ДВА ЦЕНТРА ЗАРОЖДЕНИЯ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и откуда Русская земля стала есть? В начале XII века киевский летописец Нестор, приступая к созданию своей монументальной «Повести временных лет», хотел ответить на этот вопрос. Одна¬ко современный житель должен понимать, что во времена нашего летописателя поня¬тие «Русская земля» было двойственным, обозначая земли в Среднем Поднепровье с го¬родами Киевом, Черниговом и Переяславлем, а также всю территорию Восточной Ев¬ропы, населенную русью. Чтение «Повести временных лет» не оставляет сомнений в том, что ее автор, говоря о Русской земле, разумел страну в целом, а не только Южную Русь с центром в Киеве. Это позволяет правильно осмыслить взгляд Нестора на ход ста¬новления Русской земли, возникновение в ней государственности, олицетворяемой княжеской властью. Ведущая роль в истории Русской земли принадлежала Киеву и ки¬евским князьям, начиная от Кия и кончая внуками Ярослава Мудрого. Киев в историче¬ской концепции Нестора выступает в качестве «матери градов русских». Именно он стал очагом государственности в Русской земле, собирателем восточнославянских племен. Этой прокиевской теории происхождения Русского государства противостояла новго¬родская версия возникновения государственности на Руси, утверждающая первенство Новгорода.
Стремясь подорвать авторитет Киева, новгородцы объявили родоначальника киев¬ских князей Кия простым перевозчиком-лодочником, который, плавая от одного берега Днепра к другому, зычно покрикивал: «На перевоз, на Киев!» Киевский летописец с не¬годованием отверг столь обидный для киевлян навет. Но в своей изобретательности новгородцы пошли еще дальше, превратив Кия и его братьев в злых разбойников, зато¬ченных князем в темницу, а потом по жалости отпущенных на свободу. Выйдя из темни¬цы, они будто бы отправились на Днепр, где и построили город Киев. Все это, конечно, домыслы, и не на них, разумеется, основывалась убежденность новгородского летопис¬ца, что «прежде была Новгородская волость, а потом — Киевская». Иначе трудно по¬нять, почему она находила отклик в людях Древней Руси, не связанных новгородскими интересами. Стоит вспомнить напутственные слова князя Всеволода Большое Гнездо сыну Константину, отъезжавшему на княжение в Новгород: «На тебя Бог положил ста¬рейшинство среди всех братьев твоих, а Новгород Великий имеет старейшинство кня¬жения во всей Русской земле». Сегодня наука располагает материалами, на основании которых современный исследователь может заключить, что в исторической литературе XI-XII веков соперничали два взгляда на происхождение Русского государства. Один из них придавал первостепенное значение Киеву, другой — Новгороду.
С течением времени положение, однако, меняется. Московские идеологи, воспри¬няв киевский вариант истории становления русской государственности, отодвинули Новгород на второй план. Произошло это благодаря влиянию официальных представ¬лений о власти московских государей — воспреемников киевского наследия, в частно¬сти, Мономахова венца. Сказывалась и конкретная историческая обстановка конца XV-XVI веков: ликвидация независимости Новгорода и присоединение его к Москве, борьба московских правителей против явного или мнимого новгородского сепаратизма, завершившаяся походом Ивана Грозного на Новгород в 1570 году. В результате на страницах московских летописных сводов Киев стал изображаться как «вся честь и слава, и величество, и глава всем землям Русским», как «глава и стол и слава всей Русской земли», «матерь и глава всем градам Русским».
Эта средневековая точка зрения не вполне изжита до сих пор. В новейшей истори¬ческой науке именно Киеву отводится роль создателя государственности на Руси. Ака¬демик Б. А. Рыбаков, например, считает, что государственность на юге, в Киеве, покои¬лась на более прочном основании, чем на севере, в Новгороде». Он выдвигает на глав¬ное место Киев, принимая идею о его старшинстве. Известный знаток киевских древно¬стей П. П. Толочко признает центром восточнославянской государственности в первую очередь Среднее Поднепровье.
Внимательное и непредвзятое изучение исторических источников свидетельствует о примерном равенстве двух великих городов России в формировании отечественной государственности. Однако несколько слов о государстве как таковом.
Установлено три наиболее существенных признака государства: 1) размещение на¬селения по территориальному принципу, а не на основе родства, как это было в услови¬ях родовой организации; 2) присутствие так называемой публичной власти, отделенной от основной массы народа, стоящей над ним и не зависимой в той или иной мере от его волеизъявления; 3) взимание различных поборов и налогов для материального обеспе¬чения носителей публичной власти. Когда имеются названные признаки в совокупно¬сти, можно говорить о наличии государства. Но исторически они появляются не одно¬временно. Возникновение какого-либо из них следует рассматривать как начало зарож¬дения государственности.
Поиски начальных моментов в истории русского государства ведут к проблеме пле¬менных союзов. И тут обнаруживается, что племенные объединения были различных уровней, первичные и вторичные, отличавшиеся друг от друга по степени сложности.
Довольно простой организацией являлся союз родственных племен, складывав¬шийся по мере естественного роста населения, когда отдельное племя, состоящее из нескольких родов, увеличиваясь количественно, распадалось на ряд племен, образую¬щих племенную общность. Поначалу такого рода общности были, вероятно, непрочны. Но постепенно они становились все более устойчивыми и приобрели долговременный характер, внешним выражением чего служило учреждение постоянной княжеской вла¬сти. Важное свидетельство на этот счет содержит «Повесть временных лет». Она рас¬сказывает о трех братьях Кие, Щеке и Хориве, которые построили городок в честь стар¬шего брата, назвав его Киевом. И по смерти братьев этих потомство их стало держать княжение у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у словен в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане. Поляне, древляне, дреговичи, словене, половчане — это и есть союзы родственных племен, то есть первичные союзы. Они полностью укладываются в рамки родоплеменных отношений, будучи высшей сту¬пенью в развитии первобытного общества. Их нельзя отождествлять с протогосударствами, а тем более с государствами (пусть лаже примитивными) или с зародышами госу-дарства. Нет также основании считать, будто образование подобных союзов послужило подготовкой перехода к государственности. Просуществовав многие десятки, а может быть, и сотни лет, постоянные союзы родственных племен нашли отражение в летопис¬ной терминологии, а географических названиях, в археологических особенностях от¬дельных восточнославянских земель.
Однако современная наука располагает сведениями относительно иного рода пле¬менных объединений, когда союз формирует племена, сами уже достигшие союзного уровня, формируются вторичные племенные образования, не умещающиеся в скорлупу родоплеменного быта. Являясь крупными соединениями племен с противоречивыми тенденциями и центробежными устремлениями, они без начатков публичной власти, способной подняться над узкоплеменными интересами, немыслимы. Власть, управляю¬щая ими, окрашивается в политические тона, становясь инструментом государственно¬сти, правда, примитивной и часто эфемерной.
Арабский географ Масуди, живший в X веке, сообщает, что некогда одно из сла¬вянских племен «имело прежде в древности власть над ними, его царя называли Маджак, а само племя называлось валинана. Этому племени в древности подчинялись все прочие славянские племена, ибо (верховная) власть была у него и прочие цари ему по¬виновались». Масуди еще раз возвращается к племени валннана: «Мы уже выше рас¬сказывали про царя, коему повиновались в прежнее время остальные пари их, то есть Маджак. царь Валинаны, которое племя есть одно из коренных племен славянских, оно почитается между их племенами и имело превосходство между ними. Впоследствии же пошли раздоры между их племенами, порядок их был нарушен, они разделились на от¬дельные колена, и каждое племя избрало себе царя».
