Роль Ливонии в истории внешних сношений Руси была противоречивой: на протяжении столетий русскому народу угрожала агрессия Ливонского ордена, стремившегося не до­пустить усиления Руси и держать ее в состоянии искусствен­ной изоляции от других стран Европы; в то же время ливон­ские города являлись естественными посредниками в торговле Руси с Западом, и поэтому они были заинтересованы в раз­витии экономических связей с русскими землями; постепенно активизировалась торговля русских купцов в самой Ливонии, что еще более усиливало ее экономическое значение для Руси.

Все эти противоречивые факторы оказывали влияние на ливонскую политику сначала Новгорода, а затем — с объеди­нением русских земель под главенством Москвы — москов­ского великокняжеского правительства.

Цель настоящей статьи — рассмотрение политики прави­тельства Ивана III по отношению к Ливонии и анализ опре­деливших ее конкретно-исторических предпосылок. Рассмат­риваемое .время (с начала 60-х годов до начала 90-х годов XV в.) представляет собой определенный этап внешней по­литики русского правительства, характеризующийся сосре­доточением основных усилий на объединение русских земель и ликвидации татарского ига. В 90-х годах XV в. во внешней политике правительства Ивана III происходят изменения, ко­торые К- В. Базилевич характеризовал как переход к актив­ным действиям с целью возвращения отторгнутых Литвою земель и овладения подступами к Балтийскому морю, что было необходимо для установления непосредственных эконо­мических,   политических   и   культурных связей с остальной

Европой ‘. Предпосылки этого перехода, в частности в отно­шении Ливонии, были заложены, как увидим, в предшествую­щее время. Отсюда — целесообразность его специального изу­чения.

В XII—XIII вв. Новгородская феодальная республика ак­тивно выступала против шведской и немецкой агрессии. Но в XIV—XV вв. в связи с процессом объединения русских земель вокруг Москвы характер внешней политики Новгорода ме­няется: новгородское боярство стремится сохранить мир на западных границах, чтобы иметь возможность в нужный мо­мент бросить все силы против великого князя московского. Отсюда — вое более ярко выраженное стремление .новгород­ского правительства избегать конфликтов с Ливонией и рав­нодушие к судьбам Пскова, бывшего в эту пору главным объектом агрессии со стороны Ордена. Одновременно в свя­зи с развитием экономических связей с Западной Европой возрастает активность торговой политики Новгорода; новго­родское правительство предъявляет Ганзейскому союзу и Ли­вонскому ордену ряд требований, важных для развития за­граничной торговли новгородских купцов, в частности требо­вание предоставления Ганзой «чистого пути за море» — беспрепятственного проезда на заморские рынки и гарантии Орденом личной и имущественной безопасности русских куп­цов, торгующих в Ливонии. Но, предъявляя эти требования, боярское правительство не проявляло достаточной энергии., чтобы добиться их реализации².

Указанные черты политики Новгорода по отношению к Ливонии явственно обнаруживаются в новгородско-псков-ском договоре 1448 г. с Ливонией, которым ко времени вступ­ления на престол Ивана III определялись русско-ливонские отношения.

Договор 1448 г. был заключен в Нарве после удачной для Новгорода войны с Ливонией 1443—1448 гг. Хотя война, на­чатая руководителями Ордена, закончилась крупным пора­жением  военно-морских сил Ордена в битве   на   р. Нарове  летом 1447 г.³, тем не менее новгородское правительство не предъявило Ордену сколько-нибудь серьезных требований. Договор подтверждал существовавшую границу между Нов­городом и Ливонией —«от Чудского озера стержнем Наровы реки прямо в Соленое море, по старым крестным грамотам и по грамотам князя магистра Зиверда» ⁴. Далее устанавли­валось, что ни новгородские люди, ни люди магистра не долж­ны переходить на противоположную сторону и там «земли не пахать, сена не косить, леса не рубить, рыбы в водах не ло­вить»; эта статья договора была направлена против мелких нарушений границы, по-видимому, часто имевших место с обеих сторон.

Следующие статьи содержали обычную гарантию свобод­ного проезда для купцов и послов и обязательство сторон справедливо судить и оберегать в своих владениях лиц, при­надлежавших к другой стороне, как собственных подданных. Чтобы избежать, очевидно, частых в Ливонии случаев рас­пространения на новгородцев репрессий за проступки, совер­шенные псковичами и наоборот, в договор была включена особая статья о том, что из-за псковских дел новгородских гостей не задерживать и из-за новгородских дел псковских гостей не задерживать — истец должен знать истца.

В последних статьях договора рассматривается вопрос об условиях проезда послов, о порядке вывоза лошадей из Ли­вонии в Новгород (по-прежнему запрещается вывоз «боль­ших» лошадей, т. е., видимо, таких, которые могли быть ис­пользованы для военных нужд) ⁵ и о способе взвешивания воска в Нарве. Б интересах новгородцев парвеким Весовщи­кам запрещается «колупать» у них воск: «колупать» воск у новгородцев, и то только немного, могут те немецкие купцы, которые его покупают⁶.

Бросается в глаза, что статьи договора 1448 г., за исклю­чением второстепенных— о порядке проезда послов, взвеши-

 .воска и т. д.,— .повторяют условия ?предыдущего догово­ра Новгорода с Орденом, заключенного в 1421 г.⁷ Это под­черкивается ссылкой на грамоту и крестоцелование магистра Зиверта. Содержание договора 1448 г. показывает, что нов­городское правительство не стремилось к изменению сущест­вующего statusquo в отношениях с Ливонией.

В Нарве, где летом 1448 г. происходили переговоры о ми­ре, было заключено еще одно соглашение — между Псковом и епископством Дерптским. В псковской летописи после изве­стия о заключении мира мы читаем: «А что бяше отняли юриевцы старин пъековъеких много, милостию же святыя Троица и молитвою благоверных князей, они же погании воз-вратиша со студом и с срамом вся старины псковъекия ко Пскову» ⁸. О каких «старинах» здесь идет речь, сказать трудно, скорее всего, о Желачке, пограничной между епископством Дерптским и Псковом, территории, которая уже в течение столетия являлась предметом спора и которую теперь, после неудачной для Ливонии войны, епископство Дерптское при­знало владением Пскова ⁹.

Однако договор 1448 г. не обеспечил прочного мира на русско-ливонской границе. Мелкие пограничные инциденты продолжались, и в переписке орденских чипов, относящейся к 50-м годам XV в., постоянно встречаются известия о напря­женных отношениях с Русью ¹⁰. Эта ?напряженность была обусловлена, вероятно, не только нарушениями рубежа, но и различного рода конфликтами, связанными с торговлей рус­ских в Ливонии. Так, в 1455 г. новгородцы жаловались, что их купцам в Ревеле запрещена мелкая торговля вразнос и что русская церковь в Дерпте приходит в упадок». Но, не­смотря на все инциденты, вплоть до конца 50-х годов крупных столкновений не было. Мир был нарушен лишь в 1458 г., ког­да между Псковом и Дерптским епископством начались воен­ные действия.

Поводом к псковско-дерптской войне послужил возобно­вившийся спор из-за «обидного места» —Желачки. Псков­ский летописец сообщает, что осенью 1458 г. княживший в Пскове князь Александр Васильевич Чарторыйский с по­садниками и мужами псковскими поехали на землю святой Троицы, на Озолицу, и на Желачке ¹² сено покосили, и своим ловцам велели рыбу ловить «по старине», и церковь постави­ли архистратига Михаила. Весьма вероятно, что эти действия были предприняты псковскими властями в целях действитель­ной реализации достигнутого в 1448 г. соглашения о возвра­щении епископством Дерптским Пскову его старин, соглаше­ния, которое дерптцы, по-видимому, не особенно соблюдали. Во всяком случае псковский летописец рассказывает далее, что в начале 1459 г. немцы «изгонивше изгоною… на то обид­ное место, на Озоличю» и сожгли девять человек и церковь св. Михаила. За набегом немцев последовало ответное втор­жение псковичей, которые «ехавше в насадах и в лодиях на то же место, на Озоличго, и шедши в землю Немецькую… и месть мстиша за те головы за неповинныя».

