В период холодной войны на первом плане оказались системные, блоковые интересы, во многом пронизанные идеологическим содержанием. Теперь же на первый план выходят интересы отдельно взятых стран, наций, народов, групп стран и т.д. В условиях неуклонной космополитизации и универсализации все более растущая часть людей становятся жителями планеты Земля, лишенными твердой почвы под ногами, без родины, без национальных традиций. Отчетливо прослеживается обострение чувств безродности, отсутствия корней, своего рода вселенского сиротства. Жизнь обезличивается, человек как бы теряет свою национальную идентичность, личностное начало, ему все труднее становится искать нужную форму самовыражения, он ощущает вечное недовольство и внутренний разлад. При определенных условиях недовольство и внутренний разлад превращаются в отчаяние, растерян­ность, неопределенность, а последние, как правило, нередко находят выход в насилии. В этом скучном, профанированном космополитическом мире, где господствуют повседневность и посредственность, вполне возможно  восстание «Тимея», той части души человека, которая, как считал Платон, связана с мужеством и гордостью, властью и славой.

            При таком положении вещей для многих дезориентированных масс людей национализм, способный стать катализатором центробежных тенденций, может оказаться наиболее подходящим, а то и последним прибежищем. Различные национализмы, в совокупности обладая силой направленного взрыва, становятся важными источниками разнообразных этнических, религиозных, культурно-языковых и иных конфликтов. Проблема состоит также в том, что, если воспрепятствовать выходу национализма через «парадный вход», то он пробивается в одиозных формах с «чер­ного хода». Одна из особенностей нынешней ситуации состоит во всевозрастающем стремлении соединить религиозное начало с национально-государственной идеей.

            Эти же тенденции могут стимулироваться и тем фактом, что на смену характерной для биполярного периода определенности приходит неопределенность, способная питать недоверие стран и народов друг к другу. Этот момент усугубляется тем, что конец биполярного миропорядка привел к эрозии одного из важнейших принципов послевоенного мироустройства — признания нерушимости границ. Объединение Гер­мании, распад Югославии. СССР и Чехословакии стали очевидными фактами, подтверждающими то, что система международной безопасности, конструированная в рамках договоренностей ОБСЕ, оказалась перед лицом радикально нового положения вещей по сравнению с той ситуацией, когда взаимный страх друг перед другом сдерживал две сверхдержавы и группировавшиеся вокруг них блоки государств от рокового шага в сторону войны.

            Распространение ядерной технологии и ядерного оружия является частным случаем общей проблемы распространения оружия вообще. Однако опасность распространения ядерного оружия обусловливает более высокую политическую приверженность со стороны международного сообщества делу предотвращения его распространения. Договор о нераспространении ядерного оружия, подписанный к 1990 г. 135 странами, не только обязывает государств-подписантов, не обладающих ядерным оружием, не приобретать и не производить его, но и учреждает структуру для инспекции, призванной предупредить использование расщепляемых материалов для военных целей. Международное агентство по атомной энергии имеет одной из своих главных целей реализацию этого принципа.

            Однако нельзя забывать, что изменяются роль и функции обычных вооружений, их параметры, такие как разрушительная сила, быстрота реагирования, мобильность, дальность, точность при снижении стоимости. Причем они во все более растущей степени становятся доступны всевозрастающему числу даже малых стран. Это увеличивает вероятность возникновения большого числа ограниченных или малых войн. Опасность эскалации конфликта и его распространения на новые территории возрастает по мере увеличения дальности поражения и искушения использовать его против соседей. Быстрые технологические изменения в области производства во­оружений с большой долей вероятности могут привести к гонке вооружений локального или регионального масштаба. Уменьшение размеров, стоимости и труд­ностей в транспортировке новейших моделей оружия значительно облегчит овладение им и его использование.

            Особенно тревожным представляется тот факт, что постоянно растущее число стран, особенно среди развивающихся, производят современные боевые самолеты, баллистические ракеты, новейшие типы вооружений для сухопутных войск и другие системы вооружений. В 1991 г., по существующим оценкам, восемь развивающихся стран могли строить боевые самолеты, шесть — танки и боевые вертолеты. К 2000 г. 15 будут способны производить ракеты. По данным бюро технологических оценок США, шесть нынешних или бывших развивающихся стран производили 43 вида различных новейших видов оружия по международным лицензионным соглашениям; несколько из этих стран занимается экспортом оружия, тем самым содействуя созданию рынка покупателей, на котором оружие будет доступно любой стране, способной за него заплатить. Наиболее настораживающим является факт при­обретения многими странами способности производить химическое и бактерио­логическое оружие на заводах, маскирующихся под производство мирной продукции. Немалую опасность представляет собой фактическое открытие доступа к обычным вооружениям негосударственным акторам.

            Новейшие достижения современной технологии позволяют создавать маленькие и более дешевые устройства, имеющие значительные преимущества перед более крупными и дорогостоящими средствами поражения. Технологические ноу-хау, сде­лавшие возможным осуществлять взрывы маленьких, начиненных высокоэффек­тивными ингредиентами бомб на расстоянии, значительно снизили барьеры на пути приобретения и более или менее успешного применения такого оружия отдельными небогатыми странами, мятежниками, террористическими группами и даже отдельными лицами. Совершенствование и распространение различных видов оружия расширили и увеличили способность небольших стран заводить в тупик крупные, даже могущественные державы, примерами чего служат Вьетнам и Афганистан. Реальное или потенциальное распространение ядерного оружия, успешное использование противовоздушных ракет типа Стингер в Афганистане моджахедами против советских самолетов являются наглядными примерами, указывающими на неизбежность усиления этой тенденции.

            Различные формы насилия, интенсивность и масштабы которых постоянно растут, становятся чуть ли не повседневным атрибутом жизни современного мира. Как отмечал бывший министр иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе, — «в условиях окончания холодной войны и биполярного мира мы все чаще сталкиваемся с не­традиционными формами агрессий и конфликтов, в которых агрессивное начало не обязательно олицетворяет «сильный» и «большой», наоборот, разрушительные про­цессы зачастую инспирируются агрессивной активностью меньшинств. Феноменальная «сила слабых» проявляется в их способности шантажировать крупные государства и международные организации, навязывать им собственные «правила игры». Констатировав тот факт, что мир оказался не готовым к краху тоталитаризма, Шеварднадзе писал: «Под священными знаменами национальной независимости и права наций на самоопределение захватываются и применяются средства массового поражения, устанавливаются этнодиктатуры, уничтожающие или изгоняющие затем «враждебный этнос», чья собственность присваивается и перераспределяется». Складываются разветвленные межнациональные преступные картели торговцев оружием и наркотиками, охватывающие своими щупальцами все более растущее число стран и регионов. В итоге наблюдается тенденция к криминализации политики и политизация преступного мира.

            Имеет место фрагментация конфликтов, создается впечатление, что наступила эпоха мелкомасштабных по геополитическим меркам войн и конфликтов. Возможно, большая война как средство разрешения споров между великими державами и устарела, но малые войны в различных формах в обозримой перспективе останутся составной характеристикой современного мира. Не случайно в своем докладе «Повестка дня для мира (peace)» (1992 г.) Генеральный секретарь ООН Б. Бутрос-Гали охарактеризовал источники конфликтов и войн в современном мире как «всепроникающие и глубокие». По-видимому, прав германский писатель Г. Эрценсбергер, рассматривающий повсеместную диффузию насилия как цену, которую мы должны платить за уменьшение роли и значимости межгосударственных войн в жизни современного мира. Есть значительная доля истины и в доводах тех наблюдателей, которые, оценивая конфликты последних лет во всемирном масштабе, предполагают, что так дает о себе знать предотвращенная, пропущенная третья мировая война. Не лишены основания аргументы и тех авторов, которые считают, что разливающийся по всему миру терроризм может принять характер заменителя новой мировой войны.

            Технологический прогресс порой порождает более сложные проблемы по сравнению с теми проблемами, которые он может решить. М. Вебер полагал, что технология или техносистема ведет к «расколдовыванию мира». Оспаривая этот тезис, Ж. Эллюль не без оснований говорил о том, что чары исходят от самой техники, вызывающей у человека ощущения могущества, вездесущности, скорости, господства и одновременно — религиозный трепет перед таинственным и непостижимым источником этих возможностей. В массовом сознании обывательское восхищение чудесами науки и новейших технологий сочетается с возрастающим чувством страха перед их всемогуществом. Именно с новейшими технологиями связан кажущийся парадокс современности: растущая рационализация общества ведет к господству иррациональности. «Перед нами, — писал Ж. Эллюль, — своего рода чудовище, каждая часть которого рациональна, но которое в целом представляет собой и функционирует как шедевр неразумия».

            Новые технологии, вызывая непредвиденные, непредсказуемые и в то же время необратимые последствия, постоянно ставят под сомнение будущее человечества. С одной стороны, расширяя возможности человека и общества, с другой стороны, они увеличивают их уязвимость. Чем больше человек оказывается в зависимости от высоких технологий, тем большей становится вероятность какой-нибудь трагической ошибки, какого-нибудь глобального сбоя, способных привести к катастрофам мирового масштаба. Общеизвестен эффект проникновения компьютерного вируса, способного поражать огромные компьютерные системы. Такие нервные центры современного общества, как атомные электростанции, нефтеперерабатывающие центры, центры связи, банки данных и т.д. легко могут стать объектами диверсий и политического терроризма.

