабильность и интеграцию (см.: Parsons Т. Essays on sociological theory. N. Y., 1964. P. 231-232). Следует подчеркнуть, что нормативно-ролевое представление о социальных институтах, существующее в структурно-функциональном анализе, является наиболее распространенным не только в западной, но и в отечественной социологической литературе.

В институционализме (институциональной социологии) социальное поведение людей изучается в тесной связи с существующей системой социальных нормативных актов и институтов, необходимость возникновения которых приравнена к естественноисторической закономерности. К представителям этого направления можно отнести С. Липсета, Дж. Ландберга, П. Блау, Ч. Миллса и др. Социальные институты, с точки зрения институциональной социологии, предполагают «сознательно регулируемую и организованную форму деятельности массы людей, воспроизведение повторяющихся и наиболее устойчивых образцов поведения, привычек, традиций, передаваемых из поколения в поколение. «Каждый социальный институт, входящий в определенную социальную структуру, организуется для выполнения тех или иных общественно значимых целей и функций (см.; Осипов Г. В., Кравченко А. И. Институциональная социология//Современная западная социология. Словарь. М., 1990. С. 118).

Структурно-функционалистские и институционалистские трактовки понятия «социальный институт» не исчерпывают представленных в современной социологии подходов к его определению. Имеют место и концепции, опирающиеся на методологические основания феноменологического или бихевиористского плана. Так, например, У. Гамильтон пишет: «Институты — это словесный символ для лучшего описания группы общественных обычаев. Они означают постоянный способ мышления или действия, который стал привычкой для группы или обычаем для народа. Мир обычаев и привычек, к которому мы приспособляем нашу жизнь, представляет собой сплетение и непрерывную ткань социальных институтов» (Hamilton W. lnstitution//Encyclopedia of social sciences. Vol. VIII. P. 84).

Психологическую традицию в русле бихевиоризма продолжил Дж. Хоманс. Он дает такое определение социальных институтов: «Социальные институты — это относительно устойчивые модели социального поведения, на поддержание которых направлены действия многих людей» (Homans G. S. The sociological relevance of behaviorism//Behavioral sociology. Ed. R. Burgess, D. Bus-hell. N. Y., 1969. P. 6). Посуществу, Дж. Хоманс строит свою социологическую интерпретацию понятия «институт» опираясь на психологический фундамент.

Таким образом, в социологической теории имеет место значительный массив трактовок и дефиниций понятия «социальный институт». Они различны в понимании как природы, так и функций институтов. С точки зрения автора, поиск ответа на вопрос, какое из определений верно, а какое ошибочно, методологически бесперспективен. Социология — мультипарадигмальная наука. В рамках каждой из парадигм возможно построение своего непротиворечивого, подчиняющегося внутренней логике понятийного аппарата. И дело исследователя, работающего в рамках теории среднего уровня, определиться с выбором парадигмы, в рамках которой он намерен искать ответы на поставленные вопросы. Автор придерживается подходов и логики, лежащих в русле системно-структурных построений, это определяет и принимаемую им за основу концепцию социального института,

Анализ зарубежной и отечественной научной литературы показывает, что и в рамках выбранной парадигмы в понимании социального института существует широкий набор версий и подходов. Так, большое число авторов считают возможным дать понятию «социальный институт» однозначную дефиницию, опирающуюся на одно ключевое слово (выражение). Л. Седов, например, определяет социальный институт как «устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, установок, регулирующих различные сферы человеческой деятельности и организующих их в систему ролей и статусов, образующих социальную систему» (цит. по: Современная западная социология. С. 117). Н. Коржевская пишет: «Социальный институт представляет собой общность людей, выполняющих определенные роли на основе их объективного положения (статуса) и организованных посредством социальных норм и целей (Коржевская Н. Социальный институт как общественное явление (социологический аспект). Свердловск, 1983. С. 11). Я. Щепань-ский дает такое интегральное определение: «Социальные институты являются системами учреждений*, в которых определенные люди, избранные членами групп, получают полномочия для выполнения общественных и безличных функций ради удовлетворения существенных индивидуальных и общественных потребностей и ради регулирования поведения других членов групп» (Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. М., 1969. С. 96-97).

Есть и другие попытки дать однозначную дефиницию, исходя, например, из норм и ценностей, ролей и статусов, обычаев и традиций и т. д. С нашей точки зрения, подходы такого рода не являются плодотворными, поскольку сужают понимание такого комплексного явления, каким выступает социальный институт, фиксируя внимание только на одной, представляющейся тому или иному автору важнейшей его стороне.

Более содержательными автор считает концепции, опирающиеся на комплексную характеристику социального института и содержащие указания на различные аспекты его многосторонней сущности. Современные концепции такого рода, развиваемые в рамках избранной парадигмы, содержатся в работах Н. Смелзера, Г. Оси-пова, М. Комарова и др.

Под социальным институтом эти ученые понимают комплекс, охватывающий, с одной стороны, совокупность нормативно-ценностно обусловленных ролей и статусов, предназначенных для удовлетворения определенных социальных потребностей, и с другой — социальное образование, созданное для использования ресурсов общества в форме интеракции для удовлетворения этой потребности (см.: Смелзер Н. Социология. М., 1994. С. 79-81; Комаров М. С. О понятии социального института// Введение в социологию. М., 1994. С. 194).

Социальные институты — это специфические образования, обеспечивающие относительную устойчивость связей и отношений в рамках социальной организации общества, некоторые исторически обусловленные формы организации и регулирования общественной жизни. Институты возникают в ходе развития человеческого общества, дифференциации видов деятельности, разделения труда, формирования специфических видов общественных отношений. Их возникновение обусловлено объективными потребностями социума в регулировании общественно значимых сфер деятельности и социальных отношений. В зарождающемся институте по существу опредмечива-ется определенный вид общественных отношений.

К числу общих признаков социального института можно отнести:

— выделение определенного круга субъектов, вступающих в процессе деятельности в отношения, приобретающие устойчивый характер;

— определенную (более или менее формализованную) организацию:

— наличие специфических социальных норм и предписаний, регулирующих поведение людей в рамках социального института;

— наличие социально значимых функций института, интегрирующих его в социальную систему и обеспечивающих его участие в процессе интеграции последней.

Эти признаки не являются нормативно закрепленными. Они скорее вытекают из обобщения аналитических материалов о различных институтах современного общества. У одних из них (формальных — армия, суд и т. п.) признаки могут фиксироваться четко и в полном объеме, у других (неформальных либо только возникающих) — менее отчетливо. Но в целом они являются удобным инструментом для анализа процессов институционализа-ции социальных образований.

Социологический подход фиксирует особое внимание на социальных функциях института и его нормативной структуре. М. Комаров пишет, что реализация институтом социально значимых функций «обеспечивается наличием в рамках социального института целостной системы стандартизированных образцов поведения, т. е. ценностнонормативной структуры» (Комаров М. С. О понятии социального института//Введение в социологию. С. 195).

К числу важнейших функций, которые социальные институты выполняют в обществе, относятся:

— регулирование деятельности членов общества в рамках социальных отношений;

— создание возможностей для удовлетворения потребностей членов общества;

— обеспечение социальной интеграции, устойчивости общественной жизни; — социализация индивидов.

Структура социальных институтов чаще всего включает определенный набор составных элементов, выступающих в более или менее оформленном виде в зависимости от типа института. Я. Щепаньский выделяет следующие структурные элементы социального института: — цель и сферу деятельности института; — функции, предусмотренные для достижения цели; — нормативно-обусловленные социальные роли и статусы, представленные в структуре института;

— средства и учреждения достижения цели и реализации функций (материальные, символические и идеальные), включая соответствующие санкции (см.: Щепаньский Я. Указ. соч. С. 98).

Возможны различные критерии классификации социальных институтов. Из них мы считаем целесообразным остановиться на двух: предметном (содержательном) и формализованном. На основании предметного критерия, т. е. характера содержательных задач, выполняемых институтами, выделяются: политические институты (государство, партии, армия); экономические институты (разделение труда, собственность, налоги и т. п.): институты родства, брака и семьи; институты, действующие в духовной сфере (образование, культура, массовые коммуникации и т. п.) и др.

На основании второго критерия, т. е. характера организации, институты делятся на формальные и неформальные. Деятельность первых основана на строгих, нормативно и, возможно, юридически закрепленных предписаниях, правилах, инструкциях. Это государство, армия, суд и т. д. В неформальных институтах такая регламентация социальных ролей, функций, средств и методов деятельности и санкций за ненормативное поведение отсутствует. Она заменяется регулированием неформальным через традиции, обычаи, социальные нормы и т.п. От этого неформальный институт не перестает быть институтом и выполнять соответствующие регулятивные функции.

Таким образом, при рассмотрении социального института, его признаков, функций, структуры автор опирался на комплексный подход, использование которого имеет развитую традицию в рамках системно-структурной парадигмы в социологии. Именно комплексная, но при этом социологически операциональная и методологически строгая трактовка понятия «социальный институт» позволяет, с точки зрения автора, анализировать институциональные аспекты бытия социального образования.

Рассмотрим возможную логику обоснования институционального подхода к какому-либо социальному феномену.

Согласно теории Дж. Хоманса, в социологии существует четыре типа объяснения и обоснования социальных институтов. Первый — психологический тип, исходящий из того, что любой социальный институт есть психологическое по генезису образование, устойчивый продукт обмена деятельностью. Второй тип — исторический, рассматривающий институты как конечный продукт исторического развития определенной сферы деятельности. Третий тип — структурный, доказывающий, что «каждый институт существует как следствие своих отношений с другими институтами в социальной системе». Четвертый — функциональный, опирающийся на положение о том, что институты существуют, поскольку выполняют определенные функции в обществе, способствуя его интеграции и достижению гомеостазиса. Два последних типа объяснений существования институтов, которые преимущественно применяются в структурно-функциональном анализе, Хоманс объявляет неубедительными и даже ошибочными (см.: Homans G. S. The sociological relevance of behaviorism//Behavioral sociology. P. 6).

He отвергая психологических объяснений Дж. Хоманса, я не разделяю его пессимизма относительно двух последних типов аргументации. Напротив, считаю эти подходы убедительными, работающими для современных обществ и намерен воспользоваться и функциональным, и структурным, и историческим типами обоснования существования социальных институтов при изучении выбранного социального феномена.

Если будет доказано, что функции какого-либо изучаемого феномена являются общественно значимыми, что их структура и номенклатура близки к структуре и нокенклатуре функций, которые выполняют в обществе социальные институты, это будет важным шагом в обосновании его институциональной природы. Такой вывод ^.юзан на включении функционального признака в число важнейших признаков социального института и на понимании того, что именно социальные институты образуют главный элемент структурного механизма, посредством которого общество регулирует социальный гомеостазис и в случае необходимости осуществляет социальные изменения.

Следующий этап обоснования институциональной трактовки выбранного нами гипотетического объекта — это ь:’,ализ способов его включения в различные сферы социальной жизни, взаимодействия с другими социальными институтами, доказательство того, что он является неотъемлемым элементом какой-либо одной сферы общества (экономической, политической, культурной и т. п.), либо их комбинации, и обеспечивает ее (их) функционирование. Данную логическую операцию целесообразно проделать по той причине, что институциональный подход к анализу социальных явлений основывается на представлении о том, что социальный институт является продуктом развития всей социальной системы, но вместе с тем специфика основных механизмов его функционирования зависит от внутренних закономерностей развития соответствующего вида деятельности. Поэтому рассмотрение того или иного института невозможно без соотнесения его деятельности с деятельностью других институтов, а также систем более общего порядка.

Третий этап, следующий за функциональным и структурным обоснованием, наиболее важен. Именно на этом этапе определяется сущность изучаемого института. Здесь формулируется соответствующая дефиниция, на базе анализа основных институциональных признаков . сказывается правомерность его институционального представления. Затем выделяется его специфика, тип и место в системе институтов общества, анализируются условия возникновения институционализации.

На четвертом, заключительном этапе выявляется структура института, даются характеристики основных его элементов, обозначаются закономерности его функционирования.

 

 

«Повернитесь в профиль!» или «face—control»

Контроль проводится в довольно корот­кий период — от момента, когда кандидат переступил порог кабинета службы персонала, до момента получения им анке­ты для заполнения.

Действительно, опытные сотрудники службы после пер­вого взгляда на посетителя получают какие-либо сигналы на подсознательном уровне или прямо улавливают опреде­ленные внешние признаки, интерпретация которых не в пользу соискателя может поставить под сомнение целесооб­разность дальнейшей работы с ним. Конечно, часто это про­исходит интуитивно. Однако представляется правильным, чтобы это действо было признано одной из отборочных про­цедур, с постановкой соответствующих целей и грамотным их достижением.

Цели формулируются достаточно просто:

1. Экспресс-оценка внешней подготовленности кандидата к общению с потенциальным работодателем или его сотрудниками:                                                                                     

— неаккуратность в одежде;

— нечищеная и стоптанная обувь;

— несоответствие одежды и обуви случаю;                      

— неаккуратные прическа, борода и усы, небритость;

— жевательная резинка во рту;

— наличие излишнего количества ук­рашений и других аксессуаров;

— наличие каких-либо сумок, порт­фелей, явно лишних для первой встречи с предприятием;

— неприятный запах или неумеренное использование одеколонов и пр.

2.  Оценка готовности к общению:

— первые слова при входе, форма об­щения в очереди кандидатов;

— излишние извинения;

— слабость и дрожание в голосе;

— походка;

— тремор рук;

— заискивание в общении и пр.

3.  Выявление внешних и речевых при­знаков, характерных для различного вида зависимостей и отклонений (злоупотреб­ляющие алкоголем, наркоманы, психи­чески неустойчивые и т.д.).

Да, цели указаны несколько неполно и абстрактно, поскольку здесь невозможно описать всю информацию, которую мож­но получить из анализа внешних призна­ков соискателей. Задачей же менеджера по персоналу является четкая постановка це­лей, присущих «фэйс-контролю», и их последующая отработка подчиненными.

Любое возникшее подозрение в отно­шении кандидата должно быть проясне­но, а если это невозможно — истолко­вано в пользу компании. При этом не­обходимо обратить особое внимание на дополнительное обучение сотрудников службы персонала, которые первыми встречаются и работают с кандидатами. И речь здесь идет не об изучении психо­логии вопроса, а лишь о правильной трак­товке признаков и их совокупностей. Со­вершенно очевидно, что никакой одиноч­ный признак не может быть положен в основу выводов о человеке — только их комплекс. Кстати, на эту тему в настоящее время достаточно дополнительной литературы.

Не дожидаясь изобретения такого детектора лжи, о применении которого есть известная всем байка, как кандидат входит в дверь отдела кадров, говорит: «Здравствуйте!» и после небольшой паузы получает в ответ: «До свидания», сегодня мож­но с уверенностью сказать, что это воз­можно — с помощью такого инструмен­та, как входной контроль внешнего вида и некоторых признаков поведения.

Таким образом, хоть и кратко, но мы отдали дань уважения, по сути, первой процедуре отбора — эффективному фэйс-контролю. И знаете, что самое интерес­ное: любые необъяснимые отрицатель­ные впечатления от первой встречи с кандидатом потом практически всегда подтверждаются негативным поведени­ем сотрудника или выражаются в других фатальных последствиях. Воистину, нет дыма без огня. Не допустите пожара в доме!

Автобиография. А зачем?

Вы не просите кандидатов заполнять автобиографию? Напрасно: не лишайте себя увлекательного путешествия в мир каллиграфии и чувства юмора, искрен­ности попыток вспомнить день рождения супруга и дополнительной информации, бесчисленного количества ошибок и изысканности стиля, ломаной последо­вательности описания собственной жиз­ни и изгрызенных ручек.

А если серьезно, то автобиография вам нужна, и нужна именно с точки зрения кадровой безопасности. Зачем?

Первое — содержание. «Это и так по­нятно», — скажете вы — «Для того и про­водим анкетирование». Однако в анкете этого «содержания» значительно меньше, а ведь нам еще важна и перекрестная про­верка содержания автобиографии и самой анкеты и других представленных кандидатом документов и сведений. Остается только вооружиться карандашом и отме­чать эти расхождения.

Второе — грамотность. Если автобио­графию соискательницы на должность секретаря вы будете исправлять красной пастой, как в школе — уверен, не быть ей секретарем. И не надо проводить пос­ледующие отборочные процедуры, тратить свое время и ресурсы предприятия: от­бор не пройден. Добавим здесь еще вы­держивание хронологии изложения, на­личие стиля, богатство или бедность сло­варного запаса.

Третье — почерк. Автобиография представляет собой идеальный образец почерка любого сотруд­ника. За такой документ вам скажут спасибо служба безопасности и следственные органы. Не дай Бог, если на вашем предприятии будет совершено внут­реннее преступление, связанное с подделкой доку­ментов. Идентифицировать авторство фальсификата в рамках даже судебной почерковедческой экспер­тизы возможно только при наличии большого ко­личества рукописного текста, а у нас ведь подавляющее большинство сотрудников, кроме подписи сво­ей, слов никаких от руки и не пишет.

Четвертое — еще раз почерк. Автобиография — это база для проведения психологической оценки некоторых свойств личности, связанная с графоло­гическим анализом рукописного текста. Процедура имеет некоторую стоимость, однако ее проведение на начальном этапе работы с кандидатами может быть оправдано будущей экономией средств, если будут выявлены отрицательные наклонности и спо­собности человека. Подробнее об этом можно про­читать в литературе по графологии.

Пятое — память. Критерий, конечно, факульта­тивный, но может помочь нам проверить долговременную память. Обратите внимание на то, сколько соискатель затратил времени на написание собствен­ной автобиографии: излишнее затягивание косвен­но может свидетельствовать о том, что кандидат, которому по специальности (профессии) необходи­мы хорошие и твердые знания фундаментальных основ науки и своей предметной области (конст­рукторы, инженеры, технологи, физики и т.п.), полученные давным-давно в институтах и университе­тах, испытывает проблемы с применением этих зна­ний. Просто обратите внимание.

