Цицерон широко известен как знаменитый оратор,— его имя даже стало нарицательным,— значительно менее он известен как политический дея­тель и почти вовсе неизвестен как философ. Такое распределение «аспектов» его славы не случайно. Как представитель ораторского искусства и римской литературы, он ‘прочно и на века вошел в историю мировой культуры; как политический деятель он имел отношение к такой эпохе и собы­тиям, которые ныне интересуют лишь историков (и то далеко не всех!) и, наконец, как философ он едва ли может считаться крупным и самостоятель­ным мыслителем, сказавшим в этой области какое-то новое слово. И тем не менее его философские произведения — в особенности те, которые ото­браны для настоящего издания, — представляют большой интерес.

Они представляют интерес, прежде всего, как идеологический памятник, отражающий политические воззрения и теории, имевшие распространение в определенных кругах римского общества и оказавшие длительное воздей­ствие на развитие этой идеологии, включая эпоху торжества христианской церкви. Кроме того, трактаты Цицерона «О государстве» и «О законах» крайне ценны как памятник исторический, сохранивший многие важные сведения и подробности, главным образом относительно государственного устройства римской республики. И, наконец, названные трактаты Цицерона важны и интересны еще тем, что они дают нам представление о ряде гре­ческих философских трудов эллинистической эпохи, которые до нас не до­шли, но на которые Цицерон  неоднократно опирается в своем изложении.

В начале своей карьеры Цицерон интересовался философией лишь постольку, поскольку видел в ней одну из основ ораторского образования. Он начал заниматься философией еще в молодые годы, сначала в Риме, где слушал эпикурейца Федра, академика Филона   и стоика Диодота. В 79 г. он совершает с образовательной целью поездку в Грецию. В Афинах он посещает чтения эпикурейца Зенона Сидонского и академика Антиоха Аскалонского. На Родосе состоялось его знакомство с крупным представителем стоической школы — Посидонием, с которым он продолжал поддерживать отношения и в дальнейшем.

Общефилософские воззрения Цицерона отличались эклектизмом. Его основными источниками были представители новых (эллинистических) философских школ. Хотя он часто ссылается на Платона и уверяет, что следует ему, на самом же деле глубокого знакомства и понимания философской систему Платона он не обнаруживает. В теории познания он скорее всего придерживается взглядов, характерных для последователей новой Акаде­мии («пробабилизм»), в вопросах этики он примыкает то к стоикам, то и перипатетикам.

Безусловной заслугой Цицерона следует считать живое, ясное и доступ­ное изложение философских доктрин, а также введение большого количест­ва философских терминов в латинский язык. В одном из писем своему другу Аттику он так характеризовал свою работу в этой области: «Что касается латинского языка — не беспокойся. Ты спросишь: как ты пишешь такие со­чинения? — Это — «копии»: они создаются с меньшим трудом: я только доставляю слова, которыми располагаю в изобилии» (Цицерон, «Письма к Аттику», XII, 52, 3; Плутарх, «Цицерон», 40). И поэтому, хотя изложение его философских трактатов не отличалось систематичностью, хотя он мог спутать — и неоднократно путал на самом деле — академиков с перипатети­ками, хотя он не высказывал новых, глубоких и оригинальных взглядов, тем не менее Цицерон сумел своими трактатами достичь другой, и не менее важной цели — пробудить в римском обществе интерес к философии, кото­рая с этого времени становится существенным и даже необходимым звеном в системе римского образования.

Философские произведения Цицерона написаны в поздний период его деятельности. Они относятся к тому времени, когда Цицерон — отнюдь не по собственному желанию, но волей обстоятельств — был выключен из активной политической жизни. Это происходило дважды: в годы господства так называемого первого триумвирата (60-51 гг.) и диктатуры Цезаря (48-44 гг.). Интересующие нас диалоги «О государстве» и «О законах» написаны в первый из этих вынужденных перерывов, а именно между 54 и 51 гг. Так как политическая ситуация этих лет, несомненно, оказала большое влияние на умонастроение Цицерона, на его позиции в развернув­шейся борьбе и, в конечном счете, на выбор темы и ее трактовку, то необхо­димо, хотя бы в общих чертах, обрисовать обстановку, сложившуюся в Риме в 60-51 гг.

Как уже говорилось, философские трактаты Цицерона «О государ­стве» и «О законах» были написаны в сложный период жизни Цицерона. Трактат «О государ­стве» был начат Цицероном в 54 г. и опубликован, видимо, в 51 г., незадол­го до его отъезда в Киликию. Трактат «О законах», служащий как бы естественным продолжением первого труда,— Цицерон в данном случае, несомненно, подражал Платону, который, как известно, дополнил свою «По-литию» (очерк идеального государства) специальным и написанным с более «практических» позиций трудом «Законы»,— был начат вслед за диалогом «О государстве», т. е. 52 г., но, по всем признакам, не был окончен. И хотя Цицерон в 46 г., как это явствует из его письма к Варрону, снова собирал­ся приняться за изучение подобных вопросов (Цицерон, «Письма к близ­ким», IX, 2, 5), трактат «О законах» так и остался не доведенным до конца и не обработанным. Во всяком случае, Цицерон сам его не публиковал: перечисляя в одном из более поздних произведений свои философские рабо­ты, он об этом трактате даже не упоминает.

Трактат Цицерона «О государстве» до начала прошлого столетия был известен только по упоминаниям о нем у других авторов и по отдельным цитатам, приводимым этими авторами, если не считать большого отрывка, которым  заканчивался  трактат  в  целом,— так   называемого   «Сновидения  Сципиона», сохраненного нам Макробием, грамматиком V в. н. э., написавшим к нему комментарий.

В эпоху Возрождения ценители и поклонники античности, начиная с Петрарки, разыскивали это сочинение Цицерона во всех книгохранилищах Европы и ездили с этой целью даже в Польшу, но все эти попытки долгое время оставались безрезультатными. Только в начале XIX в. ученый кардинал Анджело Май, префект Ватиканской библиотеки, нашел палимпсест, (т. е. рукопись на пергамене, с которого был стерт первоначальный текст и написан новый). Этот палимпсест содержал значительную часть первой и второй «книг» трактата, а также и отрывки из третьей, четвертой и пятой книг; из текста шестой книги палимпсест не сохранил ни одного отрывка. В 1822 г. Май издал рукопись, включив в нее фрагменты и цитаты, приво­димые древними авторами, и снабдив издание своими комментариями; по­следующие издания были выпущены в 1828 и 1846 гг.

Сочинение Цицерона «О государстве» пользовалось довольно широкой известностью у современников. Так, например, один из корреспондентов Цицерона — Марк Целий Руф писал ему в Киликию в середине 51 г.: «Твои книги о государстве высоко ценятся всеми» (Цицерон, «Письма к близ­ким», VIII, 1, 4). Но еще более популярным трактат становится в последующее время; этим и объясняется большое число ссылок на него и цитат, сохранившихся в сочинениях древних авторов, начиная с Сенеки и Плиния Старшего. Интересно отметить, что многие положения трактата охотно использовались так называемыми «отцами церкви», т. е. христиан­скими писателями — Амвросием (IV в.), Иеронимом (IV—V вв.), а в осо­бенности Лактанцием (IV в.) и автором знаменитого в средние века труда «О граде божьем» (DecivitateDei) — Аврелием Августином (354-430гг.). Последние два из упомянутых христианских писателей не только цитируют Цицерона, но и нередко в значительных отрывках пересказывают отдель­ные места и рассуждения из трактата.

Определение источников Цицерона в трактате «О государстве» не составляет особого труда, так они в том или ином месте перечисляются са­мим автором. Так, упоминая в одном из своих более поздних произведений интересующий нас трактат, Цицерон говорит о таких источниках, как Платон, Аристотель, Феофраст (и вообще школа перипатетиков) (Цицерон, «О предвидении», II, 1, 3); в самом же трактате, помимо многократных упоминаний имени Платона, можно найти ссылки на Полибия и Панэтия (Цицерон, «О государстве», I, 21, 34). От себя добавим еще имя Дикеарха, хотя к вопросу о его влиянии на Цицерона следует подходить осторожно. В целом же, как в свое время правильно отметил В. Шур, трактат «О государстве» объединяет в одно :целое политические теории Средней Стой с. практическим опытом римского консула.

Трактат «О законах» сохранился в двух главных кодексах (списках), восходящих к IX и X вв. Как уже было указано, это произведение Цицеро­на, служившее как бы дополнением к диалогу «О государстве», осталось незаконченным. К тем соображениям, которые приводились выше как доказа­тельства незаконченности трактата (отъезд Цицерона в Киликию, упомина­ние о намерении снова взяться за эту тему в письме к Варрону от 46 г. и, наконец, отсутствие названия трактата в перечне философских произведе­ний, составленном самим Цицероном), можно добавить еще следующий ар­гумент: диалоги, которые Цицерон издавал сам, он обычно снабжал пре­дисловием (Цицерон, «Письма к Аттику», IV, 6, 2); данный трактат пре­дисловия не имеет.

Трактат «О законах» написан также в форме диалога, который, однако, происходит в современной Цицерону обстановке. Участники диалога — сам Цицерон, его брат Квинт и друг Цицерона Тит Помпоний Аттик. До нас дошло три «книги» трактата, но так как у Макробия есть упоминание о пя­той книге (Макробий, «Сатурналии», VI, 4, 8), то некоторые исследователи предполагают, что все произведение, по аналогии с трактатом «О государстве», состояло из шести книг. Наиболее обработанной и законченной пред­ставляется первая книга диалога, дошедшая до нас в хорошей сохранности, хотя и в ней встречаются лакуны; во второй и третьей книгах многое про­изводит впечатление первоначальных набросков.

Первая книга трактата содержит рассуждение об естественном праве, вторая — о «праве божественном» (iussacrum), третья — о магистратах. Законы, изложенные во второй и третьей книгах, переданы архаизированным языком, воспроизводящим колорит старины; о содержании книг, не дошедших до нас судить трудно, хотя на этот счет высказывались различные предположения.

Источниками Цицерона в трактате «О законах» были Платон и Хрисилп, один из наиболее плодовитых писателей стоической школы, автор со­чинения, которое тоже называлось «О законах». Из (представителей Средней Стои несомненно влияние Панэтия и, в какой-то мере, Антиоха Аскалонского.

Такова, в общих чертах, картина состояния двух интересующих нас памятников, их построение и, наконец, краткий обзор источников, использованных Цицероном при работе над этими трактатами, которые представляют собой, по авторскому замыслу, нечто единое и целое и, пожалуй, мо­гут считаться наиболее ярким выражением политико-философских теорий, имевших хождение среди наиболее образованной, «интеллигентной» и уме­ренно-консервативной части господствующего класса Рима.

 

*    *    *

Мы не имеем возможности рассмотреть в данной работе все проблемы, поднимаемые нашим автором в его обоих трактатах. Поэтому остановимся только на тех из них, которые представляются нам наиболее интересными и важными как для понимания политико-философских воззрений самого Цицерона, так и для представляемых им определенных кругов римского общества   I   в.   до   н.   э.

Из диалога «О государстве» остановимся на теории наилучшего государственного устройства и на рассуждениях о государственном деятеле, а из диалога «О законах» — на теории естественного права.

Все теории государства в древности, как это было однажды справедливо и остроумно отмечено, развивались, по существу, в довольно ограниченных пределах между двумя вопросами: о государственных формах и о лучшей из этих форм. Ответом на эти вопросы, как бы венчающим развитие поли­тико-философских воззрений, было учение о смешанной форме государст­венного устройства. Проникновение этого учения в Рим, несомненно, свя­зано с усилением эллинистических влияний. В греческой философии идея смешанного государственного устройства разрабатывалась еще до Платона и Аристотеля. Мы не можем сейчас останавливаться на развитии этих тео­рий греческой философской мыслью. В данном случае нас интересует воп­рос о перенесении этих идей на римскую почву и их дальнейшее развитие применительно к государственному устройству Рима.

Первым, кто приложил учение о смешанной форме к римской конституции, был, как известно, Полибий. Эта попытка была результатом его пре­клонения перед могущественной римской державой и ее государственными институтами. По его мнению, именно благодаря этим институтам, благода­ря своему государственному устройству римляне и покорили весь обитае­мый мир (Полибий, VI, 1, 3).

Поскольку полибиево учение о смешанном государственном устройстве вытекает из его преклонения перед реально существовавшим государствен­ным строем, оно характеризуется, в первую очередь, отказом от отвлечен­ных и умозрительных схем, во-вторых, критикой других типов государственного устройства (Афины, Фивы, идеальное государство Платона), вплоть до тех, которые некогда считались образцами смешанного устрой­ства (Крит, Карфаген и даже Лакедемон).

