Тверской Курсовик

Выполнение учебных и научных работ на заказ

Гражданская война в России Статья

Декабрь6

Характер гражданской войны
Гражданская война представляет собой один из самых ожес¬точенных, драматических, кровавых видов войн. Это не обыч¬ная война. В гражданской войне фронт нередко проходит меж¬дубывшими друзьями и единомышленниками, разделяет семьи. Сточки зрения марксизма, гражданская война — это наиболее острая форма классовой борьбы. Но анализ социального соста¬ва воюющих сторон в ходе гражданской войны 1918 г. показы¬вает, что в обеих противоборствующих армиях участвовали кре¬стьяне, рабочие, мелкобуржуазные элементы, офицеры царской армии, представители интеллигенции. Поэтому гражданскую войну 1918 г. следует считать борьбой между различными группа¬ми населения, в основе которой лежали глубокие социальные, политические, идеологические, а также экономические противо¬речия, связанные с переделом собственности в ходе революции. Эти противоречия перерастали в вооруженные столкновения не только армий, но и огромных слоев гражданского населения. Война принимала различные формы; восстания, мятежи, локаль¬ные столкновения, крупномасштабные военные операции с уча-стием регулярных армий, партизанская борьба (в тылу существо¬вавших тогда правительств), диверсионные акции, массовый красный и белый террор, политический бандитизм.
Причины гражданской войны и интервенции
Истоки гражданской войны следует искать не только в по¬пытках партий и политических группировок захватить или вер¬нуть политическую власть, но и в глубинных общественных про¬цессах, которые приводят противоречия к той грани, за которой начинается широкомасштабное вооруженное насилие. В России такие противоречия нарастали быстрыми темпами, особенно по¬сле Февральской революции: крестьяне — против помещиков, ра¬бочие — против владельцев предприятий, солдаты — против ге¬нералов и офицеров, народ — против войны и т.п. Вместо одних противоречий, устраненных Октябрьской революцией, возник¬ли новые. Таким образом, глубинными причинами гражданской войны в России были раскол общества, накопившиеся ненависть, ожесточение между различными группами населения, обострен¬ные войной и двумя революциями, при которых сохранить граж¬данский мир было чрезвычайно трудно.
Однако один раскол общества для начала гражданской вой¬ны недостаточен. Для этого необходимо также наличие: 1) двух противостоящих сил, имеющих свои идеи, лозунги, вождей, а также армии, оружие, снаряжение; 2) базовых территорий У противоборствующих лагерей; 3) поддержки со стороны опре¬деленных социальных сил.
Октябрьская революция не устранила всех противоречий в обществе, а некоторые противоречия еще более обострила. На-

растанию новых противоречий способствовали и действия боль¬шевиков: непримиримость к «бывшим» (капиталистам, поме¬щикам, купцам, интеллигенции, духовенству), отказ от сотруд¬ничества с социалистическими партиями и привлечения их к власти, разгон Учредительного собрания, заключение Брест¬ского мира, продовольственная диктатура, жестокость продот¬рядов и комбедов. Эти действия усилили позиции противников советской власти и расширили их социальную базу. Ленин, Троц¬кий, Бухарин и другие лидеры большевиков считали граждан¬скую войну неизбежной, рассматривали ее как естественное про¬должение революции. Сыграл роль также психологический фак¬тор, связанный с мировой войной: война, разрушения, гибель людей стали привычным, повседневным явлением. После раз¬вала многомиллионной царской армии огромные массы людей, имевших оружие, умевших и привыкших воевать, разъехались во все уголки страны, где по-своему продолжали революцию (от¬бирали землю, имущество, дома, ценности).
Цели сторон определились следующим образом: красные за¬щищали завоевания революции, боролись против эксплуата¬ции, за построение справедливого, гуманного общества; белые стремились вернуть утраченную власть и частную собственность, привилегии высших классов.
Гражданскую войну обострила и ожесточила иностранная военная интервенция, которая способствовала затягиванию войны и множила жертвы. Причинами и целями интервенции было стремление международной буржуазии вернуть свою соб¬ственность и финансовые средства, заставить Россию продол¬жить участие в мировой войне, не допустить распространения большевистских идей в странах Запада.