В начавшейся войне Новгород не только не оказал помо­щи Пскову, но новгородский посадник «по челобитью немец-к&му» взял на себя посредничество между Псковом и епис­копством Дерптским. В 1460 г. он прибыл в Псков и с мест­ным князем, посадниками и боярами поехал на «обидное место»-—Озоличю и Желачку, куда на съезд должны были явиться немецкие послы. Однако последние не явились ¹³.

После несостоявшегося съезда военные действия между Псковом и .епископством Дерптским продолжались в форме набегов и опустошения территорий. В начале 1461 г., восполь-

зовавшись приездом в Новгород великого князя Василия Васильевича, псковичи просили его о помощи. Князь согла­сился, но потребовал более тесного сближения Пскова с Москвой, в частности он настаивал, чтобы княживший в Пско­ве князь Александр Васильевич Чарторыйский целовал крест ему и его детям. Александр Васильевич отказался и уехал из Пскова. Тогда великий князь дал Пскову в князья своего сына Юрия Васильевича, а спустя несколько недель — друго­го   сына,    Ивана     Васильевича,   будущего   великого    князя

Ивана III.

Еще в бытность в Пскове Юрия Васильевича по инициа­тиве немецкой стороны начались мирные переговоры, кото­рые завершились осенью  1461  г. подписанием перемирия на

пять  лет.

Перемирие было заключено на том условии, что в те «пять лет ловити на обидном месте псковичам к ‘Своему берегу». Оче­видно, право рыбной ловли было закреплено за псковичами вдоль южного берега острова Порка (Пириссар) в районе де­ревни Же лачке. Заключение перемирия явилось следствием сближения Пскова С великим князем — именно это обстоятель­ство заставило епископа дерптского изменить свою позицию и пойти ,на переговоры (вспомним, что в 1460 г., когда в Пскове еще не сидел в качестве князя-наместника сын великого князя, немецкие представители не явились на съезд, назначенный для мирных переговоров). Подчеркивая ту роль, которую великий князь сыграл в заключении перемирия, летописец называл его «докончаньем великого князя»¹⁴. Однако перемирие, заклю­ченное на пять лет, продержалось недолго. В начале 1463 г. оно было нарушено, и военные действия возобновились. Поводом к их возобновлению на этот раз послужил торговый ‘Конфликт: в 1463 г. в Дерпте были посажены в погреб псковский посол и псковские купцы; в ответ псковичи посадили у себя в погреб не­мецких купцов ¹⁵. 21 марта немецкая рать подступила к .псков­скому Новому городку, который минувшим годом псковичи вы­строили на спорном месте над Великим озером ^1б; одновременно другие немецкие отряды начали жечь псковские исады (приста­ни). Когда весть об этом пришла в Псков, там было собрано большое войско, которое выступило навстречу немцам и в битве у Колииню 31 марта нанесло им серьезное   поражение: разбив немцев, псковичи гнали их 15 верст до реки Каховы и за нее.

Несмотря на этот успех, у псковичей, по-видимому, не хватало сил для нанесения немцам решительного удара. По­этому великий князь Иван Васильевич 8 июня прислал в Псков своего воеводу с отрядом. В это же время псковский князь Иван Александрович Звенигородский, присланный ве­ликим князем в Псков по просьбе псковичей еще весной, за­нимался формированием нового войска, в которое привлека­лось население всех пригородов, а также крестьяне («люди из волостей»). 18 июля псковское войско с отрядом москов­ского воеводы осадило Новый городок (Ниенгаузен, или Ней-гаузен, расположенный южнее Чудского озера, недалеко от границы с Псковской землей) ¹⁷. Осада длилась четверо, су­ток, но взять городок псковичи не смогли, так как у них ра­зорвалась большая пушки. В дни, когда псковичи осаждали Ниенгаузен, другой псковский отряд на судах (он насчитывал 20 ушкуев и 80 лодий) воевал по немецким берегам. Однако, услышав, что псковское войско отступило от Ниепгаузена, отряд возвратился в Псков. Спустя две недели немцы вновь произвели набеги на пограничные псковские волости. Пско­вичи намеревались совершить ответное вторжение, но в это время пришло известие о том, что немцы собираются начать мирные переговоры ¹⁸.

В результате переговоров осенью 1463 г. между Псковом и ‘епископством Дерптским было заключено перемирие на де­сять лет, восстанавливающее действие Нарвского договора 1448 г. ¹⁹ Был произведен обмен пленными, захваченным доб-ром и задержанными купцами. Спор из-за Желачки решался в пользу псковичей: «а которое обидное место на Жолчи, вода и земля, то псковичи отнята»,— сообщает псковский летописец. Своим успехом псковичи были обязаны поддержке великого князя³⁰. Иван Ш намерен был оберегать целост­ность границ всех русских земель, в том числе и тех, кото­рые не вошли еще в состав единого Русского государства.

¹

Условия перемирия 1463 г. свидетельствуют еще об одном новом и принципиально важном стремлении великокняжеской власти —стремлении рассматривать Ливонию как отчину великих князей русских, лишь временно попавшую под ино­земную власть. Это стремление нашло свое отражение в статьях перемирия 1463 г., обязывающих дерптского еписко­па платить дань великим князьям и «не обидеть» русские церкви и «Русский конец», в Дерпте (анализ этих статей мы дадим ниже в связи с анализом аналогичных статей догово^ ра   1474 г.).

Решительное вмешательство великокняжеской власти в русско-ливонские дела явилось результатом усиления Русско­го централизованного государства. Противоположную пози­цию заняло новгородское правительство. «А новгородцы тог­да не помогаша псковичем ни словом ни делом противу не-мець: псковичи много им биша челом, они же челобития пьсковского не прияша» Ч,— так характеризует псковский ле­тописец поведение новгородских властей во время псковско-дерптской воины.

Более того, в 1465 г., когда отношения между Новгородом и Псковом обострились из-за стремления псковичей освобо­диться от суда новгородского владыки, новгородское прави­тельство просило ливонского магистра об оказании помощи против псковичей, обещая со своей стороны помогать Орде­ну против них²². По словам псковского летописца, новгород­цы «съединшпася с Немци, что новгородчом с единого с Немци на псковичь стати». Однако дело до войны не дошло. В ре­зультате переговоров конфликт удалось уладить, и в 1465 г. между Новгородом и Псковом был заключен мир²³.

Для характеристики позиции правительства Новгорода в последние годы его самостоятельности исключительный инте­рес представляет письмо ливонского магистра Вольтуса фон Геозе великому магистру от 13 августа 1471 г. Ливонский магистр сообщает, что недавно (очевидно, после Шелонской битвы, но еще до заключения Коростынского мира) ^ыв Фел-лине были одно за другим два новгородских посольства, из­вестивших о всех «притеснениях», которые новгородцы терпят от «московского короля» и псковичей. Они желали, чтобы мир между Ливонией с одной стороны и Новгородом и Пско- вом с другой, срок которого истекает через год (имеется в виду договор, заключенный в 1448 г. в Нарве на 25 лет), был бы продлен на десять лет, или сколько Орден захочет, при условии, однако, исключения из него Пскова. По словам магистра, нов­городцы настоятельно просили отказать Пскову в мире и удер­жать (псковичей) дома, в то время как сами они хотели доста­точно подготовиться к войне с королем московским ²⁵. Таким образом, после Шедонского поражения новгородское правитель­ство не думало отказываться от борьбы с московским князем и искало союза с Ливонским орденом, который военной угрозой должен был сковать псковичей и развязать Новгороду руки для продолжения войны.

В лице магистра Вольтуса фон Герзе правительство Нов­города встретило человека, охотно готового пойти навстречу его планам. Вольтус фон Герзе принадлежал к числу тех деятелей Ордена, которые являлись особенно рьяными сто­ронниками борьбы с Русью²⁶. Еще в марте 1471 г. он при­сылал в Псков посольство с требованием уступить Ордену территорию у Красного городка— псковского пригорода, по­строенного в 1464 г.²⁷; псковичи это требование отклонили. Теперь, в августе 1471 г., обращение новгородцев с просьбой о помощи давало магистру удобный повод для вмешательст­ва в русские дела.

Свое отношение к просьбе новгородцев Вольтус фон Гер­зе выразил следующими словами: «Мы думаем, что для бла­га нашего Ордена и Ливонии не следует их оставлять без помощи, ибо, если Новгород будет покорен московским коро­лем и псковичами и покорен таким образом, что московский король станет, да хранит бог от этого, неограниченным госпо­дином Новгорода, тогда… господину рижскому архиепископу, господину епископу дерптскому и нашему Ордену в Ливонии воды и земли, которые псковичи у нас отняли во время доб­рого мира и до сих пор удерживают за собой²⁸, не только никогда не возвратить, но нам следует ожидать все больших нападений и притеснений. Нам кажется также, что если они таким образом объединятся, то мы попадем в тяжелое поло-

жение и должны будем с ними заключить мир по их воле и отказаться от всего, что псковичи отняли у нашего Ордена и других господ, или вести войну против всех них, что для нас будет очень тяжело» ²⁹. Боязнь объединения русских земель под единой властью, стремление помешать этому объедине­нию— вот те мотивы, которыми руководствовался ливонский магистр, излагая великому магистру свое мнение о необходи­мости оказания помощи Новгороду.

Но дать новгородцам сразу положительный ответ магистр счел нецелесообразным. В Новгород были отправлены его послы, которым надлежало получить от новгородских властей подтверждение их просьбы и предложить им прислать своих представителей на съезд на р. Нарову 8 сентября для оконча­тельного решения вопроса. Д1агистр тем временем собирался обсудить предложение новгородцев с архиепископом рижским и епископами эзельским и дерптским, а также с рыцарством Гаррии и Вирландии. «Если новгородцы согласятся,— писал магистр,— подтвердить предложенные условия приложением печатей и крестоцелованием и если названные ливонские пре­латы и рыцарство нашего Ордена в Гаррии и Вирландии их одобрят и посоветуют так поступить, то мы не сможем укло­ниться и начнется война». В заключение ливонский магистр просил великого магистра прислать помощь —300—400 лоша­дей и сколько будет возможно пеших воинов ³⁰. Орден, таким образом, готовился к войне с Москвою и Псковом, чтобы помешать подчинению Новгорода великокняжеской власти. Так боязнь новгородского боярства потерять свои привиле­гии, с одной стороны, и страх Ордена перед усилением внеш­неполитического могущества Руси, с другой, привели новго­родское правительство и руководство Ордена к сближению, направленному против великого князя московского.

Однако до оформления новгородско-ливонского военного союза дело не дошло, так как 11 августа 1471 г. между Ива­ном III и новгородским правительством был подписан мир­ный договор, предрешивший по существу вхождение Новго­рода в состав великого княжества Московского. Но весьма возможно, _что между Новгородом и Орденом была достиг­нута договоренность о продлении действия Нарвского дого­вора еще на десять лет и в то же время о невозобновлении по истечении срока этого договора мира между Псковом и Орденом, что должно было обеспечить тыл Новгорода на случай новой вражды с великим князем. Не случайно вплоть до уничтожения новгородской самостоятельности не происхо­дило никаких конфликтов между Новгородом и Орденом. Обращает на себя внимание и позиция, занятая новым ливонским магистром Бернгардом фон дер Борхом (1471 — 1481) по отношению к Пскову в 1472—1473 гг.

В эти годы в связи с истечением срока действия Нарвско-го договора между Орденом и Псковом происходили перего­воры о заключении мира. Но на съезд, назначенный осенью 1472 г., магистр своих послов не прислал³¹; в 1473 г. дважды происходили безрезультатные встречи между псковскими и ливонскими послами. Когда, наконец, во время второй встре­чи посол ливонского магистра прямо заявил, что «князь мес-тер со Псковом и перемирье не емлет по срочных летах», псковичи отправили своего посла в Москву просить, «чтобы князь великой любо сам на конь уссел, любо сына послал за дом святыа Троица»³². Помощь от великого князя не замед­лила явиться.

В ноябре 1473 г. в Псков приехал князь Данила Холм-ский, а с ним и военная помощь — рати из 22 городов: Росто­ва, Дмитрова, Мурома, Костромы и т. д. Псковичи совместно с войском великого князя думали предпринять поход па Ли­вонию. Но неожиданная оттепель помешала этому, а вскоре отпала и надобность в военных действиях против Ливонии. Решительное выступление великого князя московского в за­щиту Пскова заставило ливонские власти изменить свою по­зицию. 24 декабря 1473 г. в Псков прибыло дерптское посоль­ство с предложением заключить пятилетнее перемирие, а в начале января 1477 г.—посольство от ливонского магистра для  переговоров о заключении мира.

Мир между Псковом и Ливонским орденом был заключен 7 января сроком на 20 лет. Договорная грамота не сохрани­лась, и нам известны в передаче псковского летописца лишь те обязательства, которые принял на себя ливонский ма­гистр: «яз князь местерь с воды и с земли сступаюся дому святыа Троица и всего Пскова, моих сусед, да и за то имаю-ся, что ми к вам во Псков из своие волости корчьмы, пива и меду не пущати да и путь ми псковскым послом и гостем держати чисто, а колода отложити по всей моей державе» ³³. Таким образом, Орден отказывался от притязаний на спор­ную территорию (очевидно, у псковского Красного городка, на которую Ордеп претендовал в  1471  г.), давал обязатель-

ство не пускать в псковскую землю торговцев пивом и медом, гарантировал псковским послам и купцам беспрепятственный проезд через свои владения и обещал упразднить в своей земле «колоду» — вероятно, заставу, у которой с купцов взи­мались пошлины. Мир между Орденом и Псковом был за­ключен «опрече пискупа юрьевского и всех юрьевцов» ³⁴, так как в это время Орден находился в распре с епископом дерпт-

ским ³⁵.

Действенное покровительство великого князя московско­го Пскову побудило дерптские власти отказаться от своего первоначального намерения ограничиться заключением пяти­летнего перемирия. 13 января 1474 г. между Дерптским епис­копством и Псковом и Новгородом (к этому времени в Псков прибыли новгородские послы) был подписан мирный договор сроком на 30 лет ³⁶.

В введении к договору указывается, что Иван Василье­вич, великий князь и царь всея Руси, прислал в Псков князя Данила Дмитриевича со многими князьями и боярами «боро-нити своее отъчыны Великого Новагорода и Пскова, обид своих поискати на немъцох, па юрьевцох, своих даней, и старых даней, своих залогов, и новгородских старый и псковъ-ских обид и старынъ». Таким образом, подчеркивается, что, посылая в Псков свои военные силы, Иван Васильевич имел в виду не только защиту Пскова, но и восстановление права великих князей на дань с Юрьева. Первая статья договора гарантировала соблюдение интересов русского населения в Дерпте: епископ дерптский и городские власти должны были «светыи божьи церкви у Юрьеве у Руском конъцы и рускии конец… держати чисто, по старыне и по крестному целованью, и ни обидити». Вторая статья обязывала епископа выплатить неуплаченную великому князю за восемь лет дань с Юрьева и подчеркивала право великого князя на эту дань. Третья статья гарантировала для новгородских послов и гостей «чистый путь» через Дерпт в другие города Ливонии. Сле­дующие статьи касались порубежных вопросов: между Пско­вом и епископством Дерптским устанавливался старый ру­беж; на Великом озере псковичи должны были ловить рыбу у своего берега, юрьевцы — у своего.

Ряд статей договора касался вопросов торговли пскови­чей в Дсрптском епископстве: псковичам гарантировался «чистый путь», а также право торговли всяким товаром в розницу или оптом—«на розницу продати добровольно или вместе»; воск, покупаемый у псковичей, жители Дерлта могли «колупати» только понемногу; в Дерите псковские купцы могли вести торговлю и с рижанами, и с нарвцами, и со вся­кими другими гостями. Со своей стороны Новгород и Псков гарантировали дерптцам беспрепятственный проезд и тор­говлю в своих владениях. Обе стороны соглашались отло­жить «колоду» и «гостинца от того не имати» — по-видимому, была достигнута договоренность об отмене таможенных, пошлин.

Группа статей была посвящена вопросам судебным: если на границе случался какой-либо конфликт, то стороны триж­ды должны были просить «исправы»; если же ее все же не давали, то купцы и послы из-за этого не должны были под­вергаться репрессиям. Каждая сторона должна была судить-купцов другой стороны справедливо, как своих, без хитрости, по крестному целованию.