Полибий уделяет большое внимание описанию правильных и извращен­ных форм государственного устройства, причем уже при этом подчеркивает, что наиболее совершенной формой следует считать такую, в которой объ­единяются особенности всех простых форм. Отсюда он переходит к вопросу о круговороте государственных форм, дает довольно подробное описание его и, в качестве главной причины круговорота, указывает на неустойчивость простых форм и на их склонность к вырождению.

Затем развертывается знаменитое определение римского государственного устройства как «самого лучшего из всех, какие были на нашей памя­ти», как такого, в котором необычайно удачно и искусно сочетаются эле­менты простых форм — монархии (консулы), аристократии (сенат) и демо­кратии (комиции), причем ни одному из этих составных элементов не от­дается предпочтения, но они взаимно дополняют и в то же время ограни­чивают друг друга.

Полибий, несомненно, был одним из основных источников Цицерона для первой книги трактата «О государстве». Не случайно изложение теории смешанного государства устройства ведется устами Сципиона, в кружке которого, как известно, состоял и Полибий. Об отношении Цицерона к этому источнику будет сказано ниже, а теперь мы перейдем к изложению теории смешанного устройства в истолковании Сципиона.

Сципион начинает свой экскурс с изложения правила, которым, по его мнению, следует руководствоваться при обсуждении любого вопроса: «Если насчет названия предмета исследования все согласны, то надо разъяснить, что именно обозначают этим названием; если насчет этого тоже согласят­ся, то только тогда будет дозволено приступить к беседе; ибо никогда нель­зя будет понять свойства предмета исследования, если сначала не поймут, что он собой представляет»  (Цицерон, «О государстве», I, 24, 38).

После этого более чем предусмотрительного замечания Сципион перехо­дит к определению государства, т. е. respublica как respopuli (Цицерон, «О государстве», I, 25, 39). Затем кратко излагается причина возникнове­ния государства (врожденная потребность людей жить совместно) и дается определение его сущности (совокупность людей, связанных общностью пра­ва и интересов). После этого Сципион переходит к перечислению основных форм государственного устройства. Он отмечает три простые формы: мо­нархия, аристократия и демократия; ни одну из этих форм он не считает совершенной (Цицерон, «О государстве». I, 26, 42). Главный и основной недостаток заключается в том, что каждая из этих форм, взятая в отдель­ности, не устойчива и легко вырождается в соответствующую ей извращенную форму (Цицерон, «О государстве», I, 28, 44). Так возникают кругово­роты сменяющих друг друга государственных форм, от чего застрахована лишь некая четвертая форма, которая как бы смешана из трех форм, на­званных выше (Цицерон, «О государстве», I, 29, 45).

Однако определения этой наиболее устойчивой формы пока не дается. Другой участник диалога — Лелий перебивает Сципиона и просит его сообщить, какую из трех названных простых форм он все же считает наилучшей. Вопрос Лелия дает Сципиону возможность изложить взгляды сторонников каждой из государственных форм, и только на повторный вопрос Лелия он высказывает свою собственную точку зрения и говорит, что, если необ­ходимо выбрать одну из «чистых» форм, то он предпочитает царскую власть (Цицерон, «О государстве», I, 35, 54).

Затем Сципион, на основании различных примеров, пытается убедить Лелия в правильности этой мысли и лишь в самом конце первой книги диалога дает развернутое определение смешанного государственного устройст­ва, причем теперь указываются его преимущества. Это устройство должно объединять элементы трех вышеназванных простых форм таким образом, «чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы некая часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа» (Цицерон, «О государстве», I, 45, 69). Преимуществами этого смешанного устройства следует считать, во-первых, «так сказать, [великое] равенство», во-вторых, прочность, так как нет оснований для переворота или вырождения там, где каждый прочно занимает подобающее ему место (там же).

Таково в общих чертах учение Цицерона о наилучшем государственном строе, изложенное им устами Сципиона. Насколько Цицерон в этом вопросе повторяет своих предшественников или, наоборот, отступает от них (т. е. отношение Цицерона к его источникам), будет освещено в дальнейшем; здесь мы отметим лишь ту любопытную деталь, что из простых форм он — хотя и с определенными оговорками — предпочитает царскую власть,— тем более, что этот момент в какой-то мере подводит нас к следующей из основ­ных проблем — к учению Цицерона о наилучшем государственном деятеле.