Итак, пригодится ли нам автобиография? Конеч­но, если учесть, что, помимо стоимости графоло­гического анализа, это обойдется вам в цену двух листов бумаги. А каков эффект? А экономия средств на дальнейших процедурах?

Для достижения целей кадровой безопасности не­обходимо для написания автобиографии дать чистый линованный бланк с перечислением через запятую в его шапке основных моментов биографии, выделить для этого место или помещение, а также предоставить необходимое время (не более одного часа). Заполне­ние автобиографии лучше проводить на следующих после анкетирования этапах работы с кандидатом с предварительной просьбой подготовиться к этому.

 

 

 

Изучение представленных документов

Цель работы с документами, предоставляемыми «лицом, ищущим работу» при трудоустройстве, нам  кажется совершенно ясной и понятной. Однако, разбираясь со случаями нанесе­ния ущерба, мы часто встречаемся с тем, что ситуация была достаточно прогнози­руема, и предотвратить ее можно было на ранней стадии работы с кандидатом. При этом достаточно было лишь внимательно поработать с этими самыми документами. Каковы же все-таки задачи на этом эта­пе работы с кандидатом? Перечислим их;

1. Идентификация личности кандидата.

2. Изучение представляемых докумен­тов на предмет обнаружения фальсифи­кации, подделки, несоответствия фактам биографии.

3.Сверка документов со сведениями, заявляемыми в иных источниках (анкете, автобиографии).

4. Оценка состояния документов, а так­же изучение всего, что хранится вместе с документами (записи, вкладыши и пр.).

Поговорим об идентификации лично­сти. Сотрудник службы персонала должен быть уверен, что общается именно с тем кандидатом, документы которого пред­ставлены. Вы спросите: как это? Приведу пример из жизни одного крупного пред­приятия. Дирекция по персоналу голов­ного офиса, находящегося в Санкт-Пе­тербурге, проводила конкурс на пози­цию топ-менеджера в свое московское представительство. От кандидатов требо­вались высокие знания и навыки.  Был отобран лучший из лучших и отправлен в столицу. Через один-два месяца директор по персоналу отправилась в Москву по работе и в дверях кабинета главы пред­ставительства столкнулась с каким-то незнакомым человеком. После того, как сотрудник вышел, она спросила у дирек­тора, кто это такой. Он с недоумением напомнил фамилию служащего, и что она сама прислала его из Санкт-Петербурга на топ-позицию, добавив, что недоволен им. Через несколько секунд была вызвана служба безопасности, и дальнейшие со­бытия развивались по отработанному сце­нарию. Оказалось, что это совершенно не тот человек, с которым проводился кон­курс и собеседования.

Специалисты службы персонала не часто сталкиваются с поддельными до­кументами, но и редкостью это не назовешь. Общими задачами неспециализиро­ванной проверки документов являются:

• установление признаков несоответ­ствия формы документа или его отдельных частей;

•  установление факта изменений пер­воначального содержания документов;

•  установление признаков несоответ­ствия сведений, указанных в документе, с фактами биографии.

Наиболее распространенным способом подделки документов является внесение изменений в содержание подлинного до­кумента путем подчистки, дописки, трав­ления, замены отдельных листов докумен­та или фотографии (частичная подделка). Признаки этих переделок определяются с помощью лупы и сильной лампы.

Переклейка фотокарточек обычно про­изводится в документах, удостоверяющих личность. Эти документы изготовлены на специальных бланках, имеющих типо­графский текст, защитные сетки, линии графления. При этом способе подделки документа либо переклеивается карточка, ранее находившаяся в другом документе, либо наклеивается новая фотография, либо производится монтаж фотокарточки с оттиском печати путем подклеивания к ней новой фотографии со срезанным уг­лом. Во всех случаях остаются признаки, позволяющие установить факт замены фотографии.

Нередко выявляется и замена частей документа, которая может быть произве­дена в документах, состоящих из несколь­ких листов (паспорт, трудовая книжка и т.п.). Признаками замены листов в доку­менте являются различия в нумерации страниц, серии и номеров, степень за­грязнения, различия размеров листов, их цвета, наличие лишних следов прокола от скрепок, следы переделки нумерации стра­ниц путем подрисовки, подклейки и т.п. Существуют и другие способы введе­ния в заблуждение потенциального рабо­тодателя путем подделки документов. Цели, которые при этом хотят достичь кандидаты, разные, но все из них пред­ставляют определенную опасность для кадровой безопасности вашей компании. Таким образом, используя элементар­ные технические средства и несложные познания, сотрудник службы персонала, работающий с документами кандидатов, способен проводить первичную оценку формы документов и при обнаружении признаков подделки обязан сообщать об этом в службу безопасности. Научиться выявлять такие признаки вполне возмож­но, освоив пару профильных глав из лю­бого учебника по криминалистике.

Давайте взглянем на паспорт типич­ного кандидата. Взглянем не так, как это обычно делают инспектора по кадрам, а получше.

Ветхий, без обложки, не раз постиран­ный. Стоит оценить. Хотя многие уже от них избавились, обменяв на новый. Нали­чие в паспорте и за его обложкой различ­ного интересного мусора: бумажек с теле­фонами и другими записями, талонов, судебных повесток, лотерейных билетов, клубных карточек казино, эротического фото подруги, репродукции духовного наставника, вкладыша с запрещением переливания крови (для некоторых сектан­тов) и т.п. Перечислять можно долго. Не стоит стесняться рассматривать сей доку­мент со всех сторон и даже за обложкой. Любопытство здесь ни при чем.

А еще вы можете заметить:

— несоответствие личной подписи в паспорте росписи в других документах;

— различие в указании детей в пас­порте и в анкете;

— различие места регистрации и мес­та проживания, формы совместного проживания с супругом;

— различие места регистрации брака с местом регистрации;

— различные мелкие «пакости» мили­ции в виде указания где-нибудь в уголочке статьи, по которой осужден владелец документа;

— наличие или отсутствие записи об отношении к военной обязанности;

— сколько раз и где был прописан и т.д.

Перечень моментов, на которые стоит обратить внимание, бесконечен. Исполь­зуя только паспорт, уже можно строить результативное собеседование с соискателем, «испытывая» его на установлен­ные в компании цензы и ограничения.

Не вклеенная вовремя фотография (для старого образца) делает паспорт не­действительным. Кроме этого, кандидат может устраиваться на работу, предъяв­ляя паспорт, заявленный им ранее как утерянный, после чего тот паспорт также становится недействительным. По заявле­ниям чиновников МВД России, в стране более 10 миллионов граждан имеют по одному и более недействительному пас­порту, то есть примерно каждый десятый работоспособный человек. Вероятно, это также было одной из причин массового обмена личных документов.

Проверку с целью прояснения действи­тельности документа может проводить служба безопасности. Она же спросит у кандидата, с какой целью он пришел с недействительным паспортом. Кстати, с нового года действительность старых пас­портов также под вопросом.

Итак, рассматривая тщательность изу­чения документов на примере паспорта, мы проиллюстрировали, что эта процеду­ра отбора является результативной только при качественном подходе и дает работо­дателям достаточно полезной информации.

Не менее значительной процедурой отбора и проверки кандидатов мужского пола представляется изучение их отноше­ния к воинской обязанности. И хотя эта сфера отношений сейчас активно меня­ется законодателями, приведем некоторые примеры важности этой проблематики.

Даже элементарное изучение содержа­ния военного билета способно дать рабо­тодателю массу интересной и значимой для будущей работы информации. Просматривая этот документ, обращайте внимание на:

— годы службы (пришелся ли срок, службы на доперестроечное время, на периоды военных кампаний и т.п.);

— срок службы (полностью ли отслу­жил соискатель): если менее двух или трех  лет (для флота) — каковы основания для сокращения срока;

— в каком роде войск или флотских частях проходила служба (это косвенно характеризует состояние здоровья на мо­мент призыва);

— где проходила служба (в регионе проживания или, что называется, «на дальней заставе»);

— с оружием ли проходила служба (если да, то с каким, если нет — по ка­ким причинам);

— был ли рост в званиях или должно­стях (это важно для оценки авторитета, потенциала руководителя), не был ли раз­жалован и т.п.;

— был ли в зоне боевых действий и какой срок;

— были ли ранения, контузии и при каких обстоятельствах;

— какие государственные награды по­лучал и за что;

— ежегодно ли отмечается в военном комиссариате и по какому району, совпа­дает ли район учета с районом прожива­ния и т.д.

Безусловно, службе персонала крайне важны ответы на перечисленные вопро­сы и вряд ли есть нужда в дополнитель­ных комментариях.

Такому же пристальному изучению, а возможно, даже более углубленному, должны подвергаться удостоверения лич­ности офицера запаса (в отношении быв­ших офицеров).                      

Плохо, когда кандидат имеет с собой лишь приписное свидетельство (времен­ное удостоверение, выданное взамен военного билета, или удостоверение граж­данина, подлежащего призыву) — инфор­мации в них недостаточно.

Кстати, в отношении лиц, не прохо­дивших службу в Вооруженных Силах РФ, освобожденных или имеющих действую­щую отсрочку, обращайте пристальное внимание на причину отсрочки. Для это­го в службе персонала должен быть дейст­вующий перечень болезней и иных осно­ваний для освобождения. Имейте в виду также то обстоятельство, что недавно утверждены дополнительные основания для освобождения от призыва, в том числе в отношении наркоманов и алкоголиков. Помимо того, что это послужит причи­ной для «всплеска» подобной заболевае­мости в периоды весенней и осенней при­зывных компаний, соответствующая ко­дированная отметка будет ставиться и в документе. Будьте крайне внимательны!

Стоит напомнить, что кадровым служ­бам вменяется в обязанность ведение во­инского учета. Ее игнорирование не толь­ко не прибавит вам уверенности при об­щении с военно-учетными столами комиссариатов, но и наказание за подоб­ные проступки будет расцениваться как нанесение ущерба кадровой безопаснос­ти компании.

 

 

Основы и сущность платежеспособности организации.

Организация, осуществляющая коммерческую деятельность, созда­ется для получения прибыли. Другими словами, организация — это юри­дическое лицо, которое привлекает капитал для осуществления своей деятельности и обеспечивает его прирост за счет получаемой чистой прибыли.

Процесс получения организацией дохода — это комплексный производственно-хозяйственный и финансово-экономический процесс со своим обустройством, оборудованием, материалами, денежными сред­ствами, структурой, кадрами, договорными отношениями и т. д.

Хозяйственная деятельность организации проявляется в движении товарно-материальных ценностей от поставщиков исходных ресурсов к потребителям готовой продукции и трудовых ресурсов, которое сопровождается образованием и расходованием денежных средств. От того, насколько эффективно организован этот поток, зависит финан­совое состояние организации.

Финансовое состояние организации характеризуется системой показателей, отражающих наличие, размещение и использование финансовых ресурсов. Это характеристика финансовой конкурентности (платежеспособности) организации, выполнения ею обязательств перед государством и другими хозяйствующими субъектами.

Финансовая деятельность организации включает в себя все денеж­ные отношения, связанные с производством и реализацией продук­ции, воспроизводством основных средств и оборотных активов, обра­зованием и использованием разнообразных денежных обязательств (кредитов и товарных обязательств).

В процессе производственно-хозяйственной, финансовой деятель­ности у организации постоянно появляются обязательства, по ко­торым она должна в определенный срок совершить платеж (уплатить налоги, заплатить за материалы, вернуть взятый кредит, заплатить про­центы за пользование кредитами), поставить продукцию или оказать услуги по договору с другой организацией. Если организация работаете прибылью (в том числе и от внереализационной деятельности), то вы­ручка от реализации продукции позволяет ей своевременно выполнить свои обязательства.

Однако в деятельности организации может возникнуть ситуация, в которой она по разным причинам не может в достаточном объеме и своевременно получить доходы, покрывающие расходы. В этом случае организация вместо прибыли может получить убытки, что приводит к утрате части собственного капитала и, как следствие, к проблеме неплатежей по обязательствам организации. Убытки пред­ставляют собой   прямую  утрату   капитала  (собственного   или части заемного).

Следует всегда помнить, что лицо, по отношению к которому у организации возникло обязательство, называется кредитором, а возникшее и пока неисполненное обязательство платежа — креди­торской задолженностью.

Производя продукцию и реализуя ее, организация получает доход, частью которого должна являться прибыль. За счет полученного дохо­да организация наращивает капитал и должна быть способна своевре­менно (или, в крайнем случае, с небольшим опозданием) исполнять свои финансовые обязательства, т. е. гасить кредиторскую задолженность.

Проблема исполнения платежей связана с финансовыми источни­ками, а следовательно, с формированием, рациональным размещени­ем и использованием капитала организации, что должно позволить быстро и безболезненно мобилизовать капитал для расчетов с креди­торами по своим обязательствам.

Рассмотрим формирование, размещение и использование капита­ла организации подробнее.

Организация начинает свою деятельность, имея некоторый первоначальный собственный капитал, образованный в результате формирования уставного капитала.

По мере развития деятельности организация получает прибыль, которая после выплаты налогов и обязательных платежей пополняет собственный капитал.

В дополнение к собственному капиталу организация в процессе своей деятельности принимает на себя определенные обязательства в виде долгосрочных и краткосрочных банковских займов, закупок то­варов с последующей оплатой, потребления услуг с последующим рас­четом (например, за электроэнергию) и т. д.

Общая сумма всех взятых обязательств (в бухгалтерском смысле как реально совершившихся фактов задолженности) образует заемные сред­ства организации. Заемные средства могут быть как в денежной форме (банковский кредит), так и в натуральной, но с денежным эквивален­том (например, организация закупила материалы на сумму 300 тыс. руб. или потребила в процессе производства товара электроэнергию на сум­му 20 тыс. руб. и еще ее не оплатила).

Заемные средства могут быть и в неочевидном виде. Например, две организации взаимно погасили свои обязательства товарным зачетом по договору бартера. Но при этом могут возникнуть налоговые обяза­тельства при отсутствии реальных средств в расчетах. Тогда возник­шее, но неоплаченное налоговое обязательство становится налоговым кредитом, т. е. долгом по отношению к государству, которым органи­зация пользуется в составе своих заемных средств.

Собственный капитал и заемные средства (обязательства) образу­ют всю совокупность источников капитала, или, по финансово-бух­галтерской терминологии, — пассивы.

Источники капитала размешаются во внеоборотных и оборотных активах организации.

Внеоборотные активы — основные средства (здания, оборудование, сооружения), образующие базу, на которой организуется и осуществ­ляется процесс производства продукции (услуг), реализация которой позволит получить прибыль.

К внеоборотным активам относятся также долговременные финансовые вложения в уставные капиталы других организаций, которые должны приносить прибыль, вложения в незавершенное строитель­ство объектов, эксплуатация которых в будущем будет приносить при­быль, вложения в материальные ценности и др.

Оборотные активы, включают в себя:

— средства в производстве — капитал, размещенный в запасах, незавершенном производстве, в готовой продукции на складе, кото­рая еще не реализована и, следовательно, не принесла прибыли, и дру­гих затратах; это средства, которые затрачены для получения прибы­ли как части выручки при продаже готовой продукции;

— средства в расчетах — это вложения, которые временно размеще­ны вне производства и, таким образом, не участвуют в производстве с целью получения прибыли. По отношению к производству — это от­влеченные средства. Это стоимость отгруженной, но неоплаченной продукции или услуг или выданные организацией авансовые платежи без фактического получения продукции или услуг. По финансово-бух­галтерской терминологии — это дебиторская задолженность. Сюда от­носятся также авансы, выданные кому-либо, различного рода ссуды работникам, краткосрочные финансовые вложения и, наконец, сред­ства на расчетном счете в банке и в кассе организации.

 

 

Для того чтобы исследовать устойчивость организации, надо рассмотреть в укрупненных блоках финансовую модель деятельности предприятия.

Капитал организации формируется из собственного и заемного, который вкладывается во внеоборотные активы, в том числе основные средства и оборотные активы, а если возникают излишки (свободные средства), то организация может преобразовать их через производство в дополнительную готовую продукцию или услуги или в ценные бумаги, купив их на фондовом рынке, и таким образом получить дополни­тельную финансовую выручку или доход.

Перетекание финансовых потоков к поставщикам может преры­ваться через кредиторскую задолженность, точно так же, как и деби­торская задолженность может замедлять возврат поступающих в обо­рот денег. Процесс преобразования закупленного сырья в конечный продукт предполагает расход денежных средств на оплату труда, арен­ду, коммунальные платежи, страхование, налоги.

Некоторая часть основных активов уменьшается за счет износа (амортизации). Часть денежных средств расходуется на различные административные издержки. Наконец достаточно существенная часть денежных средств будет направлена на уплату налогов, процентов за кредиты и другие финансовые расходы.

Если организация инвестировала определенные вложения во вне­шние проекты, то доходы от них должны возвратиться организации в форме доходов от внереализационной деятельности. То есть финансо­вая деятельность включает в себя все денежные отношения, связан­ные с производством и реализацией продукции, воспроизводством основных и оборотных активов, образованием и использованием до­ходов и капитала.

Состояние финансов организации может быть зафиксировано на определенную дату. Такая одновременная фиксация активов и пасси­вов осуществляется в бухгалтерском балансе организации. Основное правило бухгалтерского учета: размещаемый в активах капитал по сум­ме равен своим источникам.

Превышение суммы собственного капитала организации над стоимостью его основных средств составляет величину собственного оборотного капитала. Если собственный оборотный капитал отсутст­вует, то это значит, что оборотные средства организации полностью формируются за счет заемных источников. Отрицательная разница межу суммой собственного капитала организации и стоимостью его основных средств свидетельствует о том, что и основные средства организации приобретены в кредит.