Гражданская война и иностранная интервенция в России
Гражданская война — организованная вооруженная борьба за государственную власть между различными социальными группа¬ми, политическими течениями, наиболее острая форма социаль¬ной борьбы.
Исходя из определения гражданской войны, есть несколько точек зрения на начало и периодизацию гражданской войны в России:
1) гражданская война — период острых классовых столкнове¬ний, и начинается она соответственно с октября 1917 года (по су¬ществу даже раньше), а заканчивается осенью 1922 года, когда белая армия была разгромлена на Дальнем Востоке;
2) гражданская война — способ разрешения противоречий между сторонами с помощью вооруженных сил (противоборство воюю¬щих армий, движение фронтов, мобилизация экономики и т.д.) — ок
начинается с середины 1918 года и продолжается до конца 192о хотя военные действия продолжались и после 1920 года; ^а>
3) гражданская война — это противостояние классов а ственных групп; в отличие от обычных войн, она не имеет границ — ни временных, ни пространственных.
Споры историков вызывает также вопрос о том, кто был новником в развязывании этой братоубийственной войны- *, = ‘ представители классов, потерявших власть, собственность и вл яние, либо большевистское руководство, навязавшее стране сн *’ метод преобразования общества. Наиболее правильной, по нащР му мнению, следует считать третью точку зрения, согласно котп рой виновными следует считать обе эти политические силы ко торые в борьбе за власть использовали народные массы.
Причины гражданской войны в России:
1. Внутренняя политика большевистского руководства, в кото¬рой проявилось несоответствие целей по преобразованию обще¬ства с методами их достижения: свержение Временного прави¬тельства и разгон Учредительного собрания, экономические и со¬циально-политические мероприятия Советского правительства оттолкнули от большевиков демократическую интеллигенцию, казачество, кулаков и середняков.
2. Стремление свергнутых классов сохранить свое привилеги¬рованное положение:
а) национализация всей земли и конфискация помещичьих земель вызвали ожесточенное сопротивление бывших владельцев;
б) национализация промышленности, ликвидация товарно-де¬нежных отношений и установление государственной монополии на распределение продуктов и товаров больно ударили по имуществен¬ному положению средней и мелкой буржуазии.
3. Принятие в январе 1918 года III Всероссийским съездом Советов закона о социализации земли, имевшее ряд негативных последствий:
а) недовольство зажиточных слоев населения — передел земли по паям наносил удар по крупным крестьянским хозяйствам, хутору нам, отрубникам, перечеркивая столыпинскую аграрную реформу-
б) угроза голода в городах — противостояние между городов деревней; союз рабочих и крестьян выродился в открытую борь (крестьянские представления о свободе, прежде всего, были с заны со свободой рынка, крестьяне отрицали политику тверЯ цен и государственные монополии). 14 мая 1918 года декретом был объявлен режим продовольственной диктатуры, предусма V вавшии введение твердых цен, борьбу со спекуляцией, заву ние частной торговли, создание продотрядов и специальной ^ довольственной армии. В ответ крестьяне стали уклонять
ями
налогов и арендных платежей и от участия в продоволь-рнных заготовках, невозвращение ими банковских кредитов к разрушению финансовой системы;
) назревание противостояния в деревне между зажиточными и бедняками (комитеты бедноты — чрезвычайные органы, ййвшиеся насильственным распределением продовольствия, от¬ладили от власти Советы, в которых преобладали зажиточные сеЛьчане).
4. Создание однопартийной политической системы и «оиктату-а пролетариата» (диктатура ЦК РКП(б)) оттолкнули от боль¬шевиков социалистические партии и демократические общественные организации. Декретами «Об аресте вождей гражданской войны про¬тив революции* (ноябрь 1917 г.) и о «красном терроре» большевис¬тское руководство законодательно обосновало «право» на насильствен¬ную расправу со своими политическими противниками. Поэтому меньшевики, правые и левые эсеры, анархисты отказались сотруд¬ничать с новой властью и приняли участие в гражданской войне.
Своеобразие гражданской войны в России заключалось в тес¬ном переплетении внутриполитической борьбы с иностранной интервенцией. В международном праве под интервенцией пони¬мается насильственное вмешательство одного или нескольких го¬сударств во внутренние дела другого государства или в его взаи¬моотношения с третьими государствами. Интервенция может быть военная, экономическая, дипломатическая, идеологическая.
Военная интервенция в Россию началась в марте 1918 г. и за¬кончилась в октябре 1922 г. Причины военной интервенции: про¬возглашение Советской власти и развал России нанесли сильный Удар по мировому балансу сил. Россия была важным звеном, обес¬печивающим равновесие в Европе и в Азии. Страны Антанты, в составе которой находилась Россия, пытались спасти положение, не допустить укрепления большевиков.
Предполагалось, что Россия распадется на три-четыре слабых г°сударства: Сибирь, Кавказ, Украина, Дальний Восток. Чтобы избежать усиления влияния Германии и Турции и сохранить ба-Данс сил в мире, не допустить усиления разрушительных сил в СтРаках Запада, было решено разделить между странами Антан-TbI сферы влияния и в этих районах оказывать поддержку тем , которые могли бы обеспечить переход к стабильности. США ния должны были оказать поддержку антисоветским силам ири и на Дальнем Востоке; Англия — на Кавказе, Дону, .Средней Азии; Франция — в Крыму, на Украине, в Бессарабии. марте 1918 г. было принято решение о поддержке антисоветс-г.„Х.СИл пУтем прямой военной интервенции. Цель — «уничтоже-ольшевизма и поощрение создания в России режима порядка».
Началом интервенции явилась оккупация России германс ми войсками, которые захватили Украину, Крым и часть Сев ного Кавказа. