Война в Ираке. Некоторые выводы для внешней политики Статья
ВОЙНА В ИРАКЕ. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ ДЛЯ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ
Война против режима Саддама Хусейна в Ираке победоносно завершена. Ударные части англосаксонской военной коалиции по¬кидают Багдад, соединения американских военных кораблей взя¬ли курс на места своей постоянной дислокации. По большому счету никто и не сомневался в успехе США и их союзников. Един¬ственное, что волновало международное сообщество, — это как быстро и какой кровью достанется победа над непокорным дикта¬тором. Оказалось — достаточно быстро и с минимальными потеря¬ми. Но сам факт начала «превентивной», а по сути агрессорской, войны без соответствующих международных санкций и фон ее проведения позволяют сделать некоторые выводы для российс¬кой внешней политики на обозримую перспективу, исходя из ана¬лиза основных тенденций в мировой политике.
Вывод первый. Мир продолжает оставаться однополярным. За¬коны биполярного мироустройства второй половины XX века пе¬рестали действовать с распадом Советского Союза, ликвидацией социалистического лагеря и противостояния Восток — Запад, СССР — США. Одна «сверхдержава» настолько нарастила свою экономи¬ческую и военную мускулатуру, что вовлекла в орбиту своих го¬сударственных интересов практически весь земной шар. Более того, она все больше превращается в империю, аналога которой не было в человеческой истории. У США вообще не осталось ни одного конкурента, который мог бы быть сопоставим с ними по военной и экономической мощи.
Таким образом, говоря о «многополярности» нынешнего мира, некоторые российские политики продолжают мыслить категория¬ми XX века, пытаясь выдать желаемое за действительное. Имея в виду размеры российской территории, ее колоссальный ядерный потенциал и ракетные технологии и апеллируя к образу России как «великой державы», они сознательно или бессознательно, но постоянно игнорируют тот факт, что эти параметры геополитики уже не оказывают сейчас определяющего влияния на формирова¬ние центров мировой силы. Да и клуб ядерных держав за последние годы заметно расширился. Однако это еще не дает права таким государствам, как, например, Индия, Пакистан и даже Ки¬тай, претендовать в обозримом будущем на роль очередного об-щепланетарного силового «полюса».
Главной отличительной чертой современности стало резкое по-вышение финансово-экономического и информационного факто¬ров на мировом, региональном и национально-государственном уровнях. Место и роль государства в современной мировой поли¬тике определяются теперь не количеством и качеством имеющих¬ся у него вооружений, а уровнем экономического развития, кон¬курентоспособностью на мировых рынках, степенью интегрированности в мировую экономику и общемировое информационное пространство, а также не в последнюю очередь стабильностью по¬литической системы государства. Сейчас важно понять, что в ны¬нешнюю эпоху безопасность государства обеспечивается за счет поступательного развития экономики и интеграции с соседними странами, что сразу снимает с повестки дня разного рода угрозы, опасения и недоверие. Поэтому многополярность с участием Рос¬сии — это, скорее, цель, реализация которой будет во всем зависеть от нас самих, прежде всего от того, как быстро и в каком объеме мы сможем справиться с реформированием государства и дей¬ствительным возрождением России.
Вывод второй. Однополярный мир диктует Соединенным Шта¬там соответствующую имперскую внешнеполитическую стратегию, цель которой в сохранении на как можно более длительный пери¬од существующего статус-кво, предполагающего доминирование Америки во всех регионах мира и минимизирование возможности появления, будь то в Европе или в Азии, потенциального сопер¬ника. Это, в частности, было зафиксировано Комиссией по опре¬делению национальных интересов США еще в 1996 году в каче¬стве одного из важнейших американских внешнеполитических приоритетов.
Однополярный мир требует изъятия части государственного суверенитета в пользу США. Это касается не только врагов Аме¬рики, но и ее друзей и союзников. Однополярный мир по-американски предполагает пусть минимальное, но глобальное военно-политическое присутствие США. Убедительным предлогом для этого присутствия послужили события 11 сентября 2001 года и объявление войны международному терроризму по всем азиму¬там. Следствием «антитеррористической кампании» стало вторжение в Афганистан, военная экспансия в страны Центральной и Средней Азии, Кавказского региона, активизация деятельности на Ближнем и Среднем Востоке с перспективой принимать меры «по установлению мира» («peace making policy»), что в переводе на понятный язык означает возможность применения силы по ус¬мотрению США.
Вывод третий. «Глобальная ответственность» Соединенных Штатов, выливающаяся в глобальное военно-политическое при¬сутствие, ведет в долгосрочной перспективе к распылению сил Америки как в военном, так и в экономическом плане. Тенденция же контролировать мировые денежные и сырьевые потоки может обернуться для США резким спадом деловой активности внутри самой страны, ухудшением экономической конъюнктуры и в ито¬ге серьезным экономическим кризисом.
Более того, имперская политика объективно будет подрывать как материальные, так и идеологические основы «гипердержавы» и, соответственно, основы «однополярного мира». Она неизбежно будет вести к нарастанию в мире антиамериканских настроений, прежде всего в тех странах, которые имеют негативный опыт об¬щения с Соединенными Штатами. Уже сейчас «свободные жите¬ли» Ирака требуют скорейшего вывода американских войск с тер¬ритории оккупированной страны.
Вряд ли можно сомневаться, что антиамериканизм выльется в новую волну международного террора против самих же США и их союзников, в новые межрелигиозные и межэтнические конф¬ликты, многие из которых будут иметь приграничный характер. А в целом это грозит дестабилизацией и разбалансировкой всего мирового порядка.
Вывод четвертый. Война в Ираке продемонстрировала, что разногласия в стане западных держав по поводу силовой акции США носят тактический характер и не обусловлены какими бы то ни было новыми стратегическими векторами в их внешней политике. Напомню, что еще предвыборная борьба в ФРГ осенью прошлого года была отмечена довольно резкими антиамериканс¬кими заявлениями из кругов правящей Социал-демократической партии, в том числе со стороны самого федерального канцлера. Наибольшее возмущение в США вызвало высказывание мини¬стра юстиции Херты Дойблер-Гмелин, которая сравнила Дж. Бу¬ша с Гитлером, за что поплатилась своим министерским портфе¬лем. Не менее жесткую позицию заняло и руководство Франции, всячески осуждавшее применение силы в отношении Ирака.
И тем не менее риторику никогда не надо смешивать с конк¬ретными делами. Внешняя политика государств со стабильным внутренним устройством (а к ним, без сомнения, относится и Франция, и Германия) обладает достаточной инерционностью и застрахована от резких колебаний. Смена правительства не озна¬чает автоматическое изменение внешней политики, которая, буду¬чи довольно автономной системой, продолжает движение по нака¬танным рельсам, и требуется определенное время, чтобы скоррек¬тировать ее направление после обновления команды, ответствен¬ной за движение.
Нужно сказать, что внешняя политика Федеративной Респуб¬лики за все время ее существования вне зависимости от состава правительства и партийного представительства в нем отличалась преемственностью и предсказуемостью. Для нее не были харак¬терны резкие колебания курса. Любые перемены готовились дос¬таточно медленно еще в недрах предыдущих правительств, и осу¬ществлялись они относительно плавно. Очевидно, что эта медли¬тельность и некоторая неповоротливость были связаны напрямую с итогами Второй мировой войны и как результат — с сознатель¬ным ограничением со стороны держав-победительниц внешнеполитического суверенитета ФРГ. Это лишний раз подтверждало зависимость Федеративной Республики от Соединенных Штатов Америки, ее главного опекуна и союзника.
В решении стратегических военно-политических вопросов, ка-сающихся отношений Восток — Запад, ФРГ, как правило, с некото¬рым запозданием следовала американским курсом.
Несколько иная ситуация складывается с Францией, которая сама наряду с США является державой-победительницей во Вто¬рой мировой войне и одним из основателей клуба ядерных дер¬жав. Уже в одном этом факте, который объясняет амбиции Фран¬ции на лидерство в Европе и претензии на особую роль в мировой политике, содержится некий (но не критический) потенциал раз¬дора в отношениях с мировой «гипердержавой».
Сейчас страсти вокруг войны в Ираке начинают постепенно стихать. Германия и Франция уже всячески стараются сгладить противоречия со своим заокеанским стратегическим партнером.
Схожее поведение продемонстрировала и французская сторо¬на. Президент Франции Жак Ширак также выразил удовлетворе¬ние свержением режима Саддама Хусейна и призвал США к при¬мирению. Незадолго до саммита ЕС в Греции он заговорил о «праг¬матическом подходе» к иракским делам, подразумевая, видимо, согласие Франции с временным оккупационным управлением Ирака. 15 апреля Ж.Ширак даже позвонил Президенту США Дж. Бушу, с которым не общался с начала февраля. А министр иностранных дел Франции Доминик Галузо де Вильпен в ходе визита в Дамаск дал решительный отпор антиамериканским эска¬падам своего сирийского коллеги Фарука Шараа.
Вывод пятый. Для современных процессов в международных отношениях существенным фактором являются — как бы мы к ним ни относились — доминирующие сегодня тенденции глобали¬зации мирохозяйственных связей за счет внедрения передовых компьютерных технологий и средств связи и интернационализа¬ции двусторонних отношений в связи с повышением веса и влия¬ния ведущих международных, прежде всего финансово-экономи¬ческих, организаций. Глобализация (под ней значительная часть экспертов подразумевает «американизацию») и интернационали¬зация повышают взаимозависимость государств и сужают поле самостоятельной деятельности для участников международного общения.
Отношения между Россией и объединяющейся Европой нельзя рассматривать в отрыве от этих двух доминирующих сегодня тен¬денций мирового развития. Поэтому российской дипломатии не следует обольщаться и насчет самостоятельной роли Европы в мировой политике и тем более играть на американо-европейских противоречиях.
Характерно в этой связи высказывание президента Фонда Ник¬сона Димитри Саймса, который заявил, что Америку беспокоит вопрос «нового сотрудничества» между Россией, Францией и Гер¬манией. «Если создастся впечатление, что оно выходит за рамки Ирака и его принципиальная цель — сбить спесь с США, это мо¬жет здорово повредить перспективам американо-российского парт¬нерства».
Отныне российско-европейские контакты во многом будут за¬висеть и уже зависят от роли и места в мировой политике таких международных организаций, как ООН, ОБСЕ, НАТО, ЗЕС и ЕС, а также от степени вовлеченности в них России либо от сте¬пени их заинтересованности в России. Фактически — и это нельзя упускать из вида — на смену традиционным двусторонним контак¬там в мировой политике и дипломатии приходит функциональ¬ный многоступенчатый диалог, в котором та же Федеративная Республика и та же Франция выступают не как самостоятельные субъекты международных отношений, а как представители наибо¬лее авторитетных западных военных, политических и экономи¬ческих союзов, вынужденные действовать с оглядкой на своих партнеров. Большинство проблем в российско-европейских отно¬шениях, включая связи с Францией и ФРГ, носят многосторон¬ний характер.
В целом очевидно, что ограниченность средств, в том числе военных, усугубляет зависимость объединенной Европы от США. Это особенно стало заметно с расширением Европейского союза и появлением «линии напряженности» в вопросах проявления соли¬дарности с Америкой между «старой» и «новой» Европой. Война в Ираке показала, что Евросоюзу еще очень далеко до выработки единой внешней политики и политики в области обороны и безо¬пасности.
Российский «европеист» Константин Воронов подчеркивает: «Симбиоз европеизма с атлантизмом, крепкая сцепка ЕС с НАТО в военно-политической сфере не дают европейскому «центру силы» встать на ноги и заговорить своим голосом. Европа, с одной сто¬роны, пытается сбалансировать США в мировой политике, а с другой, расхождения между старыми и новыми странами — члена¬ми ЕС подрывают его исторический базис: франко-германскую ось и «мотор» интеграции.