            Всепланетарная взаимозависимость стран и народов носит амбивалентный ха­рактер. Люди объединены и связаны друг с другом, но в то же время они зависят от доброй или злой воли друг друга. При наличии современных сверхмощных во­оружений и средств их доставки на сверхдальние расстояния воздушное пространство может стать носителем всеобщей смерти. Гражданская транснациональная коммуни­кация информации и данных также содержит и себе зародыши конфликтов. Контроль над потоками информации, а также над базами данных означает власть и эконо­мические преимущества. Технология, взятая сама по себе, нейтральна, она не ставит и не может ставить перед собой целей. Она может быть орудием достижения разных целей, во благо или во вред человеку и обществу. Здесь прежде всего важен выбор, который в решающей степени зависит от нравственного здоровья, политических и иных позиций тех, кто делает этот выбор. Технология всегда остается лишь средством реализации этого выбора. Она располагается по ту сторону добра и зла и может быть использована как врагами, так и террористами, как сторонниками демократии, так и приверженцами диктатуры. Более того, совершенная технология в руках несовершенного человека может стать угрозой не только свободе людей, но и угрозой самому существованию человечества.

            Основой усиления противоречий и конфликтов между странами и народами может стать фактор убывающих возможностей земли. В течение всей истории человечества природные ресурсы составляли одну из ключевых проблем международных отно­шении. Начиная от Троянской войны вплоть до операции «Буря в пустыне», доступ к природным ресурсам являлся одним из важных факторов внешнеполитического поведения государств. В наши дни переход к постиндустриальному или инфор­мационному обществу сопряжен с введением наукоемких и энергосберегающих технологий, что, естественно, способствует экономии энергии. Однако нельзя забывать, что они применяются преимущественно в информационной сфере. Но эта  последняя нуждается в продукции металлургической, горнодобывающей, химической и других традиционных отраслях промышленности. К тому же важнейшей отраслью экономики любой страны остается сельское хозяйство.

            Перед лицом агрессивной цивилизации все более растущую актуальность при­обретают проблемы, связанные с хрупкостью земной атмосферы и биоценозами. Из всех крупномасштабных изменений, с которыми сталкивается человечество, деградация и истощение пригодных для сельского хозяйства земель, лесов, воды и рыбных ресурсов, внесут наибольший вклад в дело возникновения социальных пертурбаций в предстоящие десятилетия. Сокращение природных ресурсов может иметь своим следствием сохранение и появление множества проблем, которые, по крайней мере, окончательно, не могут быть решены развитием науки и технологии.

            Поэтому естественно, что все более растущее значение для определения основных векторов общественно-исторического развития приобретают пути и формы взаимоотношений человека с окружающей средой. Общество всегда, так или иначе реагировало на изменения природных условий, модифицируя формы организации общественных отношений и политической самоорганизации, взаимоотношений с окружающей средой, технологии, сам образ жизни и т.д. Этот факт приобретает особую значимость, если учесть «закрытость» современного мира. Вероятность, а возможно, и неизбежность превращения этой сферы в арену будущих мировых конфликтов определяется тем, что разные народы по-разному будут воспринимать природные вызовы и ограничения, разрабатывать и искать собственные пути решения экологических проблем.

            При всех трансформациях географических и пространственных, транспортных и коммуникационных параметров было бы неблагоразумно говорить о том, что в ны­нешнем мире географический и территориальный факторы вообще потеряли акту­альность. Хотя столь однозначная, как раньше, значимость пространственного изме­рения политики и изменилась, очевидно, что контроль над территорией и ресурсами остается одной из важнейших целей государства и ого внешнеполитической стра­тегии. И в современных условиях меры по обеспечению безопасности невозможно представить без обеспечения территориальной целостности и неприкосновенности. Территориальный контроль сохраняет за собой роль и функции механизма упоря­дочения международной жизни. Это особенно верно применительно к разви­вающемуся миру.

            В условиях дальнейшего нарастающего «закрытия мира» с его обострением ресурсного кризиса, т.е. истощения сырьевых запасов, усиления экологического императива, роста численности населения и т.д. территориальная проблема не может не быть в центре мировой политики. Территория, которая всегда была главным достоянием и опорной основой любого государства, отнюдь не потеряла и. не­сомненно, в обозримой перспективе не может потерять эту роль, поскольку именно на ней прежде всего зиждутся природно-сырьевые, производственно-экономические. сельскохозяйственные, людские ресурсы и богатства страны. На мой взгляд, именно условия «завершенности» или «закрытости» мира, его полной поделенности, по-видимому, способствовали масштабности, ожесточенности и бес­прецедентной жестокости сначала Первой, а затем и Второй мировой войны.