Специальная статья обязывала епископа дерптского не-оказывать помощи Ордену против Пскова. Эта статья гла­сит: «А по князи мистре чесному бискупу юръевъскому, и посадником юръевъским, и всим горъевцом не пособляти про­тив псковичъ, и людей своих не поддавати мистру на помочь, и беглецов из мистровы державы у юръевъскую державу не прыимати, по крестъному целованыо».

Если мы сравним договор 1474 г. с более ранними русско-ливонскими договорами, то должны будем констатировать существенные различия между ними. Во-первых, по догово­ру 1474 г. впервые в истории русско-ливонских отношений один из членов Ливонской конфедерации — епископ дерпт-ский — брал на себя обязательство не оказывать помощи против русских Ордену — руководящей силе Ливонии, в то время как великий князь московский, именуемый в договоре «царем всея Руси», подчеркивал свое право «боронити свои отчины», Новгород и Псков. Уже эта статья свидетельствует об ослаблении позиции Ливонии, раздираемой внутренними противоречиями, и об усилении внешнеполитического могу­щества Руси.

Примечательно, что большая часть статей, касающихся вопросов торговли, была рассчитана на пребывание русских купцов в Ливонии и меньшая—-на пребывание немецких куп­цов на Руси; это свидетельствует как о развитии торговли русских купцов в Ливонии, так и том большом значении, ка­кое придавала этому вопросу великокняжеская власть.  ,

Очень интересна для характеристики принципов, которые лежали в основе политики правительства Ивана III по отно­шению к Ливонии, статья о «Русском конце» и русских церк­вах в Дерпте. Дерпт — один из крупнейших городских центров Ливонии — в силу своего географического положения издав­на вел оживленную торговлю с Русью. В Дерпт в большом количестве приезжали русские купцы, главным образом псковские³⁷.

Здесь рано появились патрональные церкви русских куп­цов, причем в отличие от Ревеля и Риги, где имелось по одной русской церкви ³⁸, в Дерпте их было две: церковь св. Ни­колая— псковская — и церковь св. Георгия — новгородская³⁹. Русские церкви в Дерпте владели селами, расположенными, вероятно, в пригородной черте⁴⁰. При церквах были также по­мещения (dewoningc), в которых жили попы и дьяки⁴¹. Но русские купцы, приезжавшие в Дерпт, собственного подворья не имели.

Как размещались русские купцы в Дерпте, показывает от­чет послов ливонских городов о переговорах с русскими в Нарве 2 февраля 1498 г. Когда во время переговоров речь зашла о положении русских в Дерпте, то представители Дерпта заявили следующее: «Дома и помещения (dehuserundwoninge), расположенные вокруг русских церквей в Дерпте, принадлежат горожанам Дерпта (orenborgeren), и никогда никто на них не имел права, кроме тех, кто записан в городской книге; если в прежние времена некоторые рус­ские, которые были горожанами Дерпта (?), в них жили, то они арендовали эти дома у горожан Дерпта (vanorenbor­geren), потому что дома находились около русских церквей, и поэтому то место в их городе получило название Русского конца; равным образом и в Пскове Немецкий берег называ- ется немецким только по имени, ни когда какой-нибудь не­мец ‘туда приезжает, то он должен давать арендную плату тому, кому дома принадлежат» ⁴². Приведенное место из от­чета послов ливонских городов показывает, как размещались русские купцы в Дерпте. В нем также точно определяется, что Русский конец в Дерпте — это часть города, расположенная около русских церквей, в которой издавна останавливались рус­ские купцы, снимавшие здесь для себя помещения у местных горожан ⁴³.

Статья договора 1474 г., повторяющая аналогичную ста­тью договора 1463 г., обязывает дерптского епископа и дерпт-ские городские власти «держати чисто, по старыне» русские церкви и Русский конец. Очевидно, в этой статье речь шла о предоставлении русским купцам права беспрепятственно снимать помещения в Русском конце, о сохранности принад­лежащего им, а также русским церквам имущества и о недо­пущении впредь конфликтов, возникавших ранее па почве раз­личных нарушений в этой области⁴⁴.

Появление данной статьи в русско-ливонских договорах второй половины XV в. было связано с развитием русской торговли в Дерпте, с возрастанием числа русских купцов, посещавших Дерпт, и с необходимостью обеспечения их тор­говых, бытовых и религиозных интересов. Вместе с тем рас­сматриваемая статья как бы подчеркивала стремление ве­ликого князя выступать в роли защитника православной веры в Ливонии.

Этот аспект являлся отражением в дипломатической прак­тике правительства идеи о русском великом князе как главе всего православного мира, идеи, еще не вылившейся в форму теории «Москва — третий Рим», но со времен Флорентийского собора и падения Константинополя приобретавшей на Руси все большую популярность.

Еще ярче характеризует принципы внешней политики пра­вительства Ивана III статья о юрьевской дани, которую, со-

гласно прямому смыслу текста, дерптские епископы должны были уплачивать русским великим князьям.

Вопрос о происхождении юрьевской дани не ясен из-за отсутствия достаточных указаний источников ⁴⁵. С. М. Соло­вьев считал, что в основе юрьевской дани лежит обязатель^: ство уплачивать дань русским великим князьям, принятое дерптским епископством после поражения, которое войска кпязя Ярослава Всеволодовича нанесли немцам под Юрьевом в 1234 г.⁴⁶.

По мнению И. И. Юрьенса, специально исследовавшего вопрос о юрьевской дани, истоки ее следует искать в данни­ческих отношениях к Пскову латышей Толовы, прослеживае­мых по источникам еще в конце XIII в. и затем пе­решедших на дерптского епископа, как наиболее слабого члена Ливонской конфедерации⁴⁷. Последний исследователь вопроса —К. Штерн— полагал, что Иван III для требования юрьевской дани использовал существовавшее исстари согла­шение между дерптским ратом (советом) и Псковом, по ко­торому рат должен был ежегодно передавать русским церк­вам определенную денежную сумму, собираемую в виде на­лога с русского населения Дерпта; эту сумму, шедшую на содержание русских церквей, Иван III в соответствии с фор­мирующейся теорией «Москва — третий Рим» превратил в дань, которую епископ дерптский должен был уплачивать великому князю русскому⁴⁸.

Не вдаваясь в разбор существующих мнений и выяснение вопроса о происхождении юрьевской дани, попытаемся лишь ответить на один вопрос: имелись ли в более ранних псков-ско-дерптсиих договорах, до нас не дошедших, статьи о Рус­ском конце и юрьевской дани ⁴⁹ или же эти статьи были впер­вые сформулированы в договоре 1463 г. и затем повторены в договоре 1474 г.? В какой-то степени ответить на этот воп­рос, важный для понимания политики Ивана III в отношении Ливонии, позволяет анализ текста  рассматриваемых статей.

Договор 1463 г.

Тогда же и о послине великих княжеи, что в Юрьеве, а то пискупу ве­ликому князю давати по старине; а что Русский конець и святыа церкви, а то им держать по ста­рине и по старым грамо­там, а не обидеть⁵⁰.

Договор 1474 г.                :

Што оветый божьи церкви у Юрьеве у Рус-ком коиъцы и рускии конец, а то честному бискупу юръевъскому, и посадником юръ^ евъским, и всем юръевъцом держати чисто, по старыне :И по крестному целованью, и ни оби-дити. А дани благоверных великих князей рус-них, царей, старый залоги, а то чесному бис­купу юръевъскому за сем лет -отъдати в тот час, по крсстъному целованью; а сего вереме-ни, благовер-ным великим князем руским ца­рем на чесжш бискупе юръевъском дань своя имати, по старыне, по тому крестному цело­ванью ^5I.

В договоре 1463 г. статья о Русском конце и русских церквах кончается ссылкой на «старину» и «старые грамоты». Получается, что в более ранних договорных грамотах уже имелась аналогичная статья. Но текст псковско-дерптского договора 1463 г. не сохранился; его содержание кратко из­ложено в псковской третьей летописи, представляющей собой, как установил А. Н. Насонов, летописный свод, возникший в 1567 г.⁵² Поэтому при решении вопроса о происхождении интересующей нас статьи следует руководствоваться не столь­ко изложением договора 1463 г., имеющимся в псковской третьей летописи, сколько текстом договора 1474 г., непо­средственно передающим формуляр русско-ливонских дого­воров того времени.