Поскольку высказывания о государственном деятеле в тех книгах диалога, которые посвящены именно этому вопросу, т. е. в V и VI книгах, чрезвычайно фрагментарны или содержатся в наименее точных эксцерптах (извлечениях из сочинений других авторов), они, конечно, не могут дать нам четкого представления о концепции самого Цицерона (если в данном случае вообще можно говорить о более или менее разработанной концеп­ции). Но все же некоторые намеки, некоторые терминологические детали, а главным образом предпочтение, отдаваемое Цицероном царской власти, по сравнению с другими «чистыми» формами,— все это, вместе взятое, при­водило многих исследователей к выводу, что Цицерон в своем трактате про­пагандировал монархический идеал государственного деятеля.

Цицерон, в согласии с традиционной римской точкой зрения, выраженной в стихе Энния: «Древний уклад и мужи — вот рим­ской державы опора»,— считает, что процветание государства обязано взаи­модействию этих двух факторов: mores и viri. Следовательно, для восстанов­ления былого процветания государства нужна, прежде всего, нравственная реформа; но она, очевидно, может быть проведена только каким-то руково­дящим  деятелем, способным выполнить такую задачу в силу своих собст­венных гражданских и нравственных достоинств. Подобного реформатора Цицерон называет rectorreipublicae или rectorcivitatis. Кстати сказать, идея нравственной реформы была лейтмотивом известной речи по поводу помилования Марцелла Цезарем, произнесенной Цицероном в сенате в 46 г. По мнению Эд. Мейера, Цицерон в это время считал Цезаря именно таким rectorreipublicae.

На наш взгляд, последнее маловероятно, так как на основании V и VI книг диалога «О государстве» мы можем без труда убедиться в том, что Цицерон, употребляя термин rector, всегда имел в виду «аристократа-реформатора» — Сципиона, Л. Эмилия Павла, Катона Старшего, Гракха-. отца, Лелия, Сципиона Насику,— а в конечном счете примерял к этому идеалу государственного деятеля даже самого себя («Письма к Аттику», VI, 2, 9; VII, 3, 2). Все это достаточно определенно свидетельствует о том, что монархический оттенок никак не приложим к интересующему нас термину.

В трактате «О государстве» перечисляются лишь качества и обязанности rectorisreipublicae, но отнюдь не его права. Цицерон требует от поли­тического деятеля благоразумия («О государстве», II, 40, 67), требует, чтобы в нем разум торжествовал над низменными страстями (там же), требует таких достоинств, как мудрость, справедливость, воздержность, красноречие и даже знание права и сочинений греческих авторов («О государ­стве», V, 1, 2).

Какие же задачи призван решать этот политический деятель, в каких случаях и каким образом он должен вмешиваться в ход государственных дел? Ответ на этот вопрос содержится в одной из речей Цицерона, где он определяет свою собственную норму поведения как государственного деятеля: «Я выполнил свои обязанности консула, ничего не совершив без со­вета сената, ничего — без одобрения римского народа, на рострах всегда защищая курию, в сенате — народ, объединяя народ с первенствовавшими людьми, всадническое сословие — с сенатом» (Цицерон, «Речь против Писона», 3, 7). Цицерон так действовал, будучи консулом, но если государственные учреждения или магистраты оказываются не на высоте, то именно в этот момент и должен выступить civisoptimus (он может быть и частным лицом, а не обязательно магистратом («О государстве», II, 25, 46), в каче­стве tutoretmoderatorreipublicae или rectoretgubernatorcivitatis («О госу­дарстве», II, 29, 51).

Перейдем теперь к рассмотрению последней из интересующих нас проб­лем — к проблеме естественного права. Она в свое время разрабатывалась еще софистами, затем привлекла к себе внимание стоиков, но, как уже было указано выше, если и можно говорить о влиянии классических представителей стоической школы на Цицерона (в частности, с влиянии Хрисиппа), то подобное влияние едва ли было непосредственным. Ближе всего Цицерон был связан с философскими течениями II—I вв. до н. э. (так на­зываемый «период эклектизма»).