По источникам приобретения оборотные средства организации могут быть разделены на собственный оборотный капитал и заемные средства в обороте. Принято считать, что наибольшую устойчивость с позиций платежеспособности имеет организация, у которой доля соб­ственного оборотного капитала в сумме оборотных средств составляет 60 % и более. Однако это условное предположение, так как это соотно­шение в большей степени зависит от вида и периода деятельности орга­низации.

В процессе производства капитал находится в движении. При этом:

— основные средства изнашиваются и обновляются. Расходы на обновление основных средств относятся к разряду долгосроч­ных финансовых вложений;

— сам процесс деятельности организации осуществляется за счет оборот­ных средств той их части, которая находится в производстве;

— средства в расчетах составляют ту часть оборотных средств, ко­торая систематически отвлекается на попутное обслуживание производства или на другие операции. Цикл от вложений оборотных средств в производство до реализа­ции продукции, после которого появляется прибыль, называется оборотом.

В результате оборота организация получает выручку, содержащую в себе следующие компоненты:

— возмещение ранее произведенных затрат и погашение обязательств;

— запрограммированные в цене обязательные отчисления во вне­бюджетные фонды и уплату налогов;

— прибыль организации.                                                             

После вычета налогов остаток прибыли представляет собой чис­тую прибыль, свободную для хозяйственного маневра. Чистая прибыль может перераспределяться или распределяться в резервные фонды, фонды для выплаты дивидендов и другие фонды.

Прирост собственного капитала предприятия осуществляется лишь за счет чистой прибыли, которая расходуется на накопление, и за счет нее могут пополняться внеоборотные и оборотные активы.

Сама по себе выручка есть обезличенное денежное поступление, способное оплатить любой расход, быть помещенным в банк и т. д.

Для того чтобы выручка большей своей частью направлялась на погашение обязательств, нужна определенная управленческая воля.

В рыночной экономике на предприятиях сложилась практика планирования выручки и ее распределения по различным видам плате­жей, что получило название «планирование денежного потока».

Однако у многих российских предприятий выручка расходуется хаотически под влиянием краткосрочных нужд и без увязки с испол­нением имеющихся обязательств.

Отсутствие планирования денежных потоков поступления и расходования выручки во многих случаях является одной из базовых при­чин возникновения ситуации неплатежеспособности предприятия. В основе планирования денежных потоков лежит:

— планирование объема выручки по периодам;

— удерживание в определенных границах пропорционально объе­му выручки общей суммы текущих обязательств;

— расходование выручки с учетом погашения обязательств и под­держания некоторых резервов;

— планирование расходов из выручки по отдельным направлени­ям обязательств;

— планирование дополнения прироста выручки за счет мобилиза­ции внутренних резервов, которые сокрыты во внеоборотных и оборотных активах.

В качестве примеров внутренних резервов для мобилизации их в активах можно привести следующие:

— оборудование в той ею части, которая не является базой произ­водства;

— готовая продукция на складе, которая фактически представляет собой замораживание выручки;

— долг дебиторов, который необходимо своевременно взыскивать;

— материалы и товары в той части, которые не нужны производ­ству;

— денежные средства на расчетных счетах, которые можно с выго­дой временно использовать в краткосрочных финансовых инст­рументах (в пенных бумагах), и т. д.

Совокупность мероприятий по дополнительной мобилизации этих средств из активов может дать существенный дополнительный источ­ник расчетов по обязательствам предприятия.

В целях сохранения платежеспособности предприятия между выруч­кой и обязательствами должно поддерживаться соотношение: выручка должна быть как минимум больше обязательств на сумму резервов на заработную плату работникам плюс на текущие расходы.

Важное значение для планирования денежных потоков поступле­ния и оттока денежных средств имеет постоянный мониторинг конт­роля за следующими важнейшими семью точками финансово-хозяй­ственного оборота средств на предприятии:

— рыночные цены на продукцию и поступление денежной состав­ляющей выручки;

— рыночные цепы на потребляемые материалы, сырье, комплек­тующие детали;

— инкассация, взыскание (своевременное) дебиторской задолжен­ности;

— погашение кредиторской задолженности;

— погашение процентов и основного долга по банковскому кре­диту;                                     — выполнение своевременных обязательств но налогам и отчис­лениям;

— биржевые цены по ценным бумагам при краткосрочном вложе­нии денежных средств в эти финансовые инструменты.

Контроль за этими важнейшими и в то же время болевыми точками хозяйственно-финансовой деятельности организации позволит при ухудшении ситуации своевременно оказывать влияние на них путем принятия соответствующих мер и тем самым сохранять нормальную финансовую устойчивость организации.

 

         Втрёхсотлетнюю годовщину рождения человека, считаю­щегося создателем новой Рос­сии, не раздалось ни одного рус­ского голоса, чтобы почтить его память. Зато слышим не мало го­лосов, неприязненных и, просто, злобных. Никакого подвига за ним  не признается.

         Ему приписывается старин­ное обвинение в искажении естественного хода русского исторического процесса, принес­шего будто бы величайшее бедствие народу и явившегося причиной большевистского пе­реворота. Раздается хула и не другого русского гения, воспев­шего дела и личность преобра­зователя. Пушкин тоже привле­кается к суду.

         У него были и страстные по­клонники, и страстные нена­вистники. От них пошли, из по­коления в поколение, непрекра­щающиеся до сих пор споры о его личности и его преобразова­ниях. Мысль Ключевского прек­расно объясняет беспочвенность и надуманность нареканий на Петра в наши дни. У его со­временников был повод роптать на непосильные налоги и побо­ры, на рекрутскую повинность, на беспощадность а подавлении бунтов и заговоров, на страш­ные жертвы Северной войны, Но какими реальными причи­нами питается неприязнь к Пет­ру у его противников в наше время? Чем объяснить, напри­мер,   появление   статьи   в   «Русской Мысли», объявившей Пет­ра, даже, виновником Октябрь­ской революции? Все такие на­рекания — не от жизни, а либо от умозрительных рассуждений, либо от злоупотребления исто­рическим материалом.

         Стимул свой они берут даже не от той трехсотлетней тради­ции, на которую указывает Клю­чевский, а от гораздо более поздних эпох. Ведь особой кри­тики Петра в литературе не было до 40-х годов прошлого века. Началась она через 20 лет после смерти преобразователя.

         Уже современникам славя­нофилов, вроде Герцена, ясен был надуманный, сочиненный образ древней Московии, ни­чего    общего    с    историческим ее обликом не имевший. Сочи­нять утопии можно было толь­ко в эпоху недостаточной зрело­сти исторической науки, когда ни авторитетных исследова­ний, ни научной критики источ­ников не существовало, когда аргументация редко присутство­вала в исторических работах. При таких условиях все антипетровские выпады строились на трафаретных суждениях, на ско­роспелых обобщениях, на под­мене объективного анализа фак­тов широковещательными фор­мулами. Исходили из отвлечен­ных умозрительных концепций и декларировали свою непри­язнь к Петру либо с высот ка­кого-нибудь европейского уче­ния, либо, просто по невежеству.

         Еще более безответствен­ный вид критики появился в эпо­ху мистицизма, в конце XIX, в начале XX века, когда сложи­лась новая гносеология, провоз­гласившая возможность зна­ния без посредства какого бы то ни было изучения, каких бы то ни было рассуждений и выво­дов, знания внутреннего, возни­кающего без помощи внешних чувств. Эта новая теории позна­ния и породила плеяду фило­софов типа Бердяева. Мереж­ковского, Степуна, Карсавина. Изучение истории они заменили ее постижением. В тайны исто­рии мнили проникнуть интуи­тивно, мистически; глубже, чем посредством знания. Они были первыми, кто додумался до ге­нетической связи «Третьего Рима» с Третьим Интернацио­налом, Петра Великого с Лени­ным и Сталиным. От них пошла густая толпа газетных никак, го­товых судить и выносить приго­воры на любую историческую тему.

         Но уже с середины XIX века появляются в России историки европейского типа с солидной подготовкой, со строгими мето­дами исследования, с научны­ми задачами, с научным мыш­лением. И среди них такой ги­гант, как С. М. Соловьев. Б Мо­сковском архиве бывших мини­стерств Юстиции и Иностран­ных дел, в читальном зале, стоял и надеюсь до сих пор стоит, стол с надписью: «За этим столом занимался 26 лет сряду Сер­гей Михайлович Соловьев». Этот великий труженик, по словам Ключевского, извлек для науки больше документального мате­риала, чем целые ученые обще­ства. И по мере того, как выхо­дили один за другим 29 томов его «Истории России с древней­ших времен», легенды и злост­ные вымыслы о петровские пре­образованиях, разлетались, как дым. Соловьев впервые показал Петра и его время в настоя­щем виде, без националисти­ческих костюмов и декораций и без предвзятых историософ­ских точек зрения. Появившееся после него множество статей, монографий, публикаций, документов, окончательно закрепили его    дело    и    создали     научный барьер против безответственны» сочинителей исторических кон­цепций  и  суждений.

         Московская Русь, в резуль­тате ученых усилий, предстала далеко не той славянофиль­ской Аркадией, об исчезнове­нии которой можно было бы жалеть и брать ее за образец идеального русского государст­ва. Я вряд ли погрешу сказав­ши, что культурой своей она немногим превосходила Хиву или Бухару XIX века.

         Россия не могла ждать с преобразованиями, если не хо­тела погибнуть и превратиться в колонию. Уже вXVI веке не нее наложена была культурная и Экономическая блокада. Иноземцы зорко следили, что­бы москвичи ни под каким видом не проникали на западно-евро­пейские рынки, а торговали бы с заграницей исключительно через посредство английских и голландских купцов и по ценам какие те диктовали. Был слу­чай, когда одному из русских все-таки удалось каким то об­разом попасть в Амстердам с партией пушнины. Там у него никто ничего не купил, так что пришлось везти товар назад в Архангельск. Но, как только вернулся, голландцы, ехавшие с ним вместе из Амстердама, скупили все его меха по хорошей цене. Было сказано при этом, что если москвиты и впредь будут дерзать появлять­ся на заграничных рынках, то их проучат так, что кроме лап­тей им нечем будет торговать. России, в торговле отводилась та же роль, что южноамерикан­ским туземцам.

Столь же ревностно следила Европа за недопущением куль­туры в Россию. Известен случай с Гансом Шлитте, которому мос­ковское правительство поручи­ло прибрать на русскую службу всевозможных специалистов — художников,   архитекторов, врачей, инженеров. Шлитте на­брал свыше 120 человек, но все они в 1547 году задержаны были в Любеке, и сам Шлитте посажен в тюрьму. Когда царь Алексей Михайлович вздумал завести у себя театр и отправил в Курляндию и в Пруссию спе­циального человека, чтобы при­гласить актеров и музыкантов, то, несмотря на предлагавше­еся хорошее жалование, ни одна театральная труппа не поехала в Москву, в чем нельзя не усмот­реть тайного правительствен­ного запрета. Стоит принять во внимание эти обстоятельства, чтобы все рассуждения о мир­ном проникновении культуры и постепенном просвещении Рос­сии предстали, как обыватель­ская утопия людей никогда не углублявшихся в историю. Меж­ду тем, вплоть до наших дней, живет иллюзия о возможности такого проникновения культуры в Московское Государство — постепенным мирным путем. «Осторожно, ничего не ломая, но многое изменяя, правители типа Алексея Михайловича мог­ли бы двинуть страну навстречу западному миру». Такого рода речи звучат не впервые и под их впечатлением часто бранят Петра за бурные темпы его ре­форм, принесших страшную тра­ту сил и без того бедной нашей России.

         Но исторически вопрос сто­ял не о движении России «на­встречу западному миру», а о движении западного мира в Рос­сию и вовсе не с культуртре­герскими целями. Возникли планы ее завоевания. Польша, которой отведена была роль форпоста католической экспан­сии на Востоке, столетиями лелеяла эту мечту. Ее необычай­но раздражал ввоз европей­ского оружия в Московское Го­сударство, по каковой причине английская королева Елизавета подвергалась упрекам поль­ского короля, обвинявшего ее в прегрешении перед всем ми­ром за то, что позволила своим купцам продать оружие «врагу рода человеческого». Не чужд был идеи захвата Московии и германский мир. Из недр его вышел один из наиболее ран­них завоевательных планов, принадлежавший немцу Генриху Штадену. Он заключал не толь­ко захват городов и земель, но также, истребление населения. Штаден предложил и метод этого истребления — привязы­вать    московитов    к    бревнам    и беспощадно   топить   в   реках   и озерах.

         План Штадена относится к концу XVI века, уже в начале XVII-го Европа делает попытку фактического захвата России. И она почти удалась. Поляки завладели Москвой, шведы северо-западом во главе с Нов­городом, а север и Поволжье облюбовали себе англичане. Ко­ролевский совет в Лондоне постановил, что земли вдоль Северной Двины и Волжского понизовья с городами Архан­гельском, Холмогорами, Устю­гом, Тотьмой, Вологдой, Ярославлем, Нижним Новгородом, Казанью и Астраханью должны отойти под протекторат короля Якова  

         Послана была в Архангельск, под видом торговли, вооружен­ная экспедиция и посланы были Джон Мерик и Вильяму, но прибыли слишком поздно. Смута на Руси кончалась. Е Москве сидел новый царь. И Джону Мерику ничего не оставалось, как принести ему поздравления.

         Как не вспомнить обо всем этом, когда слышишь наивные рассуждения о постепенном культурном преображении России, если бы не было неисто­вых порывов Петра, его бурных темпов!

         Петр был человеком гени­альной интуиции и природного ума. Достигнув юношеского возраста, он не только понимал необходимость европеизации России, это понимали многие до него, но он понимал то, чего дру­гие не понимали — необходи­мость быстрых решительных действий в этом направлении. Короткий срок был дан Москов­ской Руси для ее возрождения и возрождение было возможно только путем предельного напряжения сил, чем-то вроде взрыва. Европейскую культуру надо было брать с боя, как с боя было взято православие и визан­тийская образованность при Вла­димире Святом.

         И не случайно, что серия пет­ровских преобразований начи­нается с уничтожения колючей прибалтийской изгороди не допускавшей Россию к очагам европейской культуры. Даже Карл Маркс, величайший нена­вистник России, оправдывал эти завоевательные шаги Петра. По его словам «ни одна великая на­ция не находилась в таком уда­лении от всех морей, в каком пребывала вначале империя Петра Великого… Ни одна великая нация никогда не мирилась с тем, чтобы ее морские побе­режья и устья рек были от нее оторваны. Никто не мог себе представить великой нации оторванной от морского побе­режья».

         Первые устремления Петра были на юг, к древнему средиземноморскому миру. Но азов­ский поход не дал должных ре­зультатов и окно в Европу при­шлось пробивать на берегах Балтики. Началась Великая Се­верная Война, продолжавшаяся 21 год, в продолжение которой и совершились, без малого, все реформы.

         Сейчас странно читать заме­чания похожие на упреки о неппланомерности преобразований, о том, что они не были подго­товлены книгой и литературой; не созывалось ни комиссий, ни совещаний, проводились ре­формы непроизвольно, стихий­но и вытекали непосредственно из потребностей жизни. По сло­вам Милюкова, «Петр прямо начал с дела, в потом собирался подумать». Что начинал с дела, это верно, но совсем не верно будто обдумывание отклады­валось на будущее. Все заду­манное и осуществленное Пет­ром, было конкретно и в своей конкретности рационально, принято разумом. Можно ли сказать, будто над постройкой флота, одной из крупнейших своих реформ, он начал думать после того, как флот был по­строен? Или другая, столь же великая его реформа — созда­ние регулярной армии. Над нею, даже думать нечего было, ее необходимость      диктовалась чувством самосохранения. И так во   всех   случаях   Соловьев   глу­боко прав сказавши, что «рефор­ма     подготовлена     была     всей предшествовавшей      историей народа,    она    требовалась     на­родом».   Начатые в  разное  вре­мя и без всякого видимого по­рядка они, к концу петровского царствования  явили   картину  не­обычайно стройного и гармонич­ного   государственного   здания. Именно   потому,   что   они   подготовлены были самой историей, Петру безразлично было с чего начинать. Начал он не с мазурки и не с изучения польского язы­ка, а с военных преобразований. Московская     военная     система, в общих и грубых чертах может быть  обрисована  так:  существо­вали   воинские   люди,   дворяне, которым   вместо  денег   платили землей с сидевшими на ней кре­стьянами;   крестьяне  и  кормили их своим трудом. В случае вой­ны   они   обязаны   были   по   зову государя, являться «конны, люд­ны, оружиы» т. е. на коне, в во­оружении, со своим  продоволь­ствием,   да   еще   вести   с   собой нескольких     бойцов     из     числа своих    мужиков.    Многоземельные    выставляли    иногда    целые отряды.    По    окончании     войны эта  армада расходилась  по  до­мам. Такая армия ничего не сто­ила царю, но она немногого сто­ила   и   на   поле   сражения.   Была туга на подъем. Собиралась так медленно, что такой, например, пронырливый    враг,    как    Крым­ские   татары   могли   успеть   до­браться до самой Москвы. И добирались,   и   сжигали   и   уводили сотни тысяч в плен, как это было в 1571  году. Армия была необу­ченной,   чуждой   воинскому   ис­кусству.   Полководческих   талан­тов не могло из нее выйти. Толь­ко личная    храбрость    бойцов спасала ее репутацию.

         Правда, при царе Алексее Михайловиче, в Москве начали появляться полки иноземного строя под начальством ино­странных офицеров, но, как выразился князь Яков Долгорукий «несмысленные все его учреж­дения разорили». Петру при­шлось заводить их заново и де­лать это в условиях продолжи­тельной войны.

         В самом ее начале, русских постиг жестокий разгром под Нарвой. Погибла артиллерия, все снаряжение, погибла значи­тельная часть конницы, сдался в плен шведам весь иностран­ный   генералитет.   Но   тут   проявились великие качества Петра. Не пав духом, он с необыкно­венной настойчивостью принял­ся за создание новой армии. Она росла в боях и походах и в 1708 году, под Лесной, 14 ты­сяч русского войске разбили 16-ти тысячный корпус генера­ла Левенгаупта, и28 июня 1709 года одержана полтавская по­беда, явившаяся венцом пет­ровских военных усилий и экза­меном созданной им армии. К концу царствования Петра, регулярных войск пехоты и кон­ницы числилось уже со 196 до 212 тысяч, да не регулярной рати, вроде казаков — до 110 тысяч.

         В 1703 году, вЛодейном Поле спущена не воду первая Балтийская эскадра — 6 фрега­тов. А к концу царствования, Балтийский флот насчитывал 48 линейных кораблей и 800 га­лер и других мелких судов. То был вид вооруженной силы, какого древняя Русь совсем не знала. Флот и армия поглощали две трети тогдашнего бюджета. Пришлось перестраивать всю финансово-налоговую систему, создавать новые учреждения, новые    методы    экономии.

         Военная реформа была ма­терью почти всех других ре­форм. Вот хоть бы губернская. Учреждение губерний имело целью возложения на них содержания военных сил, а по окончании войны расквартиро­вания полков. Административ­ные функции губерний опреде­лились и упорядочились с течением времени; первоначаль­ная же идея губерний была чи­сто финансовая. Расходы на войну превышали все, что мож­но было извлечь из этой страны. Отсюда беспощадные поборы, налоги, битье кнутом, разоре­ние целых  округов.

         В этом виде, обычно, бес­сердечие Петра и полное его безразличие к народным стра­даниям. Создан был он, конечно, не из мягкого металла, но слу­жение свое народу понимал, как полководец, посылающий в бой своих солдат. Понимал он также свое служение не как служение одному только поко­лению. Народ был для него понятие не узко временное, но многовековое. Когда он убедил­ся, что будущему поколению народа грозит беда от его соб­ственного сына, царевича Алек­сея, он не поколебался принести его в жертву. Тем меньше вызы­вала у него колебаний необходимость прочих жертв. Но в 1721 году, по окончании Вели­кой Северной Войны, он заявил Сенату, что с этих пор надле­жит стремиться к облегчению тягости возложенной на народ. Вопросы народного хозяйства и благоустройства он стремится, с тех пор, переносить в местное управление, придав ему обще­ственный характер, призвав к самодеятельности дворянство и высшее купечество. Многие из тягостей реформ объясня­лись   не   только   их характером и сложностью, но также, неве­жеством и неподготовленностью исполнителей. Страна распла­чивалась за свою многовеко­вую неповоротливость и без­грамотность. А какова была эта безграмотность можно судить, хотя бы по состоянию арифме­тических знаний москвичей. Числа изображались не цифра­ми, а буквами, как это перешло на Русь из Византии. Книга с арабскими цифрами впервые вышла в Москве в 1647 году. Москвичи не любили арабских цифр, даже преследовали их. Из четырех действий арифмети­ки знали кое-как сложение и вычитание. Умножение и деле­ние давались плохо. Еще хуже дроби. Не знали приведения к одному знаменателю. Учебни­ков арифметики не было. Лишь в 1703 году, при Петре, вышла первая печатная русская ариф­метика   Леонтия   Магницкого.

         Евклидова геометрия вовсе не была известна. «Богомерзостен перед богом всяк любяй геометрию» — гласила тогдаш­няя церковная мудрость. Из­мерять площадей и углов не умели. Не было и соответствую­щих приборов. Единственным землемерным орудием была веревка. Первый учебник геометрии англичанина Фарвардсона — учителя навигацкой школы, появился в 1719 году. Что же касается науки и всяких открытий, то они шли мимо тог­дашней России — Коперник, Кеплер, Тихо де Браге, Галилей, Ньютон. Имя Ньютоне впервые встречается в устах Петра Вели­кого. В других областях знаний, особенно в астрономии, в физи­ке, в географии, москвичи про­должали жить откровениями древних христианских писате­лей, вроде Козьмы Индикоплова, Епифания Кипрского, и представляли вселенную в фор­ме сундука с полукруглой крышой. Сведения о ботанике и зо­ологии почерпались не наблюде­нием над природой. Вот книжные пособия, на которых основывалась москов­ская   образованность   до   XVIII  века. Необходимость спешного внедрения в русское общество естественно-исторических и ма­тематических наук, не требует объяснения. Одним из первых мероприятий Петра в этом на­правлении, было учреждение школы математических и навигацких наук и открытие сети цифирных  школ.

         Для нас, сейчас, эти общеоб­разовательные и культурные реформы приобретают едва ли не больший интерес, чем все остальное. Через них Россия стала Россией. Когда хулители перечисляют все личные не­достатки и пороки Петра — пьянство, грубость, жестокость, невоспитанность, то никогда не принимают во внимание великих результатов его дея­тельности. Не замечают даже, что язык, которым бранят его — прямой продукт его культурных преобразований.

         Шпенглер свихнул не мало голов своим противопоставле­нием культуры цивилизации. К счастью, это не долго дер­жалось, и тождество обоих тер­минов было восстановлено. Кораблестроение такое же завоевание культуры, что и живопись, что и литература. Но в данном случае, в игре этими терминами видим простое про­тиворечие фактам.

         Конечно, европейская тех­ника, особенно в условиях войны, имела первостепенное значение для России. Царь потратил не мало трудов и денег для овладения ею. После чего осталось более 200 фабрик и заводов. Но это не дает права утверждать, будто одна «материальная цивилизация» поглощала его внимание. Посылал он своих людей не в одни только лаки и на заводь. В одинаковой мере предметами их изуче­ния были математические науки, медицина, архитектура, живо­пись. Создателем первого научного русского календаря, вы­ведшего в 1719 году, был рус­ский ученый Алексей Изволов, посланный за границу и там получивший образование. Первые крупные живописцы пет­ровского времени — братья Никитины,   Матвеев,    Черкасов,

Захаров — получили художе­ственное образование в Гол­ландии, в Италии. Приглаша­лись из-за границы иноземные живописцы, вроде голландцев Танауэра, Гзеля, Пильмана, вроде французов Жувенэ и Каравака, сделавшись учителями русского юношества. Стены петергофского Монплезира и других петровских резиденций украшались произведениями европейской живописи (гол­ландской, по преимуществу). Шедевров там не было. Какой-нибудь Адам Сило, а не Ван де Вельде, не Рюиздаль, но это — несомненное свидетель­ство интереса Петра к живопи­си. Он положил начало широ­кому ввозу в Россию предметов искусства, археологии, экспона­тов по минералогии, ботанике, зоологии, медицине, всевоз­можных «раритетов», «курьезитетов» и «монстров». Учреж­дением Кунсткамеры было по­ложено начало музейному делу в России. Царь до такой степе­ни увлекся пополнением ее новыми экспонатами, что особым приказом велел сдавать туда всех родившихся уродцев. Че­рез некоторое время последо­вал новый приказ гласивший, что хотя уродов представляют в Кунсткамеру, но мало, тогда как в великом государстве их должно   быть   больше.

         В былые времена, всякого рода лекции и чтения о Петре касались. преимущественно, переустройства государствен­ного аппарата — упразднения Боярской Думы и приказной системы, учреждения Сената, учреждения Коллегии, этих предшественниц министерств. Начни мы погружаться в этот сюжет, это заняло бы у нас не один  вечер.

         Но пафос петровских преобразований лежит не в этом. Они подобны перемене мировоз­зрения, внутреннему перерож­дению. Недаром наиболее злостными л упорными их вра­гами были люди старого, арха­ического закала, воспитанные на «Домострое». Недоволь­ство их заключалось в том, что Петр по примеру Западной Европы,     начал     освобождение  своей    страны,    от   средневеко­вого      теократического      миро­воззрения.    Вот,   например,   какой   указ  был  дан   царем   Алек­сеем Михайловичем в 1648 году: «В  домах,   на  улицах   и   в   полях песен   не   петь,   по   вечерам   на позорища не сходиться, не пля­сать,  руками   не  плескать,   в   ла­доши    не    бить    и    игр    не    слу­шать…   на   святках   в   бесовское сонмище  не сходиться,   игр   бе­совских не играть…  такими   по-мрачными     делами    душ    своих не     губить».     Погубление    душ усматривалось    в   самом   невин­ном   юношеском   весельи.   Ско­морохов,       этих      единственных  в   то   время   представителей   на­родного  развлекательного   зре­лища —  простодушного и  без­обидного    —    церковь    пресле­довала,  как врагов благочестия. Кто  знаком   с  Домостроем,  тот легко представит себе, по како­му катехизису строилась мораль, воспитание,   весь  уклад  тогдаш­ней    частной    жизни.    Она    при­ближалась    к   монастырю.   Жен­щина    в    Московской    Руси    не запиралась в гарем, но и частое ее   появление   на   людях   счита­лось    зазорным.    Церковь    тре­бовала   отречения   человека   от своего   счастья,   от   стремления к   нему.   Этому   божественному закону  стал   противопоставлять­ся    «естественный   закон»,    при­шедший    в    Россию   с   юридиче­скими    сочинениями  Гуго  Гроция  и  Эрика Пуффендорфа, переведенными на русский язык по приказу   Петра.  Началось медленное,       но      неуклонное внедрение    в    московские    умы   идеи      «светского     жития».      Но только  после  смерти   Петра  по­явилась   первая   в   России   прин­ципиальная    защита    «светского жития»     в     сочинении     озаглавленном «Разговор о пользе наук и    училищ»,    автором    которого был В. Н. Татищев, соратник Пет­ра   и    первый   русский    географ и   историк.   Трактат   его   оправдывал   стремление    человека   к счастью     и     к     удовлетворению природных     склонностей.     Для него,   «естественный   закон   был то    же,    что    закон    божествен­ный,   ибо  все,   созданное  Богом чисто  и  свято.   Зато   церковный закон — не божеский и не естественный,   он   «самовольный».

         Нам известно, что даже в 40-х годах XVIII века, Татищев побаивался опубликования своего сочинения, а в самом на­чале того же века, один только Петр мог отважиться на откры­тую борьбу с церковной косно­стью. Не дожидаясь никаких трактатов, он повел на практике решительную борьбу с обску­рантизмом. Изменил, прежде всего, взгляд на собственную персону, как на царя. Боже­ственного происхождения цар­ской власти не отрицал, но в противоположность своему отцу Алексею Михайловичу, не со­бирался заниматься спасением душ своих подданных и подго­товкой их к Царству небесному, но видел задачу царя в созда­нии для них условий благоден­ствия  в этой жизни.

         В этой жизни он хотел не тишины и мрака монастырской кельи, а счастья и жизнера­достности. Не надо забывать, что родился он в XVII столетии и весь был покрыт родимы­ми пятнами своего века. Ве­селье и жизнерадостность по­нимал по старомосковски, по завету Владимира Святого: «Ру­си веселиепити». Сам пил и ком­панию себе подбирал из таких же пьяниц, образовав с ними «всешутейший, всепьянейший собор». В этом, может быть, не столько было кощунства, сколько диких форм веселья, многое делалось для издева­тельства над «бородачами», как называл он косную и темную часть  духовенства.

         Церковь, например, пресле­довала курение табака, но не в силу его вредных качеств, а потому, что он был «бесовским зельем». Петр демонстративно поощрял его курение. Он, как бы освобождал от оков те земные удовольствия, которые цер­ковь объявляла грехом. Заве­дением ассамблей хотел напра­вить русское развлекательное времяпрепровождение по гол­ландскому образцу, хотел, что­бы косолапые москвичи учи­лись там «людскости» и «поли­тесу» — пили пиво, курили, тан­цевали под музыку.

         Старая Москва держала женщин взаперти; теперь им приказано было ходить в ассамб­лею вместе с мужьями и с от­цами. Такое принудительное веселье мало похоже на куль­туру, скорее, это то же варвар­ство. Но, как сказал Карл Маркс, «Петр варварством побил рус­ское варварство». Это парадокс, но это правда. От смешных примитивных петербургских. ассамблей пошла блестящая светская жизнь русских столиц, усиление связей  с  Европой.

         Нельзя забывать, что гене­зис самой европейской цивили­зации был такой же. Ее тоже ковали «ударом мечным». Толь­ко не свой отечественный Петр Великий стоял у ее колыбели, а свирепый римский центурион. Современные   Франция,   Германия, Англия, Испания приобще­ны к культуре через римское (завоевание, рабство и коло­низацию. Случилось это за 15 веков до Петра. Чтобы России, отдаленной от средиземноморского мира, сравняться с этими странами, ушедшими вперед на полторы тысячи лет, нужны были методы экстраординарные   Нужен был  прыжок.

         Из всех антипетровских речей, чаше всего, приходится слышать протест против его церковной реформы. Он, де­вать, принизил церковь и тем самым «сломал духовный хребет России». В этом сказывается, прежде всего, плохое знание того, что представляло собой допетровская церковь при ее безграмотном духовенстве, при сплошном обрядоверии, при значительных остатках язычества, при отсутствии всякого благолепия  церковных     служб

их многогласием», с разговорами в храмах во время службы, когда ни одного слова из богослужения невозможно было разобрать. И эти грехи еще не самое страшное.

         Но главное обвинение про­тив Петра зиждится на том, что он нарушил древние православ­ные каноны, упразднив патриар­шество. Тем самым он искал путь русской церкви, поставив ее на протестантские рельсы. По протестантским каноническим системам, церкви, на­ходящиеся на территории дан­ного государства, в высшем уп­равлении своем зависят от главы данной территории — Landsherг’а. Исходя из этого, можно сказать, что ущемление церкви началось задолго до Петра — в конце XV, а начале XVI века. Поднят был вопрос о секуляри­зации церковных и монастыр­ских земель. В обсуждении и разрешении этого вопроса принимала участие не одна великокняжеская и царская адми­нистрация, но и власть церков­ная и широкие церковные круги. Общее   мнение   всегда   склонялось в пользу ограничения, а потом и упразднения церковно­го землевладения. После Смут­ного времени ясно утвердился принцип: земля не имеет права выходить из службы государст­ву; церкви и монастыри владе­ют землями не по божествен­ному праву, а по праву вотчин­ному, как даруемые церкви государством. Соборное Уложе­ние 1649 года не только под­черкнуло принцип власти госу­дарства над всей его террито­рией, но также идею единого государственного суде что вело к ограничению суда цер­ковного, «Монастырский При­каз», учрежденный в XVI; веке, ведавший «светскими делами церкви» был уже тогда и по со­ставу своему вполне светским. Это был тот орган, который при Петре превратился в «Духов­ную Коллегию», переимено­ванную в Синод. Но вряд ли Собор 1649 г. и вся правящая верхушка Московского Государ­ства руководствовались проте­стантскими канонами. У них был свой собственный ориентир — насущная практика их страны, ее государственного устрой­ства. Земельный вопрос был вопросом военным, вопросом обеспечения воинского сосло­вия. Отсюда, а не от протестант­ских канонов пошло так называе­мое «принижение»  церкви.

         Если уж говорить о канонах, так надо вспомнить, прежде всего, византийские, по кото­рым жила русская церковь, а они не были нарушены Пет­ром. Недаром, после его смер­ти, синодальная реформа при­знана была вселенскими патри­архами и имеет санкцию выс­шего церковного авторства. В православной византийской церкви монархическая форме управления представлена не одним патриархом; существо­вал еще император. Он был не только светским государем, но и главой церкви. По византий­скому учению, Бог поручил цер­ковь императору. Вальсамон, канонист XII века, ставил его власть выше патриаршей. В ти­туле его значилось «святой» и «владыка христианской все­ленной». Он мог входить в ал­тарь, благославлять народ, совершать  богослужения,

         Со строго канонической точ­ки зрения, русская церковь с самого начала управлялась ви­зантийскими императорами. Они участвовали в поставлении мит­рополитов из Русь, в распреде­лении епархии, в суде над иерар­хами  русской  церкви.

         Вполне естественно, что Петр, провозглашенный в 1721 году императором, унаследо­вал все прерогативы, связан­ные с этим титулом. Этими пре­рогативами пользовался уже отец его, царь Алексей Михай­лович. Когда патриарх Никон покинул Москву, не сложивши с себя патриаршества, но отка­завшись от управления Цер­ковью, место его заступил царь. Алексей  Михайлович девять  лет управлял церковью, и не по сво­ему самодержавию, а по древ­нему византийскому праву, как наследник византийских василевсов. Нельзя забывать и то­го, что Синод е России главой церкви не был. Главой был импе­ратор, управлявший Церковью посредством Синода.

         Недостаток культуры не только резко отличал русское духовенстве от прочих христи­анских церквей, но и был источ­ником всех ересей и расколов. Он делал русскую церковь беспомощной при столкнове­нии с воинствующими, католиче­ством и протестантством. Подав­ляющая часть духовенства не знала грамоты и совсем не осве­домлена была в богословии. Никаких церковных школ, если не считать Славяно-Латинской Академии в Москве, основан­ной в конце XVIi века, и киев­ской Могилянской Академии. При Синоде же видим 4 ду­ховных академии, 55 семина­рий, 100 духовных училищ, 100 епархиальных школ с 75 тысяча­ми ежегодно учащихся. Сама иерархия возросла численно. Вместо 20 епархий патриар­шего периода к XX веку насчи­тывалось 64 и более чем 100 епископов. Цифре духовенства доходила до 100 000 при 50 О0С церквей, 1000 монастырей и 50 000 монахов. Изменился внешний облик духовенства. В его среде появилось множе­ство высокообразованных лю­дей,     выдающихся     ученых.