Договор 1474 г. обязывает дерптские власти русские церк­ви и Русский конец в Дерпте держать «по старыне и по крест­ному целованью». В этой формуле для обоснования рассмат­риваемой статьи используется, с одной стороны, «старина», т. е. обычное право, исстари существующие нормы, не зафик^ сированные, однако, в договорных грамотах, а с другой — «крестное целование», т. е. нормы договорных грамот, причем формула не уточняет, какое крестное целование имеется в виду. Чтобы уточнить этот вопрос, обратимся к тексту статьи о юрьевской дани.

Первая часть статьи предписывает епископу дерптскому просроченную за восемь лет дань выплатить великому князю «по крестному целованию».. Вторая часть устанавливает, что впредь («сего веремени») великим князьям взимать дань с дерптского епископа «по старине, по тому крестному целова­нию». О каком крестном целовании здесь идет речь? Естест­венно, что не о настоящем (договоре 1474 г.), ибо тогда была

⁵⁰ П III Л. сто. 155—156.

бы употреблена обычная для русско-немецких договоров формула «по сей грамоте», «по сему крестоцелованию»⁶³; речь идет и не о старых договорных грамотах вообще —в таких случаях в договорах употребляется формула «по ста­рому крестоцедоваиию» или просто «по крестоцелованию»⁵⁴. Наличие указательного местоимения «то» позволяет заклю­чить, что в данном случае имеется в виду одно определенное крестоцелование, которое непосредственно предшествовало договору 1474 г. и было поэтому хорошо известно современ­никам; отсюда употребление формулы «то крестоцелование». Таким крестоцелованием был, вероятно, договор 1463 г,

В аналогичных же статьях договора 1463 г., как он передан псковской третьей летописью, ссылок на крестное целование нет. Ссылка на «старые грамоты», имеющаяся в летописи при изложении статьи о юрьевской дани, представляет собой позднейшую вставку, ибо если бы эта ссылка действительно имелась в тексте договора 1463 г., то русская сторона при подписании договора 1474 г. не преминула бы включить ее в текст этого договора. Ссылка на «старые грамоты» была, оче­видно, добавлена в летопись в середине XVI в. в связи с тем большим значением, какое приобрел вопрос о юрьевской дани в дипломатической истории Ливонской войны.

В результате произведенного нами текстологического ана­лиза можно сделать следующие выводы: 1) в договоре 1474 г. статьи о Русском конце и юрьевской дани обосновываются ссылкой на «старину» и «крестное целование», причем под крестным целованием подразумевается договор 3463 г.; 2) в договоре 1463 г. имелись ссылки только на «старину»; ве­роятно, в более ранних псковско-дерптских договорах статьи о дани и Русском конце отсутствовали.

Великий князь для обоснования этих статей в договоре 1463 г. использовал «старину» — какие-то неясные для нас отношения, существовавшие ранее между епископством Дерпт-ским и Псковом (или великими князьями), связанные с уплатой епископом денежной суммы. Эти отношения Иван III трактовал как пошлину великих князей русских, которую должны были уплачивать им дерптские епископы. В основе такой трактовки лежало стремление великокняжеской власти рассматривать Ливонию как свою древнюю отчину, лишь вре­менно   попавшую   под  иноземную   власть.

В 1478 г. объединительная политика правительства Ивана III достигла кульминационного пункта — Новгород Великий с    его    колониями   вошел    в   состав    Московского   великого

княжества. Успехи Русского государства активизировали его противников, в первую очередь Ливонский орден и Казан­ское ханство. Зимой 1477/78 г. во время пребывания великого князя в Новгороде им было получено сообщение из Пскова, что немцы «хотят изгонити Псков». Великий князь разрешил идти против немцев «охочим людям» из числа своих «воев», которые и совершили успешный набег на Ливонию. В это же время казанские татары вторглись в Вятку⁵⁵. Но враждеб­ные действия Ливонского ордена, как и казанских татар в 1477—1478 гг., были лишь небольшими эпизодами⁵⁶.

Серьезное положение на русско-ливонской границе созда­лось зимою 1479/80 г. Из переписки ливонских городов и ор­денских чинов явствует, что в Ливонии с лета 1479 г. проис­ходили военные приготовления против русских. В письмах к Ревелю от 13 и 17 августа совет Дерпта спрашивал, как при­влечь ганзейских купцов, находящихся в Ливонии, к участию в войне лротив русских, сообщал о предложении магистра прислать к Чудскому озеру представителей для обсуждения военных вопросов, просил о присылке людей, умеющих строить корабли и управлять ими⁵⁷. Нарва в ноябре 1479 г. также просила Ревель побудить ганзейских купцов оказать помощь против русских⁵⁸. И, наконец, ливонский магистр обратился к ганзейским городам со специальным письмом, в котором просил о помощи⁵⁹. Одновременно с военными приготовле­ниями в 1479 г. были задержаны магистром псковские гости; несколько позже, осенью, псковские купцы в Дерпте были посажены в погреб. Узнав об этом, псковичи поступили так же у себя с немецкими купцами⁶⁰. Инциденты с торговыми людьми еще более обострили напряженность положения.

Ливонские города и магистр мотивировали свои военные приготовления угрозой нападения со стороны великого князя московского. Так, Нарва в письме к Ревелю от 29 ноября со­общала, что от «тайных друзей» Ордена в Новгороде и Пскове получено известие о прибытии в Новгород великого князя, собиравшегося вторгнуться в Швецию или Ливонию⁶¹. Однако, по сведениям В. Н. Татищева, Иван III умышленно известил новгородцев, что собирается идти на немцев; на са­мом же деле он прибыл в Новгород для борьбы с боярскими оппозиционными    элементами,    недовольными     подчинением

Москве я тяготевшими к Литве ⁵². Можно думать, что сведе­ния Татищева являются правильными. Это подтверждается, во-первых, результатом похода Ивана III (19 января архи­епископ Феофил был арестован и отправлен в Москву) и, во-вторых, сообщением Воскресенской летописи о вине владыки: «…не хотяше бо той владыка, чтобы Новъгород был за вели­ким князем, но за королем или за иным государем»; к этому добавлено, что Феофил был недоволен конфискацией цер­ковных и монастырских земель, произведенной московскими властями в Новгороде ^т.

Таким образом, в Новгороде в конце 1479 г. существовала оппозиция великокняжеской власти, нити которой, возможно, тянулись к удельно-княжеской среде. Во всяком случае уже в начале 1480 г. произошло открытое выступление против Ива­на III его братьев. Находились ли военные приготовления Ли­вонии против Руси в прямой связи с готовящимся выступлени­ем оппозиционных великокняжеской власти элементов, мы не знаем. Но несомненно, что оппозиция в Новгороде поддержи­вала связь с Орденом и информировала его «тайных друзей» о положении дел на Руси. Внутриполитические осложнения на Руси создавали благоприятные условия для выступления Ордена. Речь шла не о назревании обычного в истории русско-ливонских отношений, порубежного конфликта, а о подготовке Орденом «большой войны» против Руси. Об этом свидетельст­вует и позднейшее сообщение ?Руссова. По словам Руссова, магистр Бернгард фон дер Борх «собрал такую силу народа против русского, какой никогда не собирал ни один магистр ни до него, ни после…»⁶⁴. Военные действия Орден начал в новогоднюю ночь 1480 г., когда отряд под командованием ма-риенбургского комтура вторгся в Псковскую землю, захватил и сжег Псковский Вышгородок⁶⁵. Через три недели немцы повторили набег; на этот раз они подошли к Гдову и обстре­ляли его из пушек. Псковичи отправили послов в Новгород к

т

великому киязю с просьбой о помощи. Великий князь прислал в Псков своего воеводу со значительными военными силами. Совместно с великокняжеским войском псковичи совершили поход в Дерптское епископство: на реке Эмайыги- они взяли «костер (от castrum — крепость, башня) немецкий», затем по дошли к Дерпту и в течение трех суток осаждали его, но взять не смогли. Вскоре после возвращения псковского войска вели­кокняжеский воевода уехал в Москву. Услышав об этом, немцы во главе с магистром совершили вторжение в Псковскую землю: они осадили (неудачно) Изборск, а затем направи­лись вдоль озера, «жгучи и паляче Псковскую волость». На­встречу немецкому войску выступило псковское. Сражение произошло на озере в Пецкой губе (очевидно, на льду). Ле­тописец описывает его следующим образом: «Еретошася в Пецкой губе на озере псковская сила с немецкою силою, и ударишася сторожовыи псковской с немецким сторожовым полком, а большая рать устояла псковская и немецкая, и по-ехаша псковичи ко Пскову, а немцы прочь побегоша». По-ви­димому, сражение закончилось безрезультатно. Спустя неко­торое время немцы вновь вторглись в псковские владения и сожгли Островцы и городок Кобылий ^6е.