Перефразируя известное высказывание бывшего канцлера ФРГ Курта Георга Кизингера, можно утверждать, что объединенная Европа слишком велика, чтобы не играть никакой роли в расста¬новке сил, и одновременно слишком мала, чтобы самостоятельно уравновешивать силы вокруг себя.
Вывод шестой. Военная акция англосаксонской коалиции в Ираке продемонстрировала существенное снижение роли ООН во внешней политике США. В то же время для России и других стран, наоборот, Организация Объединенных Наций и ее Совет Безопасности продолжают оставаться крайне важным междуна¬родным дискуссионным форумом и одновременно механизмом влияния на Вашингтон и сдерживания его имперских амбиций.
При этом следует учитывать, что только Совет Безопасности может отменить санкции, которые он ввел против Ирака 12 лет назад. А это дает возможность России, Франции и Германии пред¬принять попытку обеспечить свои интересы при решении после¬военного урегулирования в Ираке именно через ООН. В данном контексте имеется в виду сохранение заключенных ранее контрак¬тов, проведение восстановительных работ и т.д. Не случайно ру¬ководители России, Франции и Германии на своей встрече 11 апре¬ля в Санкт-Петербурге еще раз подтвердили свое прежнее стрем¬ление перевести проблему Ирака «под крышу» ООН.
Точно такое же отношение к этой проблеме проявил и Евро¬пейский союз. Саммит ЕС, который состоялся в Афинах 16-17 апреля текущего года, принял резолюцию, где подчеркивается необходи¬мость того, чтобы ООН играла «центральную политическую роль» в послевоенном урегулировании в Ираке.
Позиция США в этом вопросе не стала откровением, учитывая отказ ООН дать санкцию на вооруженное вторжение в Ирак. Ха¬рактерно в этой связи высказывание главного советника мини¬стра обороны США Ричарда Перла, который считает, что в пове¬стке дня стоит изменение отношения США к Организации Объе¬диненных Наций: «Реальностью сегодня является не прямая аг¬рессия, а угроза терроризма. Причем с возможным применением биологического, химического и ядерного оружия. ООН сегодня не готова адекватно на это реагировать. Более того, эта организа-ция выступает против возможных превентивных мер в отноше¬нии террористических государств или организаций. Мне кажется, что необходимо пересмотреть Устав ООН в этой части».
Вывод седьмой. С учетом широкого международного одобре¬ния, иными словами, некоей легитимации после 11 сентября 2001 года таких основных внешнеполитических стратегий, сто¬ящих перед демократическим миром, как поддержка демократий, защита основных нрав и свобод человека, противодействие меж¬дународному терроризму, борьба с диктаторскими режимами, рас¬пространением ОМУ и двойных технологий, борьба с незаконной миграцией и оборотом наркотиков и др., перед российской дипло¬матией стоит, по всей видимости, непростая задача пересмотра характера отношений с рядом стран, которые входят в черный спи¬сок «государств-изгоев». Это касается как контактов с отдельными государствами так называемого «традиционного зарубежья», так и связей с отдельными странами постсоветского пространства.
И если политические последствия такого шага вряд ли суще¬ственно повлияют на политический имидж России, то его эконо¬мический эффект нетрудно предсказать, учитывая, что по списа¬нию долгов развивающимся странам (а большинство «стран-изго¬ев» входит именно в эту категорию) Россия находится на третьем месте, а по отношению к ВВП стран-должников — на первом. По¬казательна в этом отношении дискуссия по послевоенному эконо¬мическому обустройству Ирака. При этом следует иметь в виду, что долг Ирака Москве составляет около 8 млрд. долларов.