По мнению исследователей, известия Масуди относятся к союзу, завязавшемуся в VI веке у восточных славян Прикарпатья. Предводительствовал этим союзом князь ду¬лебов. Соединяла же племена необходимость борьбы с «обрами» — аварами, войны сла¬вян с которыми запечатлела «Повесть временных лет». В ней говорится: «Эти обры вое-вали против славян и примучили дулебов — также славян и творили насилие женам дулебским; если поедет куда обрин, то не позволял запречь коня или вола, но приказывал впречь в телегу три, четыре или пять жен и везти его — обрина. И так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, а умом горды, и бог истребил их, и умерли все, и не ос¬талось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и до сего дня: «Погибоща аки об¬ры» — их же нет ни племени, ни потомства». Летописная легенда объясняет гибель обров промыслом божьим. В действительности же они потерпели поражение от своих противников, в том числе славян, и сошли с исторической сцены, перестав угрожать славянским племенам. И вот тогда единство Валинана, обусловленное внешней опасно¬стью, нарушилось и союз распался, не выдержав давления внутренних противоречий, выливавшихся в межплеменные раздоры.
Можно с уверенностью сказать, что союз Валинана, упоминаемый Масуди, состоял из нескольких племенных объединений. Поэтому управлять им с помощью традицион¬ных институтов было невозможно. Для этого требовалась власть, достаточно не зависи¬мая от отдельных племен, входящих на положении подчиненных в союзную организа¬цию и способная руководить ее действиями. И власть эта являлась одним из первых ро¬стков публичной власти в восточнославянском обществе. В условиях государства родоплеменных отношений она и не могла выступать иначе как в форме главенства одного племени над другим. Это позволило военному вождю возвысившегося племени (царю, по Масуди) подчинить себе вождей остальных племен.
Выдающийся советский историк Киевской Руси академик Б. Д. Греков, имея в виду союз Валинана Масуди, отмечал, что в VI столетии в Прикарпатье наблюдаются явные признаки первой завязи Русского государства. Точнее было бы, по-видимому, сказать о зарождении одного из элементов государственности — публичной власти, причем в архаическом и примитивном виде.
Некоторые исследователи сомневаются в достоверности известий Масуди. Но ис¬торическая реальность союза Валинана выглядит весьма убедительной на фоне расска¬зов византийских авторов. Так, Маврикий, предполагаемый сочинитель «Стратегикона», то есть наставлений по военным делам, настойчиво советовал ромеям сеять раздо¬ры между племенами антов, мешая им соединиться и стать «под власть одного вождя». Значит, племенное объединение в представлениях Маврикия не фантазия, а вполне ре¬альная возможность, таившая в себе массу неприятностей зля Византии. По свидетель¬ству Менандра, во времена набегов аваров (обров русской летописи) на земли антов последние находились под властью родовитых Идара, Межамира и Келагаста. Более чем красноречиво поведение Межамира Идарича, который явился в ставку аварского властителя и обратился к обрам с «надменными и даже дерзкими речами». Смелость Межамира понятна: он чувствовал за собой огромную мощь «бесчисленных племен антов».
Советы Маврикия по разобщению антских племен показательны сами по себе. Они говорят об отсутствии у антов прочных и долговременных межплеменных объединений. Возникавшие союзы племен вскоре разрушались. Прекратил свое существование и со¬юз Валинана, а вместе с ним погасли и первые проблески восточнославянской государ-ственности. Но историческая эволюция вела к созданию постоянных межплеменных образований. Ими стали крупные союзные организации в Среднем Поднепровье и на северо-западе Восточной Европы.
Распространение хазар в Приазовье и Подонье в VIII веке побудило к сплочению восточнославянских племен Среднего Поднепровья. Разрозненными силами сопротив¬ляться хазарам было бессмысленно. В исторических источниках нет прямых известий о войнах приднепровских славян с хазарами. Из них можно узнать лишь о даннической зависимости ряда восточнославянских племен от Хазарского каганата. Однако ученым хорошо известно, что данничество устанавливалось военным путем, посредством «примучиваний», или завоеваний. Есть предание о Полянской дани хазарам, попавшее в «По¬весть временных лет». Вот оно: «И нашли хазары полян сидящими на горах этих (киев¬ских) в лесах и сказали: «Платите нам дань». Поляне, посовещавшись на вече, дали от дыма (дома) по мечу. И отнесли их хазары к своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань захватили мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хазарские: «Не добрая дань эта, княже, мы доиска¬лись ее оружьем, острым только с одной стороны, то есть саблями, а у этих оружие обоюдоострое, то есть мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных зе¬мель». И сбылось это все…».
Это предание заключает в себе как бы спрессованную в одном эпизоде целую исто¬рию поляно-хазарских отношений: первоначальное поражение полян, обложение их данью и последовавшее со временем освобождение от хазарского владычества, а затем полное торжество над былыми победителями. Здесь проявились особенности устного народного творчества — историческая полифоничность изображаемых сказителями со¬бытий, их смысловая многозначность, объединяющая отголоски различных эпох в од¬ном повествовании.
Поляне не только сбросили хазарское иго, но и собрали вокруг себя несколько пле¬менных союзов, заняв среди них господствующее место. В образовавшуюся союзную организацию, помимо полян, входила какая-то часть северян, радимичей, уличей и, воз¬можно, вятичей. Так на протяжении IX века сложилась Русская земля. Она представля¬ла собой значительную территорию в Среднем Поднепровье, на которой разместился крупный межплеменной союз союзов (суперсоюз) во главе с полянами и с центром в Киеве. Кроме Киева в состав Русской земли входили Чернигови Переяславль, но на по¬ложении подчиненных Полянской столице. Отторгнув определенные права и власть у попавших в зависимость племен, поляне вместе со своим вождем — киевским кня¬зем — стали носителями публичной власти по отношению к этим племенам, заложив тем самым одну из главных основ государственности.
Господство полян было достигнуто в борьбе с другими племенами — претендента¬ми на руководство в образующемся союзе. Недаром летописей сообщает, что поляне некогда подвергались притеснениям со стороны древлян и других соседей. Судя по все¬му, древляне являлись наиболее серьезными соперниками полян. Ведь они еще в X ве¬ке, как явствует из летописи, пытались овладеть Киевом, причем не только военными, но и мирными средствами, путем женитьбы древлянского князя Мала на Ольге, вдове киевского князя Игоря, погибшего от рук древлян. В научной литературе существует да¬же гипотеза о древлянской династии киевских князей, начиная с Владимира Святосла¬вича, прославленного крестителя Руси.
Утверждение власти полян над окрестными племенами осуществлялось по мере их освобождения от хазарской неволи. Происходила своеобразная перестановка властву¬ющих: на место хазар становились поляне. Именно такой ход вещей изображает лето¬писец, говоря о деятельности князя Олега, который пошел «на северян и победил их, и возложил на них легкую дань, и не позволил им платить дань хазарам, сказав так: «Я враг их и вам им платить незачем». Затем Олег «послал к радимичам, спрашивая: «Ко¬му даете дань?» Они же ответили: «Хазарам». И сказал им Олег: «Не давайте хазарам, но платите мне». И дали Олегу по шелягу. как раньше давали хазарам».
Из приведенных летописных известий становится ясно, что покорение восточно¬славянских племен киевскими правителями и включение в состав Русской земли сопро¬вождалось наложением на них дани. Зависимость, таким образом, выражалась прежде всего в данничестве. Помимо дани, «примученные» (завоеванные) племена обязаны бы¬ли поставлять воинов для походов, организуемых Киевом. Они также служили источни¬ком пополнения рабов, которыми киевская знать торговала на внешнем рынке.
Дань, уплачиваемая союзными племенами Киеву, шла в первую очередь на содер¬жание киевского князя и его дружины. «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеж¬дой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, да и ты добудешь и мы», — говорили дружинники Игорю. А поскольку киевский князь и окружавшие его дружинники — представители господствующего в Русской земле племени полян — персонифицирова¬ли публичную власть и приводили ее в действие, то даннические платежи можно рас¬сматривать как еще один элемент государственности у восточных славян IX века в Среднем Поднепровье. Разумеется, дань — это не налог в позднем смысле слова. Она являлась архаической формой материального обеспечения столь же архаической пуб¬личной власти. Зарождение данничества в Русской земле означало новый шаг в разви¬тии здесь государственности.
Вытесняя хазар из сферы властвования над восточнославянскими племенами, кня¬жеская власть в Киеве принимала некоторые черты хазарской высшей власти. Киевский князь именуется теперь каганом, что под 839 годом засвидетельствовано в Вертинских анналах — раннесредневековой западноевропейской хронике. Согласно анналам, 18 мая 339 года император Людовик Благочестивый принимал в Игельгейме послов ви¬зантийского императора Феофила, в посольстве Феосфила оказались некие люди, кото¬рые рассказали Людовику, что их народ зовут рос, а царя называют Хакан. По мнению видного советского историка В. В. Мавродина, «сообщение Вертинских анналов дает нам возможность предполагать наличие еще на грани VIII и IX веков или в самом нача¬ле IX века русского каганата со стольным городом где-то на Среднем Днепре. И вряд ли мы ошибемся, если будем усматривать в стольном городе каганата «народа рос» Бертинских анналов Киев».
Перенос имени «каган» на киевского князя нельзя истолковывать как чисто внеш¬нее заимствование, а тем более подражание. Тут срабатывали принципы языческого мышления, по которым побежденный или теряющий удачу властитель лишался божест¬венной благодати, уступая ее победителю. Вместе с этой благодатью к удачливому со¬пернику переходила власть, а с нею и титул потерпевшего поражение правителя. Так, киевский князь, побеждая хазар, становился каганом. Это «превращение» осуществля¬лось сравнительно легко еще и потому, что слово «хакан» («каган») означало верховно¬го правителя, которому повиновались другие властители более низкого ранга. Полян¬ский князь как раз и являлся главой межплеменного объединения, в его подчинении на¬ходились вожди (князья) более мелких племенных подразделений.
Русская земля и населявший ее союз союзов племен с отчетливо выраженными чертами государственности засвидетельствованы и арабскими писателями, упоминаю¬щими «группу русов», главным городом которых был Куйаба, служивший «ре¬зиденцией царя». Куйаба — это, конечно же, Киев.
Независимо от формирования государства в Среднем Поднепровье и примерно в то же время зарождалась государственность и на северо-западе восточнославянского ми¬ра. Ильменские словене возглавили этот процесс.
Археологические и письменные источники проливают свет на складывание пле¬менного союза словен, переросшего затем в союз союзов, или, по принятой нами тер¬минологии, суперсоюз. Поселяясь на северо-западе, словене заняли земли в Приильменье. Верхнем и Нижнем Поволховье, по берегам реки Меты.
Консолидация словен просматривается уже на уровне единичного племени. Ранее, чем в других районах, она началась в Нижнем Поволховье. Там в середине VIII века со¬оружается Ладога, обязанная своим происхождением окрестному населению, организо¬ванному в родовые общины. Ладога, возникшая в гуще этих общин, запечатлела их сли¬яние в единое племя, для обеспечения жизнедеятельности которого она и была создана. В девяти километрах от Ладоги вверх по течению Волхова, где свободное плавание преграждали пороги, археологи обнаружили скопление поселений: среди них выделяет¬ся укрепленное поселение Новые Дубовики. Подобно Ладоге и тянущимся к ней бли-жайшим поселкам. Новые Дубовики отразили слияние родов в отдельное племя. Возни¬кает вопрос: почему в низовьях Волхова объединение родовых общин в племена шло опережающими темпами по сравнению с остальными районами, занятыми словенами? Влияли гут оторванность продвинувшихся в Нижнее Понолховье поселенцев от основ¬ной массы словен, осевшей по ильменским берегам, и большая открытость для вторже¬ний и нападений со стороны внешних врагов. Все это требовало сплочения родовых групп, и они, соединившись в племена, построили и центры своих союзов — Ладогу и Новые Дубовики. В Приильменье и Верхнем Поволховье, гае разместилась основная масса словен, обстановка была спокойнее, и складывание племен проходило преимуще¬ственно под воздействием внутренних причин, а не внешних факторов. И только где-то в первой половине IХ века на фоне норманнских набегов появляется сперва Рюриково городище (или какой-то еще, не открытый пока археологами город), а потом — Новго¬род. В словенской земле возникали и другие племенные центры.
Средоточия местной племенной жизни — Ладога, Новгород и Новые Дубовики — играли также очень важную общесловенскую роль. Как показывает исторический опыт, любое племя, любой народ, овладевшие частью реки, упорно стремятся владеть ею пол¬ностью. Бывает, это удается в короткий срок, но порою растягивается на многие десяти¬летия и даже столетия, как, скажем, получилось — с продвижением по Волге — у восточных славян, древнерусских людей и великороссов. Освоение же Волхова заняло сравнительно малое время. Обосновавшись в конце VII — начале VIII столетий по бе¬регам Ильменя и на Верхнем Волхове, словене вскоре вышли в низовья реки, установив над нею полный контроль, что отвечало интересам безопасности словенского населе¬ния в целом. Поставленные на важнейших участках речного пути города были контрольными пунктами, препятствовавшими проникновению врагов в глубь словенских земель. С развитием внешней торговли они приобрели значение торговых центров.
Образованием племен и строительством племенных центров завершается первый этап консолидации в словенском обществе. Второй ее этап связан с формированием союза словенских племен. К созданию такого союза побуждала возрастающая плот¬ность населения, требующая более тесного сплочения как внутри словенской общности, так и по отношению к внешнему миру. Союз родственных племен становится исторической необходимостью.
Возникновение союзной организации являлось делом вовсе не простым. Оно со¬провождалось взаимной борьбой и соперничеством племен за лидерство. Отголоски межплеменных столкновений слышны в источниках устных и письменных их следы видны и в археологических материалах. Раскопки Ладоги, например, показали, что в се¬редине IX века город выгорел, охваченный «тотальным пожаром». Исследователи не без основания связывают ладожскую катастрофу с междоусобными племенными войнами.
В борьбе за главенство в словенском союзе сначала повезло Ладоге. Тому были свои причины. Словене, поселившиеся в Нижнем Поволховье, ранее, чем остальные со¬родичи, соединились в племена, что дало ладожским словенам перевес в силе и выдви¬нуло Ладогу вперед. Но по мере того, как нарастали интеграционные процессы у приильменских словен, поражение Ладоги и утрата ею передовых позиций как властвую-щего племени в формирующемся племенном союзе было лишь делом времени по¬скольку в верховьях Волхова и Поозерье находилась наиболее густая сеть поселений то есть самая высокая концентрация населения. По своим материальным и людским ре¬сурсам племена Верхнего Поволховья и Приильменья имели преимущество меж други¬ми племенами словен, в том числе и словенского племени с центром в Ладоге. Этим и объясняется господствующее положение новгородцев, которое они в конечном счете заняли в словенском союзе.
Создание словенской союзной организации влекло за собой слияние отдельных племенных территорий в единую общую территорию всех словен, и это не могло не по¬влечь изменений в управлении обществом. Военный вождь (князь) становится постоян¬ным должностным лицом. Вокруг него собирается дружина. Появляется общеплеменное народное собрание — вече. Начинает действовать совет старейшин. Иными словами возникают союзные органы власти. Древние сказания донесли до нас единичные имена словенских правителей. Это Бравлин и Вадим Храбрый — новгородские князья Гостомысл — новгородский старейшина.
Словенский союз вскоре стал ядром более крупного племенного объединения куда вошли, помимо словен, кривичи, а также финские племена, называемые летописцем чудью. Следовательно, то было разно этническое межплеменное образование. Его вы¬звала к жизни прежде всего внешняя опасность, исходившая от норманнов. Известно, что уже в VIII веке шведы пересекают Балтийское море, основывая опорные пункты по южному побережью, откуда проникают в Финский залив, Неву. Ладожское озеро и Вол¬хов. Накатывалась экспансия норманнов на территорию славянских и финских земель. Отряды врагов формировались из купцов-воинов, промышлявших — а зависимости от обстоятельств — сегодня торговлей, а завтра — грабежом и «примучиванием», данью по¬падающихся на их пути племен. Древнерусский летописец рассказывает об уплате словенами, кривичами и чудью дани варягам, приходящим –«из заморья». О завоевании нор¬маннов сообщают и скандинавские cam. Так. сага об Олаве Святом вспоминает уппсальского конунга Эйрика, сына Эмунда, который каждое лето набирал войско и от¬правлялся походом в разные страны. Он подчинил себе Финнланд, Кирьяланд, Эйстланд, Курланд и многие другие земли на востоке».
Варяжская агрессия сплотила славян и финнов. Они «изгнаша варяги за море и не даша им дани». Вот так в середине IX века на северо-западе Восточной Европы сложил¬ся союз союзов племен (суперсоюз) для обороны от норманнских вторжений. Этот со¬юз был примечателен тем, что включал в себя кроме славянских племен (словене кри¬вичи) к финно-угорские племена. Управление им осуществлялось с помощью механиз¬ма, отличного от традиционных родоплеменных учреждений, то есть посредством эле¬ментов публичной власти, имевшей, однако, примитивный характер, ибо в условиях господства родоплеменных отношений она принимала форму главенства одного союза племен над другими. В итоге князь возвысившегося племенного союза подчинял князей и вождей прочих союзов. Осуществляемая им власть как бы отрывалась от рядовых племен, оберегая общие интересы, порой несогласные с интересами отдельных племен¬ных объединений.
По имеющимся у нас данным трудно определить, какое племя выступило в роли главы и. стало быть, носителя публичной власти. Но если брать конечный результат обозначившийся к исходу IX века, таковым было племя словен, которое оказалось сильнее своих соседей, вовлеченных в союзную организацию. Не исключено, что слове¬не, подняв на борьбу разноязыкие племена против варягов, по изгнании последних за¬няли их место в качестве собирателей дани, как это имело место на юге у полян с хаза¬рами.
Мощный разноэтнический племенной союз был замечен арабскими писателями, именующими его «ас-Славийа». Арабы упоминают и царя руссов, пребывающего в городе Салау. История локализует Славию в области ильменских словен.
Итак, на протяжении VIII-IX веков в Среднем Поднепровье и Поволховье неза¬висимо друг от друга определились два центра зарождения русской государственности. В обеих областях в процессе складывания государственности возникли два важнейших ее института: публичная власть в виде господства наиболее сильного племени над ос-тальными племенами, признающими его главенство, и натуральные повинности в фор¬ме дани, идущей на ее содержание. Эти институты имеют еще весьма примитивный ха¬рактер, но, тем не менее выступают как первые проявления зарождающегося государст¬ва. Становление государства завершится тогда, когда произойдет распад родоплемен¬ных отношений и в размещении населения территориальный принцип заменит кровно-родственный. Но это случится позднее, на рубеже X-XI столетий.