Несмотря на разорение пограничных псковских волостей и сожжение нескольких городов, Ордену не удалось достиг­нуть сколько-нибудь значительных успехов. Это побуждало магистра к энергичным поискам помощи извне. В марте 1480 г. послы ливонских городов от имени магистра просили рат Данцига о помощи, но получили отказ ⁶⁷. В апреле ливон­ские послы передали представителям вендских городов, со­бравшихся на съезд в Любеке, просьбу магистра о присылке 2 тыс. вооруженных воинов с полным обеспечением, а также о том, чтобы ганзейские купцы, находящиеся в Ливонии, ока­зали ему помощь в войне против русских лошадьми, оружием и т. д. В приСылке людских подкреплений вендские города отказали. Была отклонена и просьба о военной помощи ган­зейских купцов, находящихся в Ливонии. Но зато было при­нято решение о взимании для нужд войны с русскими с то­варов вендских городов, привозимых в Ригу и Ревель, в течение пяти лет особого налога в размере 1% их стоимос­ти⁶⁸. Вендские города, являвшиеся руководителями Ганзей­ского  союза,   активно  поддержали   Орден   в   его  борьбе   с

Грамота о мире между Новгородом и Ливонией от 1 сен* тября 1481 г. сохранилась. В грамоте указывается, что «…конь-чали перемирье с великих князей наместники новгородскими, от Семеня дня до Семеня дня, на десять лет, за всю Новгород­скую державу, а послы мистровы немецкий за Немецкую зем^ лю, за всю мистрову державу, и за арцыбискупа Ризского, и за бискупа. Юрьевъского, и за бпскупа Островъского и за бискупа Курьского и за бискупа Колываньского…»⁷². Таким об­разом, формально мир был заключен между Новгородом с одной стороны⁷³ и всей Ливонской конфедерацией — с дру­гой. Но фактически это был договор единого Русского госу,-дарства, частью которого являлся теперь Новгород.

В первых статьях договора указывалось, что 25 декабря 1481 г. на р. Нарове между обеими сторонами должен состою яться съезд для разбора различных «обидных дел», преимуще­ственно, как это следует из содержания названных статей, слу? чаев насилий над русскими купцами в Ливонии; если на этом съезде «не лучитьца управы дати на обе половины» по каким-нибудь делам, тогда должны быть созваны новые съезды, Всего намечались в течение двух лет три съезда. Если же на третьем съезде не будет дана управа с обеих сторон, «ино тое перемирье не в перемирье», т. е. заключенный в 14-81 г\ договор становился недействительным. Следующие статьи касались порубежных вопросов. Граница между Новгородом и Ливонией подтверждалась старая: «с Чучского озера стерж­нем Норовы реки в Солоное море». Повторялась имевшаяся уже в договоре 1448 г. формула о запрещении каких-либо на­рушений границы: люди одной стороны не должны были вступать на территорию другой стороны и там «ни пожень не косити, ни земли не орати, ни леса не сечи, ни воды не ловити, знати комуждо своя половина, по крестному целованью» ⁷⁴.

Дальнейшие статьи посвящены вопросам, связанным с пребыванием новгородских купцов в Ливонии. Некоторые из этих статей являются обычными для новгородско-ливонских договоров: таковы статьи, содержащие гарантию беспрепят­ственного проезда («чистого пути») новгородских купцов и послов по Ливонии и предоставление новгородским  купцам

права торговать в Ливонии всеми товарами «без вывета»⁷⁵.. Повторяются имеющиеся уже в договоре 1448 г. статьи, со­держащие обязательство ливонских властей блюсти новго­родца как своего «немчина» и взаимно не порубать новгород­цев и псковичей из-за их дел, а также статья со взаимным обязательством ливонских и новгородских властей «посла и гостя не порубати» из-за порубежных конфликтов⁷⁶.

Но многие статьи, регулирующие условия торговли и пре­бывания новгородских купцов в Ливонии, являются новыми. В первую очередь это относится к статьям, касающимся,тор­говли новгородцев в Нарве⁷⁷. Там новгородцы не должны уплачивать никаких пошлин в случае, если торговые сделки между немцами и русскими производятся на реке без выгруз­ки товаров на берег; соответствующая статья гласит: «А тор­гует новгородец з немчыном на Ругодиве, а будет товар въ немчына в бусе: и новгородцу той товар в пемчына добро-?волно взяти из бусы через край в лодью, а от того ругодив-цом, кун не имати». Новгородцы освобождались также от уп­латы пошлин при перегрузке своих товаров в Нарве на теле­ги для отправки их в другие,города Ливонии. Весы и весовые единицы для взвешивания воска в Нарве должны были быть приведены в соответствие с новгородскими. Весовщикам при взвешивании запрещалось «колупать» у новгородцев воск — немного «колупать» можно было только покупателю⁷⁸.     ;    .

В связи с имевшими место злоупотреблениями ливонских властей при вывозе новгородцами лошадей из Ливонии⁷⁹ под­тверждались соответствующие статьи договора 1448 r.^so, a также специально для устранения злоупотреблений добавля­лось: «А который новгородец купчына конь купит у мистро-вой державе и в бискупьих городех, а приведет того коня судьи об-ьявити: ино судьи того коня у новгородского купца силно не отнимати, а денег не наметывати» ⁸¹. Здесь речь идет о пресечении произвола со стороны нарвского фогта («судьи»), которому новгородцы должны были предъявлять лошадей при вывозе их на Русь.

?Внимание великокняжеской власти к Нарве не случайно. Нарва занимала особое место в русской внешней торговле. Она не была членом Ганзейского союза, и поэтому во время ганзейских запретов при ее посредстве поступали на Русь иноземные товары. Вместе с тем благодаря своему положе­нию на судоходной реке Нарове она являлась для русских ближайшим портовым городом, где они встречались с приез­жавшими иностранными купцами. Иван III оценил значение Нарвы и стремился создать наиболее благоприятные усло­вия для русских купцов, посещавших этот город.

Ряд статей договора имел целью обеспечение личных прав и личной безопасности русских, находящихся в Ливонии. Та­кова, например, статья о наказании за повреждение бород (у виновного немца отсекалась рука) ⁸². Интересы русских, находящихся .в Дерпте, обеспечивались специальной статьей, обязывающей дерптского епископа и дерптские городские власти «церкви божий святого Николы и святого Георгия очистити, и Рускии конец и села тых церквей очистити, по крестному целованью, по старыне» ⁸³. Значение этой статьи, впервые сформулированной в сепаратных псковско-дерптских договорах 1463 и 1474 гг., усиливалось благодаря включению ее в русско-ливонский договор, ибо, хотя статья содержала одностороннее обязательство дерптских властей, ответствен­ность за ее выполнение падала теперь на Орден и других членов Ливонской конфедерации, от имени которых был за­ключен договор  148!  г.

Таково содержание статей договора, посвященных вопро­сам торговли и пребывания русских купцов в Ливонии.

Гораздо меньшее число статей посвящено пребыванию не­мецких купцов в Новгороде. Таких статей в договоре 1481 г. всего три. Две из них содержат обычную гарантию беспре­пятственного проезда и свободы торговли в Новгородской зем­ле для немецких послов и купцов и обязательство новгород­ских властей «блюсти немчина как своего новгородца»⁸⁴. Третья статья — новая — запрещает немецким купцам тор­говлю пивом и занятие корчмою в Новгороде и его пригоро­дах⁸⁵.