         Есть голоса, приписывающие такое чудо не Петру, а русско­му народу, его дарованиям. Да­рования эти бесспорны. Но разбудить их, освободить от пут варварства, направить на высокую стезю, мог только великий кормчий. Уже один из его дальновидных современ­ников сказал: «На что в России ни взгляни, все его началом имеет и что бы впредь ни дела­лось, от сего источника чер­пать будут».

         Прав Ключевский, сказавший, что «никогда ни один народ не совершал такого подвига, какой был совершен русским народом под руководством Петра».

         Петровские реформы — источник всей нашей культуры и нашего национального само­сознания. Мы утверждались в этом лучшими нашими людь­ми — Ломоносовым, Карам­зиным, Пушкиным, Соловье­вым, Ключевским, Богослов­ским, Платоновым, вынесшими Петру не только оправдатель­ный вердикт, но и выдавшими величайшую похвальную гра­моту.

 

         Еще в 1865 голу первые накопительно-сберегательные и кредитные кооперативы были зарегистрированы в Костромской области России, и почти в это же время в Риге был зарегистрирован потребительский кооператив. Но, однако, и ранее в различных областях Россииимели место другие виды кооперативной деятельности. Приблизительно в это же время довольно распространенной формой деятельности была, например, деятельность фондов взаимопомощи, именно из таких ассоциаций и развились в последствии потребительские кооперативы. Прародители кооперативов, в последствии получивших название ремесленных кооперативов и имевших широкое распространение в конце XIX века, именовали себя «артелями», которые по сути были организованные группы производителей, работающие по принципу кооператива.

         В 1861 году, когда в России была отменено крепостное право, сложилась ситуация способствующая развитию различных форм кооперации. Идеи кооперации быстро распространялись по Европе, а вести об успехах удачных кооперативных предприятий молниеносно доносились до жителей всех стран. Как и во многих других европейских странах, в России, на ранней стадии развития кооперации, с огромным энтузиазмом принималось благородство идеи развития более официальной и хорошо организованной структуры кооперативов. Кооперативы стали считаться эффективным инструментом проведения постепенных социальных и экономических реформ и явились достойной альтернативной структурой во времена назревающего социального конфликта. Экономико-сберегательные я кредитные кооперативы доказывали состоятельность своего существования, а местные власти всячески пытались оказать содействие их возникновению и развитию. В период с 1870 по 1887 год всего было учреждено около 422 подобных обществ.

         Многие ученые-теоретики того времени поощряли и содействовали идеям создания кооперативных предприятий. Одним из таких выдающихся деятелей был профессор Н. Балин, который, после посещения английского кооператива «Рошдэйл», издал книгу, где популяризировал идеи кооперации.

         В России первый съезд кооперативов состоялся в конце 80-х годов девятнадцатого столетья, где были сформированы кооперативные союзы различных регионов России. Постепенно был сформулирован и принят ряд законов для придания правовой нормы кооперативной структуре, а период значительного подъема кооперативного движения приходится на конец XIX — начало XX веков. К 1905 году в России уже регулярно издавались и расходились миллионными тиражами различные журналы, газеты и брошюры, отражающие ситуацию в кооперации.

         В 1898 году а Москве был создан Союз обществ потребительской кооперации, а в 1900 году в Санкт-Петербурге было образовано кооперативное общество по оптовой торговле. Позже были образованы такие общественные организации как Национальный Совет рабочих кооперативов и  Центросоюз потребительской кооперации.

         В России также были созданы кооперативы по предоставлению жилищно-коммунальных услуг, но они не были похожи на жилищные кооперативы Западной Европы, так как у пайщиков кооперативов не было широкого выбора возможных преимуществ, который является характерной чертой для западных кооперативов.

         В 80-х годах этого столетья в России были созданы новые организации, которые могут по праву остаться истинными кооперативами, хотя термин «кооператив» часто неправильно использовался по отношению к другим подобным организациям. Такие «самозванцы» стали именовать себя производственными кооперативами, которые предположительно были созданы работниками конкретного предприятия. Однако, во многих случаях, в действительности, они оказывались частными предприятиями или организациями, движущимися в направлении, указанном инвесторами-учредителями, просто «маскируясь» под кооперативы для того, чтобы принять статус организацией, признанной со стороны властей.

         В действительности, приятным удивлением становится тот факт, что многие люди в России продолжают понимать истинные функции кооператива. Вероятно это происходит частично из-за того, что, практически, на протяжение почти всего периода коммунистического направления те, кто был связан с деятельностью кооперативов имели возможность поддерживать связь с международными организациями, включая западные кооперативы.

         Почти везде по России те, кто занимается кооперативной деятельностью, четко понимают изменения, которые необходимо вводить для того, чтобы роль кооперативов в новой рыночной экономике стала более эффективней. В основном, это желание и готовность бросить вызов тем затруднительным ситуациям, с которыми в настоящий момент сталкиваются существующие кооперативы. Для многих молодых кооперативов в будущем появится огромная сфера деятельности по предоставлению тех услуг, на которые сильно растет спрос и которые не сможет так эффективно предоставить ни одна организация, кроме кооператива. Людям по-настоящему требуются такие услуги и такая социальная гарантия, которые однажды уже предоставлялись населению России, имея в виду начало этого века, и которые могут предоставить лишь организации, где вся деятельность по контролю над организацией сконцентрирована в их собственных руках.

 

ФИНАНСЫ, ПРИБЫЛЬ   И РЕНТАБЕЛЬНОСТЬ

         Поскольку кооперативы имеют цели, отличные от компаний, работающих на инвесторов (и, как результат этого, — иные текущие задачи, которые состоят в обеспечении своих членов определенными привилегиями), иногда возникает определенное непонимание некоторых вопросов, связанных с финансами, прибылью и тем, каким образом производить оценку результатов деятельности кооперативов.

         Если кооперативное предприятие призвано приносить определенные привилегии — своим членам — в зависимости от того, как они пользуются предоставляемыми  кооперативом услугами, — а не увеличивать доходы инвесторов, то, при сравнении кооператива и компании, ориентированной на учредителя, совершенно понятно, что  к вопросам финансирования, концепция прибыльности и оценке успехов нужен  различный подход. Неотъемлемая задача инвестиций в кооперативном предприятии — расширять круг услуг, доступных его членам; в процессе предоставления услуг доход становится промежуточным продуктом, а успех может верно оцениваться только по тому, насколько хорошо предприятие обслуживает своих членов.

         В идеале кооперативы должны финансироваться своими членами на основе того, что каждый пайщик предоставляет определенный капитал, величина которого зависит от того, в какой мере данный пайщик собирается пользоваться услугами кооператива. Например, в кооперативе фермеров молочных ферм предполагается, что сумма капитала, вносимая каждым фермером в строительство молокоперерабатывающего комбината зависит от того количества молока, которое он собирается сдавать на переработку. Однако не всегда возможно следовать этому правилу во всех кооперативах, так как часто сложно предугадать, в какой мере конкретный пайщик будет пользоваться услугами кооператива. К тому же, порой не представляется возможным осуществить финансирование только за счет членов кооператива.

Во многих кооперативах предполагается, что все пайщики формируют основной капитал на основе примерно равных вкладов. Преимущество такого рода заключается в том, что вес члены чувствует одинаковую ответственность за успех своего предприятия, и не может возникнуть ситуации, когда пайщики, инвестировавшие большие суммы решают, что они имеют большее влияние в управлении делами кооператива. Если пайщики кооператива стараются участвовать в управлении кооперативом: соответственно уровню инвестиций, такое предприятие перестает быть кооперативом, у него появляются признаки инвестиционной компании. Так же происходит и в том случае, если члены кооператива вынуждены обращаться за инвестициями к сторонним инвесторам, когда последние не пользуются услугами кооператива, а его деятельность их интересует только как инвесторов. Им не предоставляется право голоса, так как это изменит задачи предприятия.

         Инвестиции, предоставленные инвесторами, не являющимися членами кооператива, не должны подразумевать право голоса и не должны давать право на долю в любых прибылях, сделанных кооперативом. Такие инвесторы могут лишь рассчитывать на получение рыночной процентной ставки за использование их капитала. Поскольку кооператив готов платить людям зарплату учитывая ситуацию, сложившуюся на рынке, то также он должен выплачивать рыночную процентную ставку по любому капиталу, который он использует.

         Капитал нужно рассматривать не как деньги, которые тратит их владелец, а как «сбережения», которые ссуживаются предприятию, чтобы оно использовало их в своей деятельности, за что владелец денег и получает вознаграждение. Если в инвесторской компании данное вознаграждение может представлять собой непосредственную часть прибыли компании, то в кооперативе это вознаграждение всегда будет фиксированной процентной ставкой.

         Руководство любого кооператива должно эффективно использовать все задействованные средства, иначе он не сможет расплачиваться за их использование; это в равной степени относится к использованию земли, труда и капитала.

         Для финансирования кооперативов, как и других видов предприятий, необходимы различные формы капитала. Обычно члены предоставляют собственную долго средств или рисковый капитал, — это те деньги, которые необходимы для финансирования статей расходов, требующих долгосрочных инвестиций, таких как сооружения и оборудование. Краткосрочные ссуды могут быть использованы для финансирования статей расходов, требующих деньги на меньший срок, таких как товарные запасы, которые предназначены для реализации. Одной из задач руководства кооператива является правильное сочетание долгосрочного и краткосрочного капиталов для наименьших затрат по финансированию деятельности предприятия. Кооператив, рассчитывая на сбыт своих товаров и услуг по рыночным ценам, должен учитывать и тот факт, что ему предстоит платить за использование капитала также по рыночным ставкам. Часто некомпетентное руководство кооператива неэффективно использует капитал, а потом заявляет, что они не могут платить за него по рыночным ставкам.

         Часто возникают споры о прибыли в кооперативах. Некоторые рассматривают термин «прибыль» как чисто эмоциональный фактор, утверждая, что члены кооператива не могут получать прибыль от самих себя, поэтому в замен ему иногда употребляют – «остаток». Однако, при условии, что термин «прибыль» понимается как «превышение доходов над расходами», становится ясно, что каждый кооператив должен делать прибыль, иначе он будет работать в убыток.

         Может вводить в заблуждение и то, что кооперативы иногда называют «бесприбыльными» организациями, что не соответствует действительности. Кооперативы не могут продолжать свое существование, если они работают в убыток, они должны извлекать прибыль, но извлечение прибыли не является основанием их существования, их целью является предоставление определенных преимуществ своим членам.

         Прибыль не только необходима для выживания любого кооператива, она является важным критерием оценки эффективности использования средств предприятия.

         Размер прибыли, которую необходимо делать любому кооперативу, должен быть достаточным после покрытия текущих расходов, с тем чтобы покрывать риски по управлению предприятием и обеспечивать средства для будущих инвестиции.

         Успешность работы инвесторской компании можно точно определить по тому доходу, который компания приносит своим акционерам в соответствии с размером их инвестиций, или же в случае какой-либо котирующейся на бирже компании по поведению ее акций на фондовой бирже. Оценить же эффективность работы кооператива можно с точки зрений того, как он обеспечивает интересы своих членов, потому что это является целью и основанием его существования.

         Не всегда просто оценить ту пользу, которую приносит кооператив своим членам, но, тем не менее, критерий оценки должен быть найден, иначе невозможно будет определить, насколько хорошо работают те, кто несет ответственность за управление кооперативом. Необходим перечень заверений, в которой, излагаются те преимущества, которые кооператив стремится предоставить своим членам. Для этого не подойдет ряд расплывчатых заявлений, нужно детальное изложение того, на что может рассчитывать пайщик данного кооператива. Например, в потребительском кооперативе — это услуги, которые пайщик кооператива может получить в каждом определенном месте, и сможет ли он получить какие-то другие блага, кроме регулярной поставки товаров по рыночным ценам. Другие типы кооперативов также должны делать подобные заверения, соответствующие роду их занятий. Эффективность работы кооператива может быть оценена только относительно таких заверений, хотя можно предвидеть, что администрация будет против них, так как при этом не будет объективных показателей результатов работы. Но, одновременно, можно применять и более традиционную систему оценка продуктивности использования средств руководством кооператива. Например, норма прибыли на капитал, находящийся в обороте, производительность труда и доля участия кооператива па рынке по сравнению с его конкурентами.

 