            Международные и национальные преступные синдикаты и организации, контра­банда и распространение наркотиков, терроризм любой масти представляют реаль­ную угрозу национальной безопасности любого государства. Поскольку терроризм становится поистине глобальной проблемой, соответственно возрастает необходи­мость в более жестком контроле со стороны властных структур, будь то националь­ных или национально-государственных, что в свою очередь может ставить на повестку дня вопрос о расширении их прерогатив и полномочий. Все это может служить основой для постоянных конфликтов межнационального и субнационального харак­тера. Уровень и масштабы таких конфликтов будут расти с увеличением нехватки ресурсов.

            Все это может иметь своим следствием парадоксальную ситуацию: выдвижение на передний план факторов, ведущих к укреплению безопасности на макроуровне (глобальном уровне) и одновременное развязывание факторов, ведущих к умень­шению стабильности и безопасности на микроуровне (локальном уровне). Это будет иметь своим результатом углубление разрыва между глобализмом проблем и парти­куляризмом механизмов их решения, которым располагает государство.

            Как говорил Т. Гоббс: «при отсутствии силы, способной вызывать страх, люди живут в состоянии войны». Разумеется, буквалистское перенесение этого тезиса на современное состояние дел было бы явным упрощением. Но фактом является то, что завершение холодной войны и ослабление напряженности между Востоком и Западом как бы приоткрыло клапаны мирового парового котла, что позволило выйти наружу многочисленным скрытым и потенциальным конфликтам. На фоне некоторого ослабления конфликтов между великими державами, которые в период холодной войны подстрекались противостоянием блоков и идеологическим антагонизмом между ними, наблюдается всплеск «внутристрановых» конфликтов. По подсчетам наблюдателей, большинство из 34 конфликтов 1993 г. принадлежали именно к этой категории. По-видимому, локальные, внутристрановые, субнациональные и регио­нальные конфликты различного масштаба и интенсивности в обозримой перспективе станут наиболее вероятной формой силового решения территориальных, этнонациональных, религиозных, экономических и иных споров. Они будут иметь серьезные последствия для интересов безопасности как развитого, так и разви­вающегося мира. Это, в свою очередь, может привести к ослаблению соответ­ствующих государств и их контроля над своими периферийными территориями. Фрагментация любого более или менее крупного государства способна стимулировать крупные волны беженцев и мигрантов. Возможен и вариант, когда государство сочтет необходимым предотвратить такой ход событии путем установления жесткого авторитарного, милитаризованного режима. Такие режимы более склонны к агрессин против соседних стран с целью отвлечь внимание от внутренних проблем. Если большое число развивающихся стран сделают крен в этом направлении, то они могут поставить под угрозу военные и экономические интересы богатых стран.

            Приходится констатировать, что мир, к которому мы идем, не обязательно будет более безопасным, чем в период холодной войны. Как бы то ни было, холодная война, создав своеобразную тупиковую или патовую ситуацию в отношениях между двумя сверхдержавами и блоками, вместе с тем обеспечивала стабильность — хотя и конфронтационную — и предсказуемость возможных действий обеих сторон. В отличие от системы «концерта держав» XIX — начала XX в., где каждая из сторон пыталась отвести потенциальную угрозу от себя и направить ее на кого-либо из остальных участников этого «концерта», двухполюсная система обеспечивала как очевидность того, откуда исходит угроза, так и неизбежность ответной реакции со стороны потенциальной жертвы агрессии. Это обстоятельство обеспечивало достаточно высокую эффективность биполярного сдерживания. Для этого периода была верна формула «ни мира, ни войны», или как ее сформулировал Р. Арон еще в 1947 г.: «мир невозможен, война невероятна». Реальный мир был невозможен в силу биполярного идеологического противостояния, а настоящая война была невероятна из-за риска эскалации и взаимного ядерного разрушения. Теперь же с окончанием двухполюсного противостояния с сожалением приходится констатировать правоту французского обозревателя П. Аснера, который считает возможным сказать, что «мир в меньшей степени невозможен (благодаря исчезновению коммунистического тоталитаризма и крушению идеологии), а война в меньшей степени невероятна из-за почти повсеместно растущей анархии и обесценения ядерного оружия у одних и его бесконтрольного распространения среди других».