?  Основное внимание в договоре уделено вопросам торговли русских в Ливонии. Об этом свидетельствует не только коли-

чественное соотношение статей, посвященных торговле рус­ских в Ливонии (11 статей) и немцев в Новгороде (3 статьи;, но и их содержание. Статьи, трактующие о пребывании нем­цев в Новгороде, помимо обычной общей гарантии «чистого пути» и свободы торговли, содержат запрещение немцам вести в Новгороде розничную торговлю алкогольными напит­ками.

В то же время статьи, касающиеся пребывания рус­ских купцов в Ливонии, помимо общей гарантии беспрепят­ственного проезда и свободы торговли, включают ряд кон­кретных обязательств ливонских властей, имевших целью создание для русских реальной гарантии личной и имущест­венной безопасности, а также предоставление им льготных условий торговли. Договор 1481 г. по своему содержанию от­вечал в первую очередь интересам русской стороны.

Влияние русской стороны сказывается и в оформлении договора. Если прежние новгородско-ливонские договоры на­чинались с формулы, гласившей: «Се приехаша послови не-мечкыи въ Великий Новъгород… и взяша перемирье…» ^аб, то договор 1481 г. начинается с обычной для дипломатических документов, вышедших из канцелярии великого князя, фор­мулы о том, что «по божьей воли и по великих государей ве­ленью царей русских. …се приехаша в великих князей отчину, н Великий Новгород…. послове немецкий…. и добиша челом… и коньчали перемирье…»⁸⁷. Изменение формуляра договора ?не было простой формальностью. Оно являлось показателем происшедшего в результате создания Русского централизо­ванного государства изменения в соотношении сил между Русью  и  Ливонией⁸⁸.

80-ые годы XV в. были временем относительного затишья в русско-ливонских отношениях. Несмотря на успехи, достиг­нутые великокняжеской властью (присоединение Новгорода, ликвидация татарского ига) правительство Ивана III не име­ло возможности активизировать свою ливонскую политику, так как его внимание продолжали поглощать русские и вос­точные дела: вне рамок Русского государства оставалась Тверь, присоединенная лишь в 1485 г., враждебно вела себя Казань, поставленная на положение вассального государства только в результате похода русских войск в 1487 г. Орден, также занятый в этот период внутренними делами — борьбой с рижским архиепископом и городом Ригой (1481 — 1491 гг.) ^ё9> не мог предпринимать активных действий против Руси. По­этому в 80-х годах (точнее после 1481 г.) никаких крупных конфликтов на русско-ливонской границе не происходило, хо_;-тя новый ливонский магистр Иоганн Фрайтаг неоднократно-жаловался на. опасность, грозящую со стороны русских.

Эти жалобы были рассчитаны главным образом на то, чтобы в споре Ордена с Ригою склонить Ганзу па сторону Ордена, ибо магистр усиленно подчеркивал, что борьба Риги за независимость от Ордена может быть использована рус­скими для нападения на Ливонию ⁹⁰.

В 1481 — 1483 гг. в соответствии с новгородско-ливонский договором 1481 г. для разбора «обидных дел», касающихся преимущественно ограбления русских купцов в Ливонии, в-. Нарве созывались съезды русских и ливонских представите^ лей. Последний из трех предусмотренных договором съез,-д_0В si—съезд в Нарве осенью 1483 г.— подтвердил перемирие еще на два года. Затем перемирие подтверждалось съезпами в 1485, 1487 и 1489 гг., каждый раз на два года ⁹².

Внимание великокняжеской власти в этот период прОг должэли занимать вопросы русской торговли в Ливонии, В 1487 г., когда в Новгороде велись переговоры о заключении, договора с Ганзой, русская сторона потребовала включения в договор ряда статей, касающихся торговли и пребьь вания русских в Ливонии: о торговле новгородских купцов в; Нарве, о вывозе лошадей из Ливонии, о Русском конце в. Дерпте ит. д.

Большинство этих статей повторяло аналогичные статьи новгородско-ливонского договора 1481 г., имевшие целью* создание благоприятных условий для русской торговли. Но, не довольствуясь обязательствами, полученными в этом во­просе от Ордена по договору 1481 г., Иван III хотел получить их также и от Ганзы, поскольку наиболее крупные ливонские города являлись членами Ганзейского союза. Немецкие пред­ставители на принятие этих требований не согласились, ибо одно из направлений политики Ганзы по отношению к Руси

?заключалось в том, чтобы препятствовать развитию загранич­ной торговли русских купцов ⁹³.

^; В 1491 г., когда истекал срок последнего подтверждения перемирия с Ливонией, а также срок заключенного в 1481 г. на 10 лет договора, в Москву для переговоров с великим кня­зем прибыл посол магистра⁹⁴. Однако переговоры натолкну-^!лись на неожиданные для ливонской стороны трудности из-за требований великого князя, б октября 1491 г. ливонский ?магистр писал Ревелю, что великий князь потребовал вклю­чения в договор нескольких новых условий, одно из которых касается церкви и дома новгородцев в Ревеле⁹⁵. Немецкая •сторона не соглашалась на принятие этих условий, и перего­воры затянулись. Договор был заключен лишь в 1493 г.

По-видимому, осенью 1491 г. между русскими и ливонски­ми представителями была_ все же достигнута какая-то дого­воренность о продлении перемирия. На эту мысль наводит письмо Нарвы Ревелю от 12 ноября 1491 г. В письме сообща­ется, что прибывшие в Нарву послы великого князя и его на­местника в Новгороде обратились к рату и фогту Нарвы с вопросом, будет ли Нарва соблюдать крестоцелование, за­ключенное с Ливонией. Фогт и рат Нарвы ответили утверди­тельно и по желанию русских ударили с ними по рукам ь ?знак гарантии того, что они могут со своими товарами сво­бодно приезжать и уезжать по крестоцелованию ⁹⁶. Обращение великокняжеских послов к Нарве является результатом по­стоянного внимания правительства Ивана III к вопросам русской торговли в Нарве, которое ярко сказалось уже в до­говоре 1481 г.

В происходивших в последующее время переговорах о за­ключении русско-ливонского мирного договора камнем претк­новения продолжал оставаться вопрос о русских церквах в ливонских городах и, в частности, в Ревеле. Русские власти были недовольны состоянием своей церкви в Ревеле и дома при ней, в котором купцы хранили свои товары и напитки. Великий князь требовал включения в договор с Ливонией обязательства ливонских властей русскую церковь в Ревеле и дом при ней держать «по старине», причем этим статьям

он придавал столь важное значение, что не соглашался за­ключать без них договор ⁹⁷.

Ревель играл важную роль в европейской торговле Руси. Он являлся одним из портов, в котором, согласно ганзей­ским правилам, должна была происходить перегрузка това­ров, предназначавшихся для провоза дальше, в Россию⁹⁸; сюда привозили свои товары и купцы-неганзейцы. Все это привлекало в Ревель русских купцов, преимущественно из Новгорода, и в XV в. Ревель наряду с Дерптом и Нарвой стал важным центром русской торговли в Ливонии. Но если инте­ресы русской торговли в Дерпте обеспечивались псковско-дерптскими договорами 1463 и 1474 г., если вопросы торговли русских в Нарве занимали большое место в договоре 1481 г.,. то интересы русских купов в Ревеле в русско-ливонских до­говорах отражения еще не нашли. Отсюда — стремление ве­ликого князя включить в договор 1493 г. статьи, о которых идет речь.

Чтобы покончить с неопределенностью, царившей в рус­ско-ливонских отношениях, и склонить великого князя к за­ключению твердого мира, Орден сделал попытку использо­вать авторитет императора «. Георг фон Турн, посол Макси­милиана, ведший переговоры в Москве зимою 1491/92 г., пе­редал великому князю просьбу Максимилиана принять «в свое соблюденье» магистров прусского и ливонского. Из пе­реговоров Георга фон Турна с дьяком великого князя Федо­ром Курицыным можно установить конкретные пожелания Ордена в отношении предполагавшегося договора: 1) вести переговоры не с наместниками великого князя в Новгороде, а непосредственно с великокняжескими послами; 2) не вклю­чать в договор формулы о «челобитье»; 3) не включать так­же статей о русских «церквах и палатах» в Дерпте и Ревеле,.