Определение «истинного закона» как некоего правильного положения, соответствующего природе, распространяющегося на всех людей, постоянного и вечного, которое призывает к исполнению долга, приказывая, и от­пугивает от преступления, запрещая, — дано еще в трактате «О государст­ве» (III, 22, 33). Начиная же свое рассуждение в диалоге «О законах», Цицерон прежде всего говорит о необходимости охватить вопрос в целом, т. е. сначала выяснить самую природу права, а затем перейти к рассмотре­нию законов, на основании которых государство управляется, в том числе и к рассмотрению так называемых гражданских прав (iuracivilia) («О за­конах», I, 5, 17).

Затем следует определение: «Закон …есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что следует совершать, и запрещаю­щий противоположное». Разум этот, когда он проникает в человека и укреп­ляется в нем, и есть закон. Следовательно, понятие права следует выводить из закона; он — «мерило права и бесправия». Что касается писаных зако­нов,— а обычно люди только их и считают законами,— то такое толкование практически приемлемо, однако при установлении права следует исходить из того высшего закона, который, будучи общим для всех времен, возник раньше, чем любые писаные законы, раньше, чем возникло какое бы то ни было государство (Цицерон, «О законах», I, 6, 18—19).

Далее Цицерон, подчеркивая преемственность между обоими своими трактатами, говорит, что все законы необходимо сообразовать с тем государственным устройством, превосходство которого было доказано Сципио­ном (Цицерон, «О законах», I, 6, 20). После этого он переходит к рассмо­трению вопроса о законах как главной связи между людьми и божеством. «Так как лучше разума нет ничего и он присущ и человеку, и божеству, то первая связь между человеком и божеством — в разуме». Но разум есть закон; следовательно, люди связаны с богами также и законом. А все те, кто связан между собой общими правами и законами, представляют собой единую общину (civitas). Поэтому весь мир можно рассматривать как еди­ную общину богов и людей («О законах», I, 6, 23).

Затем следует доказательство того, что все люди похожи друг на друга и равны друг другу. «Каково бы ни было определение, даваемое челове­ку,— говорит Цицерон,— оно одно действительно по отношению ко всем лю­дям». Это и есть достаточное доказательство в пользу того, что между людь­ми нет никакого различия; если бы такое различие существовало, то одно единственное определение не охватывало бы всех людей («О законах», I, 10. 29-30).

И, наконец, в трактате проводится еще одна важная мысль. Сначала ее в общей форме высказывает Аттик: «Во-первых, мы снабжены и украшены как бы дарами богов; во-вторых, у людей существует лишь одно равное для всех и общее правило жизни, и все они связаны, так сказать, природным чувством снисходительности и благожелательности, а также и общностью права» («О законах», I, 13, 35). Таким образом, чувство социальной общности, влечение людей друг к другу тоже заложено в самой природе и тесно связано с понятием справедливости. «Справедливости вообще не сущест­вует, если она не основана на природе, а та, которая устанавливается в расчете на пользу, уничтожается из соображений другой пользы». Более того, если не считать природу основанием права и законов, то все добле­сти — благородство, любовь к отчизне, чувство долга, желание служить» ближнему, чувство благодарности — все это уничтожается, ибо подобные чувства возникли и могли возникнуть лишь потому, что «мы, по природе своей, склонны любить людей, а это и есть основа права» (Цицерон, «О законах», I, 15, 42-43; ср. I, 10, 29). Итак, основа права — не мнения людей, но природа, не писаные законы, созданные людьми, но природный, естественный закон, который одновременно есть высший разум, справедливость и который служит связующей нитью между людьми и богами. И, только руко­водствуясь им, люди способны отличать право от бесправия, честное от по­зорного («О законах», I, 16, 44), доброе от злого и стремиться к праву и к тому, что честно и справедливо, ради самих этих доблестей («О законах», I, 18, 48). Ибо нет на свете ничего более несправедливого, чем желание на­грады или платы за справедливость («О законах», I, 18, 49).

Таковы основные положения теории естественного права, развиваемые Цицероном в трактате «О законах». Как самый характер этих идей, так и непосредственные указания автора (см. выше) свидетельствуют о том, что данный трактат — логическое развитие и дополнение диалога «О государстве». Если же иметь в виду основные принципиальные положения этого первого трактата, т. е. учение о наилучшем государственном устройстве и учение о государственном деятеле, то все эти взятые вместе отправные по­сылки политико-философских воззрений Цицерона можно рассматривать как ту базу, тот фундамент, на котором   возведено   единое   здание   обоих  диалогов.