            Государственная политика в области использования охотничьих ресурсов предусматривает два пути. Первый из них – промысловое освоение, когда охотники выполняют государственное задание по заготовке пушнины, мяса диких животных и другой продукции охоты, которую и передают государственным органам для переработки и реализации. Охотник не только не платит за право осуществления охоты, но пользуется всевозможными льготами, как, например, помощь в приобретении боеприпасов и снаряжения, завоз к местам промысла и т.д. Кроме того, труд его оплачивается в соответствии с размерами сданной им продукции.
Второй путь – это предоставление права на использование запасов фауны охотниками-любителями. За это право охотники выплачивают государству определенные суммы, но продукцию охоты используют для собственных нужд.
Рассмотрим основной ресурс, который осваивается и в первом и во втором случае. Это – охотничьи виды зверей и птиц. Они относятся к исчерпаемым возобновимым фаунистическим ресурсам, которые при правильном использовании способны восстанавливаться. По отношению к ним необходимы разработка оптимальных норм их потребления и рациональное ведение охотничьего хозяйства.
В Тверской области охота никогда не носила чисто промысловый характер. Хотя определенную прибыль большинству охотничьих хозяйств приносила сдача заготавливаемой пушнины и мяса диких копытных животных. Заготовкой занимались охотники-любители и егеря охотничьих хозяйств.
Любительская или спортивная охота была главным направлением освоения охотничьих ресурсов области.
Освоение все большей части территории в интересах промышленного производства и особенно быстрый рост в последние десять лет подсобных и дачных участков изменяют среду обитания многих зверей и птиц. Охота в области уже давно перестала быть формой, которая использует объекты живой природы, не растрачивая основного фонда, а пользуясь естественным приростом. Ведение охотничьего хозяйства на сегодняшний день возможно только с условием выполнения комплекса охранных и биотехнических мероприятий.
Управление по охране, контролю и регулированию использования охотничьих животных Тверской области (Тверьоблохотуправление) является территориальным органом Министерства сельского хозяйства Российской Федерации (охотдепартамента) по охране, контролю и регулированию использования объектов животного мира, отнесенных к объектам охоты и среды их обитания, и входит в единую систему органов государственного управления охотничьим хозяйством РФ.
Необходимо отметить главные задачи, решение которых позволит обеспечить условия обитания охотничьих животных, поддержание их стабильной оптимальной численности, а, при необходимости, и расширенное воспроизводство отдельных видов.
Площадь охотничьих угодий в области составляет 7,9 млн. га. Постоянными объектами охоты являются 25 видов млекопитающих и 40 видов птиц. Около 32 тыс. человек имеют охотничьи билеты (из них 23,5 тыс. – члены Росохотрыболовсоюза, 7,0 тыс. – государственный охотничий билет, 1,5 тыс. – члены военно-охотничьего общества). По ориентировочным подсчетам, до 8 тыс. иногородних охотников, посещают нашу область. Хорошо развитая сеть дорог в ряде районов делает охотничьи угодья доступными для посещений широкому кругу охотников. За последние 10 лет пресс на охотничью фауну заметно возрос.
Охрана охотничьих угодий остается на сегодняшний день главным фактором, обеспечивающим сохранение промыслового уровня большинства охотничьих видов. На территории области охрану охотничьей фауны осуществляют 130 сотрудников Тверьоблохотуправления и около 400 штатных работников охотничьих хозяйств. За 2001 год выявлено 482 случая нарушения правил охоты, из них работниками госохотнадзора – 69%, охотпользователями – 29%, сотрудниками милиции – 1,5%, работниками лесной охраны – 0,5%. Вскрыты факты незаконной добычи 7 лосей, 6 медведей, 1 кабана, 1 глухаря. С конца восьмидесятых годов в продажу свободно начало поступать нарезное оружие, применяемое на охоте. В настоящее время в области около 2,8 тыс. человек зарегистрированы как владельцы нарезного охотничьего оружия (в том числе и те, кто имеет оружие в целях самообороны). Широкое использование полуавтоматического оружия, часто с патроном, не соответствующим для добычи конкретного вида животного, оптических прицелов и приборов ночного видения значительно уменьшило шансы многих охотничьих животных, и в первую очередь копытных и медведя. Зверь стал досягаем на больших дистанциях. Браконьерство приобрело новый характер. Есть информация, что в охотугодиях ряда районов действуют организованные преступные группировки, оснащенные современными техническими средствами. Главным способом повышения эффективности охраны и воспроизводства охотничьих ресурсов области является укрепление органов госохотнадзора, более тесная их работа с правоохранительными органами.
На сегодняшний день 58 охотпользователей осуществляют деятельность на 80% территории охотничьих угодий области. Особо охраняемые территории составляют 5%, угодья общего пользования – 15%. Примерно такое же соотношение в организации охотничьих угодий было и в начале девяностых годов. Среди охотпользователей есть юридические лица, ранее не занимавшиеся ведением охотничьего хозяйства. На территории, предоставленной в пользование, они составляют 6,0%.
Главным условием предоставления территории охотпользователю администрацией области является выполнение всего комплекса охранных, биотехнических и учетных мероприятий. Контроль над выполнением договорных обязательств по выполнению требований, предъявляемых к пользователям животного мира, возложен на Тверьоблохотуправление.
Наряду с природоохранными функциями, Тверьоблохотуправление осуществляет организацию и ведение государственного учета, государственного кадастра объектов животного мира и государственного мониторинга.
Для осуществления эффективного охотпользования необходимо знать наиболее достоверную численность охотничьих животных, их динамику за ряд лет и распределение по типам угодий в разные сезоны года.
Ежегодно Тверьоблохотуправление организует и проводит учет основных видов охотничьих животных. Зимний маршрутный учет (ЗМУ), учет глухаря и тетерева на токах, учет бурого медведя на овсах, учет околоводных охотничьих животных. Регулярно проводится наблюдение за сроками и интенсивностью пролета водоплавающей дичи, местами их гнездовий.
Тесное сотрудничество в вопросах природопользования осуществляется с научными организациями. Так, дополнительный учет такого перспективного охотничьего вида, как бурый медведь, проводится по методике, разработанной на биостанции «Чистый лес» Торопецкого района ведущим специалистом, доктором биологических наук В.С. Пажетновым. Его рекомендации используются при определении квоты добычи медведя.
В настоящее время проводится инвентаризация глухариных токов с последующим оформлением паспортов. Возобновлен учет волчьих логовов и семейных участков.
В 2002 г. был возобновлен авиаучет лося (последний раз авиаучет проводился в конце восьмидесятых годов). Он подтвердил данные визуального учета лося на территории области охотпользователями и службы госохотнадзора: 6,0 – 7,0 тыс. голов. Главными причинами, по мнению специалистов Тверьоблохотуправления, повлекшими устойчивое снижение численности основного объекта охоты на диких копытных – лося, явились: рост браконьерства, товарный отстрел, слабый контроль над проведением охот, увеличение количества охотничьего оружия с нарезным стволом, часто субъективный характер данных ЗМУ и, как следствие, выделение необоснованной квоты добычи.
Одним из важных условий, влияющих на увеличение численности охотничьих животных, является отсутствие фактора беспокойства.
Создание зон покоя в сочетании с проведением необходимых биотехнических мероприятий дают положительные результаты уже через 2 – 3 года. Именно эти функции возложены на биологические (охотничьи) заказники регионального значения.
В настоящее время образовано 7 заказников общей площадью 115,5 тыс. га. Еще 16 находятся в стадии организации.
К сожалению, территории, которые занимают заказники, не всегда являются центрами локализации видов охотничьих животных, подлежащих охране. При организации заказников необходимо обеспечить максимальную продуктивность наиболее ценных видов, при этом не нанося ущерба другим отраслям (лесному, сельскому хозяйству). Типы охотничьих угодий особо охраняемых зон должны соответствовать требованиям к охраняемому охотничьему виду (или видам) в выводковых, гнездовых и кормовых стациях.
В ряде районов в бобровых заказниках чрезмерная плотность бобра подорвала кормовую базу, и зверь ушел с заповедной территории. Тем не менее, именно создание заказников позволило восстановить и достичь промысловой численности этого ценного пушного вида. Важная роль в восстановлении численности охотничьих видов отводится биологическим (охотничьим) заказникам.
Биотехнические мероприятия позволяют поддерживать численность наиболее перспективных охотничьих видов на промысловом уровне. Остановимся на главных из них:
1. Реконструкция охотничьих угодий. Это мероприятия, улучшающие кормовые, защитные и гнездовые условия угодий: посадка кормовых растений, устройство ремиз и живых изгородей, биотехнические рубки леса (разреживание высокополнотных насаждений) с целью увеличения их кормовой емкости, омолаживание ивняков; разрубка полян, прогалин и широких просек для закладки кормовых полей, улучшение гнездовых и выводковых стаций для тетеревиных; строительство плотин и других сооружений, обеспечивающих необходимый для охотничьих животных уровень воды; облесение песков, оврагов, балок и других неудобий; устройство галечников и порхалищ, искусственных гнездовий и укрытий.
2. Подкормка – это устройство подкормочных площадок, кормушек, солонцов и других сооружений, производство, заготовка, хранение и выкладка кормов и минеральной подкормки.
3. Расселение охотничьих животных. Это мероприятия, связанные с выбором места отлова и выпуска охотничьих животных, отловом, транспортировкой, передержкой и выпуском в угодья. Нарушение централизованного финансирования данных мероприятий затормозило эту работу с конца восьмидесятых годов. В настоящее время повышенный интерес к отдельным видам охоты позволяет проводить эти мероприятия в ряде хозяйств.
4. Регулирование численности вредных для охотничьего хозяйства животных. Это работы по организации и ведению борьбы с волками, серыми воронами, бродячими собаками и кошками. В настоящее время численность волка в области, по оценке специалистов, достигает 350 – 500 голов. Особенно серьезный ущерб хищник наносит хозяйствам, специализирующимся по кабану и оленю. Динамика добычи волка за последние пять лет: 1996 г. – 499; 1997 – 402; 1998 – 338; 1999 – 226; 2000 – 151; 2001 г. – 161. В ряде районов области, бродячие собаки за последние годы стали представлять особую опасность. Обитая в лесопарковой зоне, на свалках, собираясь в стаи, они уничтожают зайцев и молодняк диких копытных животных. Борьба с ними особенно затруднена. Человека с оружием на расстояние выстрела бродячие собаки не подпускают, а в случае явной угрозы спасаются на окраинах населенных пунктов. Надо отметить, что эти виды являются, кроме того, переносчиками такого опасного заболевания как бешенство. В охотничьих хозяйствах, специализирующихся на водоплавающей дичи, подлежит резкому снижению численность енотовидной собаки и болотного луня. Повсеместно ведется борьба с серой вороной. За последние годы участились случаи бешенства среди лис. За 2001 г. были отмечены факты заболевания в районах: Вышневолоцком – 1; Зубцовском – 6 (и 1 волк); Калининском – 2; Конаковском – 3; на 1 июня 2002 г. в районах: Калининском – 5; Зубцовском – 3; Конаковском – 1.
5. Ветеринарно-профилактические мероприятия по оздоровлению популяций охотничьих животных. Эти мероприятия включают проведение подкормки животных с добавлением лечебных препаратов. Они проводятся в хозяйствах специализирующихся, прежде всего, по кабану (значительная плотность животных создает угрозу по эпизоотий) и при полувольном содержании охотничьих животных.
Вернемся к различиям между промысловой и спортивной (любительской) охотами. Первая из них – труд, и, поэтому, первоочередной задачей здесь является всемерное повышение ее продуктивности. В кратчайшее время, с минимальными затратами усилий и средств добыть максимум высококачественной продукции – это основная цель, к которой стремится охотник-промысловик.
Спортивная же охота является формой отдыха, или, иными словами, охотой рекреационного направления. Традиции спортивной охоты вырабатывались многими поколениями, и люди не искали в ней легких путей добычи животных. Прежде всего, их привлекали способы охоты, требующие предела охотничьего искусства, обеспечивающие максимальную эстетичность процесса поиска, ожидания и добычи зверя или птицы. В связи с этим охотники-спортсмены полностью отказались от использования ловушек. Были выведены породы собак, работа которых сама по себе украшает охоту. Охотнику нужен не пойманный в петлю, а вытропленный по следу или идущий из-под гона заяц. Не просто лось или олень, а трофейный зверь, взятый во время рева. Таким образом, хотя результативность охоты для них небезразлична, но ее эмоциональность все же стоит на первом месте.
Уникальность Тверской области заключается в том, что, находясь между такими крупными мегаполисами, как Москва и Санкт – Петербург, доступными объектами охоты являются лось, кабан, медведь, рысь, глухарь, тетерев. В высокоорганизованных хозяйствах есть пятнистый олень и марал. Обычен волк – желанный трофей для каждого охотника.
В последние годы заявил о себе новый немногочисленный слой охотников, чей интерес к определенным видам охоты может существенно повлиять на дальнейшее развитие охотничьего хозяйства области. Все больше среди «охотников за трофеями» пользуются популярностью традиционные виды охоты. Все чаще на первое место выходит качество трофея как памятного знака для охотника.
Достойная плата за удачный охотничий тур и добытый трофей дает стимул к повышению профессионального уровня работников охотничьих хозяйств, к более эффективной их работе.
Высоко ценятся такие виды охоты, как охота на бурого медведя на приваде и в берлоге, охота на глухаря и тетерева на токах, охота на волка на вабу и с флажками. Значительно возрос интерес к охоте с гончими и легавыми собаками.
Одной из прогрессирующих форм ведения охотничьего хозяйства в области является полувольное содержание диких копытных и дичеразведение, обеспечивающее такой вид охот, как выпуск дичи «под ружье».
Главной оценкой работы охотпользователя должна стать оптимальная численность охотничьих животных в охотугодьях.

 

 

         Летописание в Москве велось (при княжеском дворе и ми­трополичьей кафедре) уже со второго десятилетия XIV в.Объем и содержание московских летописных записей XIV — начала XV в. можно установить прежде всего путем анализа летописей Симеоновской и Троицкой. Допол­нительными источниками для решения указанной задачи мо­гут служить Московский летописный свод конца XV в., летописи Воскресенская, Со­фийские — первая и вторая, Львовская, Типографская, Ермо­линская,  Никоновская.

         Известия о международной жизни в московских летопис­ных сводах преподносятся под углом зрения официальных мнений великокняжеской власти. Лишь иногда можно уло­вить здесь борьбу тенденций — церковной и светской, митро­поличьей и великокняжеской, еще реже — аристократической и демократической. Но важно, что сквозь призму официаль­ных концепций отражаются прогрессивные мысли представи­телей передовой части феодального класса (а иногда горо­жан) об условиях национального развития Руси в связи с другими странами в обстановке формирования централизо­ванного Русского государства.

         Довести рассмотрение вопроса об отражении в московском летописании событий международной жизни до начала XV в. (примерно до второго десятилетия) дает право прежде всего то обстоятельство, что в 1408 или 1409 г, в Моск­ве был завершен наиболее ранний (из известных) летописный свод (Троицкая летопись). Кроме того, начало XV в. явилось существенной гранью в самой трактовке проблемы междуна­родных связей московскими летописцами. Такие важные для Руси события, как нашествие в 1395 г. войск Тимура, а в 1408 г. — Едигея, русско-литовская война 1406-1408 гг., швед­ская агрессия 1411 г., усилили интерес летописцев к между­народной жизни, вызвали с их стороны ряд откликов с оцен­кой взаимоотношений между различными странами.

         При рассмотрении того, как ставились на протяжении XIV и в начале XV в. московскими летописцами вопросы международной жизни, имеются все основания наметить два этапа. Гранью между ними является Куликовская битва 1380 г. Победа, одержанная на Куликовом поле русскими войсками над Мамаевой Ордой, имела большое международ­ное значение. И не случайно она пробудила у публицистов и книжников интерес в международном плане к таким проблемам, как борьба с агрессией; взаимоотношения между государствами, возникшими в результате завоеваний, и покорен­ными народами; взаимосвязи народов, возникающие в про­цессе сопротивления завоевателям, и т. д.

         Рассмотрим вначале отражение в памятниках летописа­ния событий международной жизни до 1380 г.

 

         Пожалуй, больше всего летописцы интересуются взаимоотношениями Руси с Золотой Ордой. Это и естественно» ибо ордынское иго в это время давило русский народ, задержива­ло экономическое развитие Руси, мешало ее политическому объединению.

         В летописных сводах много известий о поездках русских князей в Орду за ярлыками на великое княжение, о гибели в Орде некоторых из них, о посещении ордынских ханов рус­скими митрополитами, о приходе ордынских «послов» в рус­ские земли, чтобы утвердить на великокняжеском столе пред­ставителей отдельных княжеских домов, получивших ханские ярлыки, и для других целей. Из летописного текста видно, что в большинстве случаев, характеризуя того или иного ор­дынского посла, летописец употребляет эпитеты «лют», «си­лен», говорит, что он население «разграби, и монастыри пожьже, и села и люди плени», «много пакости учини», «много христиан иссече», что от него «много тяготы» было жи­телям.                                             

         Из летописных памятников видно, что летописцы расце­нивают ордынское иго как зло. Но московские князья до Дмитрия Донского еще не вели активной организованной борьбы с татарским «насилием». Поэтому летописцы подчер­кивают их лояльность в отношении золотоордынских ханов и в то же время затушевывают активную роль народных массив сопротивлении гнету, установленному Ордой, замал­чивают или извращают мощные освободительные движения, подобные тому, которое развернулось в Твери в 1327 г. Касаясь политической истории Золотой Орды, летописцы прежде всего обращают внимание на смену верховных пра­вителей золотоордынского государства, которая не могла не касаться непосредственно московских князей. Сохранились летописные известия о смерти хана Тохты и воцарении Узбека (1312 г:), о смерти жены Узбека ханши Боялынь (1323 г.) и его самого (1342 г.), о воцарении Джанибека, об убийстве им во время усобицы двух своих братьев — Хидырьбека и Тинибека, о присоединении при Джанибеке к улусу Джучи Азербайджана (в 1357 г. «взя царь Чжанибек Тивережьское царство»).

         В летописных сводах имеются и характеристики отдель­ных ордынских ханов. Особенно отрицательными чертами охарактеризован Узбек — как правитель, не хотевший «по щадетй роду христианьского». В сравнении с ним его пре­емник Джанибек представлялся  «добрым».

         С конца 50-х годов XIV в. летописные сведения о полити­ческой истории Золотой Орды становятся более подробными. Главное внимание летописцы обращают на участившиеся там феодальные-усобицы — «мятежи» и «замятии». Видимо, правящие круги Московского княжества пристально следили за распрями ордынских феодалов, ослаблявшими единство государства (что было на руку князьям Северо-Восточной Руси).

         В летописях описывается   «замятия   велика»,    имевшая место в 1357 г., когда сын Джанибека Бердибек убил своего отца  (преданного темником Товлувием, именуемым летопис­цами «окаянным») и двенадцать своих братьев.

         Далее в летописных сводах отражены политические собы­тия в Орде, происшедшие на рубеже 50-х и 60-х годов XIVв.: свержение Бердибека и воцарение его брата Кульны, убийст­во последнего другим братом Наврузом, который стал ханом, а затем был убит его соперником Кидырем  (Хызром).

         Давая общую оценку политической борьбы, происходив­шей в Орде в это время, летописные своды квалифицируют ее как «мятеж силен», приведший к тому, что «мнози царие побиени быша, и царевичи, и рядци иссекошася сами межи себе».

         Особенно внимательно прослежен в летописных сводах путь продвижения к власти в 60-х — 70-х годах XIVв. эмира Мамая, который стал активно действовать в начале 60-х го­дов, после свержения Кидыря и воцарения его сына Тимур-Ходжи. По летописям, Мамай «замяте всем царством его и бысть мятеж велик в Орде»; Тимур-Ходжа бежал, за Волгу где был убит.                                                                     

         Летописцы стремятся показать, как в условиях распада политического единства Орды и борьбы между собой различных группировок в среде татаро-монгольской знати ненадолго выдвигается временщик Мамай, использующий, эту борьбу и временно сосредоточиваю­щий большую власть в своих руках.

         Летописи детально и красочно описывают войну 60-х-70-х годов XIVв. между различными татарскими князьями появлявшимися на политической¹ арене, захватывавшими целые области Золотой Орды, затем утрачивавшими власть или устранявшимися своими соперниками. Перед глазами встают образы хана Абдаллаха (Авдулы), поддерживаемого Мамаем на Горной стороне Волги; Кильдибека, — выдававшего себя за сына Джанибека; Мурида (Амуратд), укрепившегося в Сарае; Пулад-Темира (Булак-Темеря), покорившего булгар и державшего под своим контролем «весь Волжский путь»; Тогая (из Бездежа), взявшего в свои руки власть над Наручадской страной (областью по р. Мокше); Азиза, Магмет-Салтана (Мамат-Салтана), Арабшаха, одержавшего в 1377 г. победу над русскими войсками на реке Пьяне.

         Летописцы проявляют хорошую осведомленность о собы­тиях, имевших место, в Золотой Орде, большую наблюдатель­ность и здравое понимание их политического смысла.

         Оценка политических условий, при которых происходило выдвижение Мамая, содержит скрытую мысль о том, что для поддержания своего авторитета и укрепления своей власти ему был нужен поход на Русь и этот же поход явился началом его конца.

         В летописных сводах рассматривается вмешательство Ор­ды в русско-литовские отношения, содействовавшее разжи­ганию вражды между Литвой и Русью (участие хана Джанибека в конфликте между князьями Ольгердом Гедиминовичем литовским и Семеном Ивановичем московским в 1348—-1349 гг.). Таким образом, летописцы подчеркивают важность для Руси такого внешнеполитического фактора, как ха­рактер взаимосвязей Литовского и золотоордынского госу­дарств.

         Внимание летописцев останавливается на вопросе о взаи­моотношениях Золотой Орды и Волжско-Камской Болгарии, непосредственно затрагивавших русские княжества, заинте­ресованные экономически и стратегически в возможности таи или иначе использовать волжский путь. Под 1370 г. в лето­писях говорится о походе на болгар татарско-русского войс­ка под водительством ханского посла Ачи-Хожи и нижего­родских князей и о смещении болгарского правителя князя Асана.

         Летописцы хорошо представляют себе социальный состав населения золотоордынских владений в пределах Северного Кавказа, Нижнего Поволжья, прикаспийских областей и со­общают некоторые сведения о тех событиях в жизни этого населения, о которых широко распространялись слухи. Пред­ставляет интерес летописная запись под 1346 г. о страшной эпидемии, свирепствовавшей в Орначе (Ургенче), Астрахани, Сарае, Бездеже и погубившей многих местных жителей: бесермен (мусульман), татар, армян, обезов, абхазцев), евре­ев, фрягов (генуэзцев), черкасов, и др.: «Бысть мор силен… на всех тамо живущих, яко не бе кому их погре­бати».