так как    «магистръ…    в техъ городехъ не волен»

100

Таким

образом, при посредстве посольства императора Орден попы­тался добиться не только отклонения вновь проектируемых статей, по и исключения некоторых формул и статей, имев­шихся уже в договоре 1481 г. Эта попытка успеха не имела; не вступая в обсуждение условий договора, Федор Курицын

 

передал от имени великого князя, что если магистр, архие­пископ и епископы желают заключить договор, то они долж­ны бить об этом челом наместникам великого князя в Нов­городе и прислать туда для переговоров своих послов ^ш1.

Сведений о дальнейшем течении переговоров источники не сохранили. Договор был заключен 13 марта 1493 г. на усло­виях, предложенных русской стороной. Что побудило Орден согласиться на их принятие, мы не знаем. Может быть, поми­мо решительной позиции великого князя во время перегово­ров, некоторое влияние оказала постройка Ивангорода, зало­женного в 1492 г. Хотя роль Ивангорода не ограничивалась его военным значением и новый русский город на берегу р. Наровы скоро стал играть значительную роль во внешней торговле Руси ¹⁰², тем не менее постройка его определялась в первую очередь военно-стратегическими и дипломатиче­скими целями. Эта русская крепость, как бы нависшая над Нарвой, должна была служить грозным напоминанием Орде­ну о силе Руси. Недаром своим послам к Максимилиану, проезжавшим в 1492 г. через Ливонию, Иван III дал пору­чение узнать, какое впечатление произвела там постройка Ивангорода ^юз.

Договор 1493 г. был заключен между всей Ливонской кон­федерацией и «отчиной великого князя» — Новгородом — на десять лет ^|04. В соответствии с пожеланием великого князя во введении указывалось, что немецкие послы прибыли в Новгород к наместникам великого князя и к боярам, и ко всему Новгоро­ду, и били челом о перемирье. Основные статьи договора 1493 г. повторяли условия договора 1481 г.: устанавливался старый ру­беж, купцам обеих сторон гарантировалась беспрепятственность проезда и торговли, подтверждались льготы для новгородских купцов в Ливонии, особенно в Нарве. Специальной статьи о соблюдении русских церквей и Русского конца в Юрьеве нет, но зато включена новая статья общего характера, гласящая; «А церкви божьи руские в мистрове державе, и в арцибиску-пове державе, и в бискупьих державах, где ни буди, и те церкви держати по стариие, а их не обидити» ¹⁰⁵. Включенная по инициативе великого князя, эта статья с одной стороны, гарантировала русским соблюдение их религиозных интере­сов на территории всей Ливонии, а с другой — еще более под­черкивала роль великого князя как главы христианского ми­ра и защитника православной веры за рубежами Руси.

Договором 1493 г. заканчивается первый этап историй ли­вонской политики правительства Ивана III. В это время (60-е — начало 90-х годов) правительство Ивана III, занятое решением вопросов объединения русских земель и ликвида­ции татарского ига, по отношению к западным соседям Руси не ставило широких политических задач. Та энергичная воен­ная и дипломатическая поддержка, которую великокняжеская власть неизменно оказывала Пскову й его конфликтах с Ор­деном и Дерптским епископством, определялась не наступа­тельными планами, а стремлением создать прочный мир па западных рубежах Руси. Другой целью ливонской политики Ивана III, явственно прослеживаемой по материалам русско-ливонских переговоров и договоров, являлось обеспечение интересов русской торговли в Ливонии, создание реальных гарантий личной и имущественной безопасности для русских купцов. Наряду с этими основными направлениями в поли­тике Ивана III проступает еще одна черта — стремление ут­вердить взгляд на великого князя как покровителя русского населения в Ливонии и на Ливонию, как и а «отчину» великих князей русских, лишь временно утерянную ими. Это стремле­ние, нашедшее свое отражение в статьях русско-ливонских договоров второй половины XV в. о юрьевской дани, Русском конце в Юрьеве и русских церквах в ливонских городах, в дальнейшем, в середине XVI в., стало основной пружиной рус­ской дипломатии в ливонском вопросе.

Если первое направление политики Ивана III было обу­словлено непрекращающейся агрессией Ливонского ордена и необходимостью решительно ее пресечь, то второе и третье — определялись тем экономическим значением, какое Ливония имела для Руси.

Экономическое развитие Руси в XV в. поставило на оче­редь вопрос об установлении непосредственных торговых сно­шений Руси с другими странами Европы. Этому противилась Ганза ¹⁰⁶. Новгородское и псковское купечество искало выход в активизации своей внешней торговли, в первую очередь в Ливонии. В крупнейших ливонских городах — Ревеле, Дерп-те, Риге, а также в Нарве —русские купцы уже давно вели оживленную торговлю. Во второй половине XV в. торговля русских купцов в Ливонии получает еще больший размах. Об этом свидетельствует один очень интересный документ. В 1476 г. ганзейские города, собравшиеся на съезде в Любеке, писали   ливонскому   магистру,   что   русские   купцы,   «вопреки

старым обычаям», посещали теперь не только крупные цент­ры Ливонии, но и маленькие города; что во время своих поез­док по Ливонии они пользовались не предназначенными для этого главными дорогами, но различными обходными путями, благодаря чему хорошо узнавали страну; что, вопреки ста­рине, они вели в ливонских городах торговлю с купцами-не немцами. Пугая магистра ущербом, который все это может принести стране и купечеству, города просили, «чтобы такая необычная торговля в необычных городах русских с не немцами ^Ш7 была прекращена и чтобы это соблюдалось и им не разрешалось бы больше, чем исстари» ^Ю8.

Благодаря такому большому развитию русской торговли в Ливонии в XV в. центр торговли Руси с другими странами из Новгорода все -более перемещался в Ливонию. Это, кстати сказать, правильно подметили сами гапзейцы. Еще в 1442 г. власти немецкого двора в Новгороде видели одну из причин упадка двора в возрастании торговли новгородцев в ливонских городах, где те покупали все необходимые товары ^!09. В еще большей степени сказанное относится к концу XV в. Так, если в 1494 г. при закрытии немецкого двора в Новгороде было арестовано 49 ганзейских купцов ^1Ю, то в 1501 г. в одном толь­ко Дерпте было задержано 150 псковских купцов ^ш. Уже со­поставление этих двух цифр показывает, какую роль играла Ливония в торговле Руси и почему русское правительство так много энергии уделяло созданию условий, максимально бла­гоприятствующих торговле и пребыванию русских в Ливонии.

Политика ливонских городов в отношении Руси и русской торговли была двойственной. С одной стороны, ливонские города, продолжая традицию Ганзы, стремились сохранить за собой посредническую роль в европейской торговле Руси и с этой целью старались ограничить деятельность русских купцов: запрещали им торговлю в кредит, мелкую торговлю и т. д.¹¹² С другой стороны, торговля с Русью для городов Ливонии была настолько жизненно важной, что, охраняя ее интересы, города пытались в этом вопросе обособиться от Ордена. Особенно это имело место в период военных столк­новений. Так, во время новгородско-ливонской войны (1443— 1448 гг.), настаивая на заключении мира, города на съезде  в Вольмаре вынесли решение о том, что переговоры с русскими по вопросам торговли должен вести не Орден, а они, и что дела городов не следует смешивать с делами страны (derstedesakejanichtmitdenlantsackennichttovormen—ghen—de) ¹¹³. Еще более решительную позицию города заняли перед концом войны: в 1447 г. они собирались отправить к великому магистру посольство с заявлением, что от войны «они устали» и если война не будет кончена и мир не будет заключен, то города вынуждены будут искать себе другого господина ¹¹⁴. За сохранение своего нейтралитета в случае военных конф­ликтов между Русью и Орденом города высказывались и в конце XV в. Так, в 1487 г., когда послы ливонских городов от имени Ганзы вели переговоры с Новгородом, на .вопрос на­местника великого князя о том, что предпримут города в слу­чае вражды между великим князем и магистром, города от­ветили, что «купец с делами страны не хочет иметь ничего общего» (datdekopmanmitdenlantsakennichtwoldetodon—dehebben) ^11Б. В этой формуле нашли свое отражение реаль­ные интересы ливонских городов, в экономике которых все большее и большее значение приобретала торговля с Русью.

Казакова Н.А. Русь и Ливония 60-х – начала 90-х годов XV века // Международные связи России до XVII века: Сб. ст. – М.: Изд-во АН СССР, 1961. – С. 306-338.