Накануне трехсторонней встречи В.Путина с Г.Шредером и Ж.Шираком в Санкт-Петербурге заместитель министра обороны США Пол Вулфовиц призвал правительства России, Франции и Германии подумать о списании долгов Ирака. Американский чи¬новник сказал, что такой шаг мог бы значительно облегчить зада¬чу будущего правительства Ирака по экономическому возрожде¬нию страны. Любопытно, что в этом вопросе российский прези¬дент проявил большую гибкость, нежели его подчиненные, что, естественно, заставляет задуматься, а имеется ли вообще в России согласованная позиция по принципиальным вопросам междуна-родной политики.
Дабы не остаться за бортом иракского урегулирования, прини¬мая во внимание немалые политические и экономические интере¬сы страны, В.Путин впервые отметил положительное значение па¬дения «тиранического режима» Саддама Хусейна. «Мы всегда го¬ворили, что режим Саддама Хусейна не соответствует принципам демократии», — отметил российский президент. В отношении спи¬сании долгов он подчеркнул, что речь об этом может идти только в рамках Парижского клуба, заявив при этом, что «мы к таким переговорам готовы».
А заместитель председателя правительства России, министр фи-нансов А.Кудрин, выступая 12 апреля в программе «Зеркало» те¬леканала «Россия», заявил, что, несмотря на всю свою заинтересо¬ванность в Ираке, Россия тем не менее не согласится с предложе¬нием США простить долги новому правительству Ирака. При этом он заметил, что долги Ирака России в основном «невоенные». «Рос¬сии никто не простил долг, — отметил вице-премьер. — Поэтому международное право и наше участие в Парижском клубе креди¬торов позволяют нам добиваться от Ирака возвращения кредитов. Здесь мы действуем на совершенно равных правах: как с нами поступают, так поступаем и мы».
Вывод восьмой. Внутриполитическая дискуссия вокруг войны в Ираке в очередной раз показала, что в России отсутствует обще-национальный консенсус по основополагающим вопросам внеш¬ней политики. Общество зачастую не может различить, где имеет место словесная эквилибристика с целью набрать политические очки в преддверии предвыборной кампании, а где — реальная по¬литика и дипломатия.
Наука понимает под внешней политикой «интерактивный про¬цесс, в котором политическая система (государство) пытается ре¬ализовать свои принципиальные цели и ценности в конкуренции с другими системами». Очевидно, что этот процесс подвергается влиянию и со стороны общественных вызовов изнутри самой си¬стемы, и со стороны вызовов международной системы. Результа¬том является динамичный процесс обоюдного влияния, взаимо¬действия и приспособления, который происходит как внутри стра¬ны, так и на международной арене.
Сегодня, учитывая разделенность русской нации и нерешен¬ность многих других национальных вопросов, имеющих выход в сферу внешней политики, в России существует очевидный раз¬рыв между национальными и государственными интересами. Этот разрыв часто и приводит к неадекватности и несогласованности действий внутри самой исполнительной власти, между исполни¬тельной и законодательной властью, между властью вообще и граж¬данским обществом в частности.
Вывод девятый. Известна расхожая фраза, что в политике нет друзей и союзников, есть только интересы. Интересы же во внеш¬ней политике — это политическая проекция силы и мощи государ¬ства. А она помимо военного потенциала включает в себя геопо¬литическое положение страны, ее место и роль в мире, уровень экономического, научно-технического и культурного развития, природные и людские ресурсы, информационно-технологический потенциал и такой не последний в этом ряду фактор, как мораль¬но-психологическое состояние общества.
В этом контексте, по-видимому, российской политической элите придется в ближайшее время, во-первых, приводить к единому знаменателю государственные и национальные интересы, и во-вторых — выстраивать на их базе адекватную внешнеполитичес¬кую линию поведения, прозрачную и понятную, гибкую, но пред¬сказуемую, пользующуюся безоговорочной поддержкой внутри страны и уважаемую международным сообществом.
Павлов Н. Война в Ираке, некоторые выводы для внешней политики // Международная жизнь. – 2003. — № 5. – С. 3-13.