 

 

         Из стран, находившихся к западу от Руси, ей приходилось больше всего иметь дело с Великим княжеством Литовским. Русско-литовские торговые и политические связи, культурное взаимодействие постоянно нарушались войнами, вызывавши­мися как захватнической политикой литовских правителей и бояр,   стремившихся   завладеть   русскими,   украинскими   и белорусскими землями, так и действиями некоторых русских, князей (например тверских), приводивших литовские войска на Русь. Положение в Литве в силу этого не могло не инте­ресовать русских летописцев. Московские летописные своды обращают внимание прежде всего на факты политической (точнее, династической) истории Литовского княжества. Так, в летописях сказано о смерти Гедимина (1341 г.), причем: перечислены его сыновья, среди которых наиболее выдаю­щимся по своим качествам государственного деятеля, воина и дипломата назван Ольгерд. Далее говорится о дворцовом перевороте в Литве — устранении Кейстутом и Ольгердом-Гедиминовичами от власти их брата Явнута (1345 г.), о раз­деле Ольгердом перед смертью Литовского государства меж­ду своими сыновьями, о его кончине и вокняжении Ягайла Ольгердовича (1377 г.).

         Касаясь русско-литовских отношений, летописцы, помимо описания войн, особенно усилившихся с 40-х годов XIV в., фиксируют внимание на мирных соглашениях литовских князей: брата Гедимина Воина и др. с Новгородом (1326 г.), Ольгерда Гедиминовича с московскими великими князьями Семеном Ивановичем и Дмитрием Ива­новичем.

         В летописных сводах можно найти сведения о брачных, связях между представителями и представительницами рус­ских и литовских княжеских фамилий: о женитьбе князя Се­мена Ивановича московского на литовской княжне Августе-Анастасии (1333 г.), о браке великого князя литовского Ольгерда Гедиминовича и дочери великого князя Александ­ра Михайловича тверского Ульяны, о женитьбе князя Владимира Андреевича серпуховского на дочери Оль­герда Гедиминовича Елене и т. д.

         В области внешней политики Литвы составители летопис­ных сводов интересуются ее борьбой с агрессией Тевтонского ордена, ибо сопротивление натиску немецких крестоносцев было делом, одинаково важным и для литовского, и для рус­ского народов.

         Особое внимание летописные своды обращают на судьбы Украины, за которую шла борьба между Польшей и Литвой, естественно, оказывавшаяся в поле зрения летописцев. В ле­тописях отмечено, что в 1349 г. «король краковскый», придя «со многою силою», «взя лестью» Волынскую землю, «много зло християном сотвори, и церкви святыя претвори на латиньское богомрьзкое служение».

        

 

         Вопрос о русско-шведских отношениях затрагивается преимущественно не в московском, а в новгородском летописа­нии. Это и естественно, ибо Новгород являлся в первую оче­редь проводником русско-шведских экономических, политиче­ских.и культурных связей и Новгород же прежде всего испы­тывал на себе всю тяжесть военных столкновений со Швецией, вызываемых захватническими стремлениями шведских феодалов. Однако и в московских летописях мы встречаем ряд известий о войнах Руси со Швецией. Из мирных русско-шведских соглашений в московских летописных сводах от­мечен договор  1323 г.  (Ореховецкий).

         Под 1348 г. и в новгородских, и в московских летописях помещено известие о походе шведского короля Магнуса Эрикссона под Орехов. Накануне похода он якобы прислал в Нов­город послов с предложением отправить на съезд русских «философов» для спора со шведскими «философами» по воп­росу о том, «чья будет вера лучьши» (православная или ка­толическая). Согласно предложению Магнуса, после диспута все (и новгородцы, и шведы) должны были принять единую веру — именно ту, которую «философы» признают наиболее-совершенной. Новгородцы отказались (согласно версии Нов­городской летописи, после рассмотрения на вече предложения шведского короля) послать на религиозный диспут своих представителей, предложив Магнусу, если он хочет, устроить прения о вере перед патриархом в Константинополе (Царьграде), откуда пришло на Русь христианство. Новгородские власти считали целе­сообразным обсуждать на съезде лишь такие дела, которые более непосредственно затрагивали интересы Новгорода и Швеции.

         В этом летописном рассказе, независимо от степени реаль­ности самого факта, в нем затронутого, проводится опреде­ленная мысль: предметом международных конфликтов и разбирательств не должны быть религиозные вопросы, так как различие религий не может служить помехой мирным отношениям между государствами. По существу этот рассказ направлен против религиозных войн и крестовых походов.

         Под 1371 г. в летописях рассказывается о мирном догово­ре, заключенном Новгородом с немцами на реке Пивже.

         Таков в основном круг представлений московских лето­писцев до 80-х годов XIV в. о международной ситуации, таков их общеполитический кругозор.

 

         Куликовская битва явилась событием большого между­народного значения. Уже подготовка Мамая к походу на Русь значительно переросла масштабы обычных военных предприятий ордынских ханов. В повестях о Куликовской битве обращено внимание на то, что Мамай, организуя поход на Русь, привлек в свое войско наемников из числа бесермен (мусульман), армен, фрягов (генуэзцев), черкас (черкесов), ясов (осетин), буртасов, соединился с Литвой. Словом, под­черкивается, что на Куликовом поле столкнулись не только русские и ордынские силы: там решались судьбы ряда дру­гих народов Поволжья, Северного Кавказа, Крыма.

         Для того, чтобы разобрать вопрос о международном зна­чении Куликовской победы русского народа, надо выйти немного за пределы летописных сводов и рассмотреть другие литературные произведения, в которых имеются отклики на битву на Дону в 1380 г. Сделать это необходимо, потому что оценка русско-ордынского сражения 1380 г., отразившаяся в. таких литературных памятниках, как «Задонщина» (по-видимому, возникшая в конце XIV в.) или «Сказание о Мамае­вом побоище» (видимо, созданное в начале XV в.), в изве­стной мере определила взгляды русских летописцев на даль­нейшие международные события.

         По-видимому, значение Куликовской битвы современники искали и в экономической, и в политической областях. Эф­фект поражения ордынских войск на Дону в сфере экономи­ческой, вероятно, усматривали в том, что результаты Кули­ковской победы русских должны были облегчить развитие международных связей, Золотая Орда держала под своим контролем пути, по которым шла торговля Руси со Средней Азией, Крымом, генуэзскими колониями, Византийской импе­рией, Литвой, а через Литовское государство — со странами Центральной Европы. Ослабление Орды в результате пора­жения на Куликовом поле было существенным фактором, со­действовавшим в дальнейшему росту торговых сношений Руси с   другими   народами   Востока   и   Запада.  

         Переходя в область политическую, надо подчеркнуть, что в произведениях о Куликовской битве ярко проводится идея о важности совместных действий ряда заинтересованных госу­дарств в борьбе с татаро-монгольскими и другими захватчика­ми. Эта идея развивается прежде всего применительно к зада­чам русско-литовского союза. Заслуживает внимания то место «Задонщины», в котором имеются указания на участие в Куликовской битве литовских князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Андрей якобы сказал Дмитрию: «Сама есма себе два брата, сынове Олгордовы, а внуки есмя Едимантовы, а правну­ки есми Сколомендовы. Изберем братью милую пановей уда­лый Литвы, храбрых удальцев…, испытаем мечев своих литовскых о шеломы татарскыя, сулиц немецких о байданы бессерменьскыя».

         Таким образом, «Задонщина» подчеркивает совместные дей­ствия русских и литовских «удальцев» в борьбе с татарской опасностью. Союзники Дмитрия Донского князья Ольгердовичи с известной гордостью называют себя потомками таких выдающихся политических деятелей Литовского государства, как Ольгерд, Гедимин, легендарный родоначальник литовской княжеской династии Скирмунт. Когда писалась «Задонщина», еще у всех были в памяти походы Гедимина и Ольгерда на Русь. Но автор этого произведения не считает нужным о них вспоминать. В действиях названных князей его привле­кают, по-видимому, отвечающие интересам Руси акты борьбы с татарскими набегами, сопротивление Тевтонскому ордену. Недаром на Куликовом поле татарские шеломы и бесерменские байданы (кольчуги) должны были испытать силу литов­ских мечей и немецких (но оказавшихся в руках литовских воинов) сулиц (копий). Между Литвой и Русью не должно быть вражды. Необходимо, чтобы они укрепили союз в целях совместного сопротивления татаро-монгольским захватчикам. Такова мысль «Задонщины».

         «Задоищина», как можно думать, поднимает вопрос и об угрозе для ряда славянских стран турецкой агрессии. После рассказа о приходе Мамая со своими «воями» на Русь в «Задонщине» описываются те грозные явления природы, которыми было ознаменовано нашествие на Русскую землю врагов, а затем следует восклицание: «Руская земля, то ти есть как за Соло­моном царем побывала». В других списках «Задонщины» эта фраза встречается в других вариантах: «Руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побывала».

         Указание на турецкую агрессию в пределы Балканского по­луострова находим в «Сказании о Мамаевом побоище». В этом произведении говорится, что литовский князь Дмитрий Ольгердович, получив от своего брата Андрея Ольгердовича письмо с призывом оказать помощь Дмитрию Донскому, ответил согла­сием и при этом подчеркнул, что его войска находятся в боевой готовности. В раз­личных редакциях и списках «Сказания» указано, что воины Дмитрия Ольгердовича подготовлены к обороне от «дунай­ских татар», «дунайских варяг», «дунайских враг», «дунайских агарян», «турок». Все эти термины равнозначны: имеются в виду турецкие военные силы. Конечно, тема сопротивления турецкой агрессии чисто искусственно связывается с образом литовского князя Дмитрия Ольгердовича. Но ясно, что авто­ром «Сказания о Мамаевом побоище» борьба русского народа с татаро-монгольской опасностью рассматривается (в нацио­нально-религиозном плане) как одно из звеньев в цепи бое­вых выступлений славянских и неславянских народов против натиска на них агрессоров-«агарян». Идея отпора захватчикам в целях достижения национальной независимости объединяет народы.

         В связи с Куликовской битвой автор «Сказания о Мамае­вом побоище» вспомнил и о борьбе русского народа со швед­ской агрессией. Так, князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, воспетые в «Задонщине» как герои сражения на Куликовом ноле, указывают Дмитрию Донскому на то, что его прадед Александр Невский «Неву реку перешед, короля победи». Дмитрий Донской перед сражением просит помощи свыше для одоления врагов, и при этом перед его взором опять возникает образ Александра Невского, кото­рый одолел «хвалящегося короля римскаго, хотящаго разорити отечьство его».

         Под «победой» над «римским королем» имеется в веду по­беда в 1240 г. русских войнов под предводительством Александ­ра Невского на Неве над войском шведского воеводы Биргера. В то же время в некоторых списках «Задонщины» собы­тия  явно  путаются,    и  Александр   Невский,   в  противоречии с хронологией, выступает победителем шведского короля Магнуса Эрикссона, совершившего поход на Русь в 1348 г. (т. е. че­рез сто с лишним лет после поражения шведов на Неве).

         Во всяком случае ясно, что в литературно-публицистиче­ских откликах на Куликовскую битву, была поднята большая тема народно-освободительной войны с иноземной агрессией. Поэтому в словах «Задонщины» о «славе» подвигов русских во­инов на Куликовом поле, дошедшей до Рима, можно видеть указание «а то, что и для католической Швеции («Римской» страны) сражение русских и татарских войск на Дону в 1380 г. послужило уроком.

 

         Переходим теперь к вопросу об отражении в московском ле­тописании событий международной жизни, имевших место на протяжении примерно тридцатилетия после Куликовской битвы.

         Постараемся проследить, как в оценке этих событий лето­писцами отразились идеи, связанные с победой русского наро­да на Куликовом поле.

         Касаясь взаимоотношений Руси и Золотой Орды, летопис­цы по-прежнему уделяют много внимания приходам на Русь ордынских «послов» для вызова в ханскую ставку русских кня­зей, поездкам последних в Орду, где они терпели «велику ис­тому». Касаются летописцы и дворцовой жизни ханов, сооб­щая например, что в 1386 г. Тохтамыш «убил сам свою царицу, нарицаемую Товлуадбеку».

         Главное внимание составителей московских летописных сво­дов при рассмотрении политической истории Золотой Орды с 80-х годов XIV в. обращено на обстоятельства, содействовавшие выдвижению тех ханов, которые сосредоточивали в своих руках значительную власть и становились опасными для Руси. Не­давний поход Мамая был у всех еще в памяти, заставляя ле­тописцев пристально следить за судьбой тех ордынских деспотов, которые хотели пойти по его пути.

         В летописях описано возвышение Тохтамыша (хана «Синей Орды» — Ак-Орды), рассмотрены его попытки поднять авто­ритет золотоордынского государства и снова подчинить Русь. Говорится, что после поражения на Куликовом поле Мамай на­деялся найти убежище в Кафе, куда отправился «со множест­вом имениа, злата и сребра», но был там убит. Тохтамыш же пленил Мамаеву Орду, захватил его казну и объявил «всем князем русскым», что он «сяде на цесарстве Волжьском». Затем последовал поход Тохтамыша на Москву (1382 г.), принесший страшные бедствия русскому народу, но бесславно окончивший­ся для самого завоевателя.

         С конца 80-х годов XIV в. летописи следят за борьбой Тох­тамыша со знаменитым среднеазиатским деспотом — завоева­телем Тимуром (Темирь-Аксаком) и царевичем (огланом) Тимур-Кутлугом  (Темерь-Кутлуем).

         В летописях подчеркнуто то обстоятельство, что источником могущества державы Тимура являлась жестокая эксплуатация покоренных народов, выколачивание из захваченных стран де­нег и набор там военных сил. В этом видят летописные своды и источник победы Тимура над Тохтамышем.

         Прослеживая дальнейшую судьбу Тохтамыша после пора­жения, нанесенного ему Тимуром, московские летописцы раз­вивают мысль, которая уже достаточно отчетливо проявилась в повестях о Куликовской битве: союз Литвы с ордынскими ха­нами не приведет ее к добру. В летописном рассказе под 1398 г. говорится, что в Золотой Орде на месте разбитого ранее Ти­муром Тохтамыша утвердился в качестве хана Тимур-Кутлуг; Тохтамыш же вошел в сношения с литовским князем Витовтом Кейстутовичем и бежал в Киев. Летописи подчеркивают, что поддерживая Тохтамыша, Вятовт рассчитывал с его помощью в дальнейшем начать наступление на Русь. Эти намерения кончились провалом.

         Описывая битву на Ворскле между войсками Витовта и Тимур-Кутлуга, летописцы отмечают, что, несмотря на участие на стороне литовского князя татар Тохтамыша, по­ляков, немцев, присланных магистром Ордена, отряда волошского   господаря,   Витовт  потерпел   поражение, а   Тохтамыш после этого отблагодарил своего союзника тем, что «много… па­кости учини земле Литовской».

         Дальнейшие феодальные смуты в Золотой Орде в москов­ском летописании отражены менее детально, чем обстоятель­ства, связанные с политической карьерой Тохтамыша. Под 1400-1401 гг. имеется известие о смерти хана Тимур-Кутлуга и воцарении Шадибека, под 1406 г.— об убийстве Шадибеком Тохтамыша в Сибирской земле, под 1407 г.— о «замятие» в Зо­лотой Орде, окончившейся свержением Булат-Салтаном Шадибека.

         В дальнейшем в центре внимания летописцев оказывается фигура хана Едигея, при котором была сделана новая (после Тохтамыша), безуспешная попытка возродить единство Зо­лотой Орды и описанием похода которого на Русь в 1408 г. оканчивается московский летописный свод, известный под име­нем Троицкой летописи. Нашествие Едигея снова повысило в русской публицистике интерес к вопросам борьбы с татаро-монгольскими захватчиками. Именно в связи с этим событием, как можно думать, и было написано «Сказание о Мамаевом побоище».

 

 

         Много места уделено в летописях русско-литовским связям после 1380 г. Летописи отмечают переговоры Василия I с литов­ским князем Витовтом Кейстутовичем в Смоленске и Коломне (1396 г.), князя Ивана Михайловича тверского с Витовтом в Литве (1397 г.), поездку в Смоленск «к отцу своему и к матери своей…» княгини Софьи Витовтовны, жены московского велико­го князя Василия Дмитриевича (1398 г.), пребывание литовско­го посольства в Москве (1398 г.), заключение Литвой мира с Псковом (1409 г.), выезды в Москву на службу литовских кня­зей.

         Летописные своды касаются также вопроса о брачных свя­зях между русскими и литовскими княжескими фамилиями. Так, под 1394 г. имеется летописная запись о выходе дочери ве­ликого князя Дмитрия Донского Марии замуж за князя Семена (Лугвения) Ольгердовича литовского. Интересуются летописи и дальнейшей судьбой русских княжен, ставших женами ли­товских князей. Так, под 1382 г. находим сообщение о смерти жены Ольгерда княгини Ульяны, под 1399 г.— о кончине вы­шеупомянутой княгини Марии Дмитриевны.

         Особо отмечают летописи (под 1390 г.) брак московского ве­ликого князя Василия Дмитриевича и дочери литовского кня­зя Витовта Кейстутовича Софьи, имевший большое значение для политического сближения Литвы и Руси. Хорошо извест­но, что в средние века браки между представителями и пред­ставительницами правящих в разных государствах династий играли важную роль в решении международных вопросов, за­трагивавших эти государства.

         В летописном своде митрополита Киприана, сосредоточив­шего в своих руках высшее церковное управление как в обла­стях Северо-Воеточной Руси, так и в русских землях, вошедших в состав Великого княжества Литовского, отмечены факты его деятельности в Литве.

         Летописные своды воспроизводят ряд данных, относящихся к внутриполитической истории Литвы, прежде всего особенно важных для московских правителей данных о феодальных вой­нах среди литовских князей и о подготовке и последствиях Кревской унии 1386 г. Летописи останавливаются на междоу­собной войне Кейстута Гедиминовича я его сына Витовта с Ягайлом, на убийстве по приказанию Ягайла Кейстута и бег­стве Витовта в Пруссию.

         Обращаясь к теме борьбы литовцев с немецкой агрессией, летописные своды отмечают большой поход в Литву, организо­ванный в 1394 г. магистром Тевтонского ордена Конрадом фон Юнгангеном, и посольство, отправленное совместно Василием I и Витовтом в Новгород в 1396 г. с предложением «мир розверечи с немцами».

         В начале XV в. московские летописцы, описывая современ­ные им события из жизни Литвы, по-видимому, вернулись и к оценке некоторых периодов русско-литовских отношений в про­шлом. Эта оценка коснулась прежде всего личности Ольгерда как политического и военного деятеля. Сохранившаяся ле­тописная характеристика этого князя явно наделяет его черта­ми превосходства по сравнению с другими литовскими прави­телями. Это не случайно даже в том случае, если видеть в ха­рактеристике Ольгерда заимствование из литовских источников, ибо обычно один летописец берет у другого то, что созвучно его мировоззрению или может быть приспособлено к его целям.

         Московские летописи подчеркивают, что по объему и силе власти Ольгерд превосходил своих отца, деда и братьев; расши­рения территории Литовского княжества, его укрепления он до­бивался благодаря своим личным качествам: воздержанию от излишеств, целеустремленности действий, умению воевать.

         Новая русско-литовская война (1406-1408 гг.) заставила подумать о том, что следует использовать положительный опыт соседей в военном деле, что надо учиться и у друзей, и у врагов.

        

         В начале XV в. возник еще один памятник, характеризующий область русско-шведских отношений: «Рукописание Магнушово, свейского короля, приказ детем его, и братьи его, и всей Свейской земли». По своей форме «рукописание» воспроизводит обычные древнерусские завещания   (духовные грамоты).

         В начале завещания говорится, что (именуемый в некоторых списках «князем», а в некоторых «королем свейским») Магнус («нареченыи в святом крещении Григореи»), «отходя от сего света», «при своемь животе», приказывает своимдетям, братье «и всей Свейской земли» «не наступатися» в нарушение «крест­ного целования» на Русь.

         Далее следует историческая справка о неудачных походах шведских захватчиков на Русскую землю в прошлом. Началом «розмирья» в рассматриваемом произведении считаются 80-с годы XIII в., когда участились нападения шведских войск на нов­городские земли.

         Вслед за исторической справкой о русско-шведских взаимо­отношениях во времена, предшествующие правлению Магнуса, в «рукописании» идет рассказ о злоключениях самого Магнуса во время его походов «со всей Свейскою землею» на Русь. Он, судя по «рукописанию», нарушил мирный русско-шведский до­говор 1323 г. через 30 лет после его заключения. Здесь допуще­на известная неточность, так как первый поход Магнуса под Орехов относится к 1348 г. События русско-шведской войны 1348-1350 гг. описаны в рассматриваемом литературном про­изведении детально и красочно (хотя и не всегда в полном соответствии с реальной действительностью). Мораль рассказа та­кова: завоевательные планы шведского короля потерпели пол­ный крах, и он вынужден был с позором удалиться «в свою землю с остатком рати».

         Рассказав о провале в середине XIV в. агрессивных замыс­лов шведских правителей, «рукописание» проводит мысль, что бог жестоко покарал носителя этих замыслов Магнуса, наслав беды на Шведскую землю. Сын Мангуса Сакун (Хокон VI — король Норвегии) «вынял» его из палаты и повез в Мурманскую (Норвежскую) землю. Но во время путешествия по морю началась буря, корабль, на котором находился Магнус, утонул, и король в течение трех суток пла­вал на корабельных досках, пока его не прибило к монастырю св. Спаса, где он был пострижен в монахи и принял схиму.

         Реальную основу этого в значительной мере фантастического рассказа о злоключениях, жертвой которых стал Магнус, со­ставляют феодальные смуты и династическая борьба в Шве­ции и Норвегии, закончившаяся свержением и изгнанием Маг­нуса. По ходившим слухам, он в дальнейшем утонул во время кораблекрушения. Ясно, что «рукописание» развивает такую идею: захватническая политика до добра не доводит; нападе­ния на чужие земли приводят к тому, что правитель-агрессор теряет почву в собственной стране.

         ЗАКЛЮЧЕНИЕ

         Итак, оценивая взгляды московских летописцев на между­народную ситуацию с 80-х годов XIV в. до второго десятилетия XV в., можно сказать следующее. Возникшие в связи с Куликов­ской битвой 1380 г. литературные произведения, в первую оче­редь «Задонщина», а также летописные повести и «Сказание о Мамаевом побоище» поставили своей задачей не только воспеть замечательную победу русского народа, но и осудить акты внешнеполитической агрессии, с какой бы стороны они не шли (а Русь испытывала угрозу и с юго-востока — от Орды, и с се­веро-запада — от   шведских   и   литовских   феодалов).   После Куликовской битвы русскому народу пришлось выдержать еще несколько войн, вызванных завоевательными устремле­ниями соседних феодальных государств. В 1395 г. на Русь на­пали войска Тимура, в 1408 г. — Едигея, в 1406-1408 гг. разразилась русско-литовская война, в 1411 г. — война Новгорода со Швецией. Русской публицистике снова надо было вернуться к теме агрессии и расценить ее с точки зрения общей систе­мы международных отношений. Развивая эту тему, летописцы создали три образа: азиатского деспота Тимура, великого князя литовского Ольгерда и шведского короля Магнуса. Каждый из этих образов был по-своему поучителен. Покорив­шего ряд стран Тимура Русская земля, как говорит летописец, не приняла и изгнала из своих пределов. Шведский король, согласно лето­писной версии, на горьком опыте сам убедился в тщетности и вредности каких-либо поползновений на Русскую землю и своим потомкам запретил думать о захватах. У Ольгерда ли­товского есть чему поучиться, но, научившись его приемам войны, Русь воспользуется ими против литовских же князей, если они выступят как агрессоры,— так мыслит летописец.

         Расценивая в свете таких представлений международную ситуацию, летописцы приходят к выводу, что судьба Руси во многом связана с судьбой других государств, которые, как и Русь, ведут борьбу за свою национальную независимость. От­сюда мысли о пользе союзов между отдельными феодальными государствами, в условиях средневековья обычно облекавшиеся в религиозную оболочку.

 

 

 

         Практически для всех граждан любой промышленно развитой страны мира реальное управление представлено теми, кого принято называть чиновниками или бюрократами. Обычно в их число не включаются законодатели высшего ранга, руководство страны, члены кабинета министров и партийные функционеры.

         Таким образом, даже на уровне обыденного сознания происхо­дит отождествление функции управления (т.е. сугубо политической функции) со слоем людей, формально не имеющих больших полити­ческих прав, чем те, чью деятельность чиновники призваны регули­ровать.

         Особенности обыденного восприятия не могут служить основой аргументации, но тот факт, что оно затрагивает проблемы социали­зации населения, заставляет более подробно рассмотреть эти вопросы.

         В период становления системы разделения властей, ставшей сегодня наиболее распространенной (концепция разделения властей на исполнительную, законодательную и судебную), считалось, что процесс управления разделяется на три независимых друг от друга вида деятельности: формирование законов, их исполнение и вынесе­ние судебных решений, основанных на законе. Предполагалось, что претворение в жизнь законов должно быть сосредоточено исключительно в исполнительной ветви власти,   которая ограничится лишь реализацией политики, принятой законодателями.

         Однако уже к концу XIX в. ряд политологов (В. Вильсон, В. Гудноу) признали и аргументировали, что описание исполнитель­ной ветви власти как реализатора, а не инициатора политики, перестало соответствовать реалиям.

         Введение понятий «политический чиновник» и «администратор» позволило получить отправную точку для дальнейшего исследования. Но в реальной жизни оказалось невозможным определить, где заканчивается сфера деятельности политического чиновника (т.е. человека, избранного на определенный срок или назначенного на неопределенный срок другой политической фигурой, чей срок пре­бывания на посту лимитирован) и начинается сфера  «свободного от политики» администрирования.

         Это разграничение весьма сложно сделать в рамках научного анализа, так же как в реальной жизни сложно проконтролировать характер развития взаимоотношений, которые устанавливаются между политическими чиновниками, чей срок деятельности ограни­чен (либо законодательно, либо в рамках негласно признанного варианта «spoilsystem» — системы назначений, в основе которой лежит принцип принадлежности к одной политической группе), и теми чиновниками, срок пребывания которых в должности не лими­тирован, однако чьи устремления связаны именно с этой профес­сией. Вместе с тем здесь важно отмстить, что политические чинов­ники в большинстве случаев имеют широкие возможности для даль­нейшего вхождения в элитные группы, в то время как должностные лица («администраторы») связывают свою карьеру с данной деятель­ностью, и их профессиональная ценность возрастает по мере даль­нейшей специализации.

         Нельзя забывать, что отличительными характеристиками бюрократической работы выступают: непубличность (иногда это становит­ся принципиальным условием при приеме на работу), обезличенность, иерархичность как собственные признаки бюрократической организации; ориентация на оперативное решение возникающих проблем как важнейшая функция бюрократии в отношении общест­ва. Последнее предполагает право на толкование положений законов применительно к изменяющимся обстоятельствам и монопольное право на доступ к оперативной информации.

С учетом вышеизложенного необходимо признать, что на опре­деленном этапе вся система государственного управления может оказаться под влиянием одной или нескольких групп, которые будут представлены как в публичной политике, так и в государственном администрировании.

         Формирование подобной системы означало бы невозможность осуществления гражданского контроля, реального политического оппозиционирования, профанацию демократических свобод. Налицо опасность слияния государственной бюрократии и политической силы, опасность превращения этого союза в элитную, закрытую и неконтролируемую группу, воздействующую на всю политическую активность общества.

         Для решения проблемы дихотомии политика — администрирова­ние американскими политологами в 50-е годы XX в. были приняты следующие допущения: для разграничения этих двух понятий вводит­ся определение конкретного института как «в основном политическо­го» или «в основном административного». Как видно из самого определения, признание конкретного института «в основном…» предполагает согласие с тем, что помимо функций могут существо­вать и определенные дисфункции, исследование которых вынесено за рамки настоящей статьи.

         Таким образом, основными методами исследования этой про­блемы являются:

— соотношение демократических свобод и функций управления;

— изучение дисфункций в деятельности самой бюрократии для установления потенциальных «угроз» с ее стороны.

         В так называемых «западных демократиях» подобные опасения признаются как вполне обоснованные, и способы «борьбы» с бюрократическим произволом усложняются соразмерно с усложнением общественной структуры и диверсификацией управления.

         Возможность обуздания бюрократических тенденций в современ­ном политическом процессе основывается на ряде принципиальных положений. В их числе:

—  самоценность личности,  приоритет личного над обществен­ным;

—  ориентации общества на признание ценностей «гражданской культуры» (Алмонд и Верба), требующей признания определенного чувства превосходства «клиента» над государством,  и теми,  кто от имени государства призван выполнять запросы граждан — «клиен­тов»;

— любые новые функции бюрократии (а ее функции объективно расширяются),  связанные со становлением определенного явления, способного оказывать качественное влияние на структуру общества. Они должны проходить через систему фильтров гражданской легити­мации, предполагающей широкое общественное обсуждение и даже временное недопущение государства в эту сферу деятельности.   На­пример,   Интернет — глобальная компьютерная сеть; проявившись как фактор общественной жизни в начале 90-х, государства начали частичное законодательное регулирование про­цессов в сети только по истечении 5-6 лет. При этом использование сети Интернет подчас приводит к прецедентам,   которые содержат признаки нарушения федерального законодательства США и других стран, но не влекут за собой реакцию со стороны органов безопасности и контроля;

— признание гражданского общества в качестве основного субъ­екта модернизации — инициатора качественных изменений в общест­ве. Государство является «догоняющей», консервативной стороной, ответственной за стабильность и регулирующей отношения по мере возникновения предмета отношений, не формирующих самостоя­тельно новых «правил игры».

         В практическом плане признание этих положений вылилось в перманентное реформирование системы государственного управле­ния различных стран. В целом эти тенденции направлены на оптимизацию государственного аппарата с точки зрения его затрат­ности для государства; максимизацию формальной стороны в его деятельности (в целях сведения к минимуму возможностей личного обогащения) и развитие более тесных, партнерских взаимоотноше­ний с частными организациями, что ведет к большей гибкости и приспосабливаемости к новым условиям.

         Не претендуя на полноту изложения рассматриваемого материа­ла, можно сделать вывод о том, что модель участия бюрократии в политике, рассматриваемая в нашей статье, имеет отношение к «западному» обществу и органично связана с «западным» же типом модернизации.

         В конце XX в. в России был предпринят эксперимент по реализации модели догоняющей модернизации, приведшей к нарас­танию негативный тенденций в политике, экономике и обществен­ной жизни.

         В настоящее время в трудах отечественных ученых основной причиной неудачи этого эксперимента называют несоответствие мо­дели модернизации социокультурному фону России, предполагавше­му другую модель модернизации (в случае, если мы готовы признать ее необходимость вообще).

         Осуществляя поиск возможных путей решения поставленных проблем, представляется необходимым рассмотреть политическую роль бюрократии и степень ее участия в процессах общественной модернизации.

         Большинство исследователей придерживаются мнения, согласно которому принципиальное отличие «западной» модернизации и той, что происходит в России в нынешний период, состоит в том, что субъектом российской модернизации является именно государствен­ная бюрократия.

         Роль бюрократии состоит в обслуживании режима, сформиро­вавшего ее, безотносительно того, насколько данный режим адеква­тен долгосрочным общественным целям. Бюрократия бывает подвер­жена адаптации.  Однако это достаточно болезненный процесс.  Как видно из вышесказанного, бюрократия не может быть носителем преобразующей политической воли. Говоря словами М. Вебера, это означало бы примерно следующее: рациональный тип правления, имеющий харизматическую легитимацию.

         В России начала 90-х годов прошлого столетия произошел разрыв между целями и методами модернизации, проводимой людь­ми, возглавившими систему централизованного планового управле­ния и стремившимися перестроить ее параллельно с реформировани­ем всего общественного организма. Последний предполагалось изме­нить, опираясь на саму бюрократическую систему, с одной сторо­ны, и социокультурную доминанту общественного сознания — с другой.

         В результате сама государственность была поставлена под угро­зу, и в этом случае сработали защитные механизмы бюрократии. Так, государственная бюрократия — консервативное, даже косное начало государственности — была вынуждена стать субъектом прово­димой модернизации.

         Слабость политической власти, отсутствие демократической ос­новы для осуществления реформ — все это вынудило бюрократию принять участие в процессе модернизации. Поскольку рационально действующая бюрократия призвана консервировать существующий порядок вещей, она парадоксальным образом стала политическим субъектом, который сам активно осуществляет реформирование.

         К решению экономических, социальных, политических и иных проблем бюрократия подошла рационально. Сделав ставку на форси­рованное внедрение рынка, гражданского самоуправления, полити­ческих свобод, она должна была присвоить себе политические функции с целью поддержания необходимого уровня социальной активности и одобрения. В сочетании с прагматической ориента­цией это привело к тому, что различные идеологии как некие концептуальные призмы, имеющие принципиальное значение для мира политического, богатого на символы, оказались для бюрокра­тии некими инструментами, которые можно менять по мере того, как общественный интерес к определенной идеологии ослабевал. При этом цель бюрократической деятельности оставалась туманной и богатой дисфункциями, поскольку задача бюрократии заключается в поддержании существующего порядка, который и представлял собой некую аморфную общественно-политическую структуру.

         Распад хозяйственных связей и ориентация на сырьевую внеш­нюю торговлю (экспорт) были дополнительными проблемами. Это привело к тому, что самым выгодным делом внутри страны стало не развитие производственной инфраструктуры, а использование поли­тических технологий. Общим итогом их применения в политике стала идейная дезорганизованность большинства населения.

         В России государство всегда рассматривалось как инициатор социального развития, цель которого зачастую определялась для каждого человека как общегосударственная (обычно связанная с международным положением).

         В данном случае цели не были сформулированы, система аварийного поддержания государственности сработала, хотя социаль­ные, политические и иные издержки при таком характере «хозяйст­вования» трудно назвать приемлемыми.

         В то же время необходимо признать, что, несмотря на во многом деструктивный характер бюрократической модернизации, в России за прошедшее десятилетие установились ряд демократических институтов, в обществе вызрел консенсус относительно демократи­ческой формы правления, признания многоукладности экономики. Импульс государственной бюрократии, направленный на директив­ное преобразование сферы негосударственного, ослабевает, посколь­ку эффективность бюрократии стремится к исчерпанию. Наступает этап социальной модернизации, основой которого должно стать воспроизведение институтов на собственной основе.

         Бюрократия на этапе политической модернизации, апофеозом которой стали выборы в Государственную Думу Федерального Собра­ния Российской Федерации в 1999 г. и выдвижение из своей среды Президента РФ В.В. Путина, создала предпосылки для реализации наиболее естественной для России модели — персонифицированный носитель политической воли (Президент РФ); сильная централизо­ванная бюрократия — опора режима и существование демократичес­ких институтов, выработанных за последнее десятилетие.

         Самой существенной угрозой на сегодняшний день остаются дискредитация демократических институтов со стороны наиболее одиозных деятелей «смутного времени» и ориентация носителя поли­тической воли нации вновь использовать возможность бюрократичес­кой модернизации.

         Основная задача нынешнего российского политического руко­водства состоит в том, чтобы сформировать систему самовоспроизво­дящихся институтов гражданского общества, при этом аккуратно переведя избыточные для бюрократической системы полномочия в сферу негосударственного вместе с избыточными кадровыми ресурса­ми бюрократии, представители которой уже успели стать мощными экономическими агентами.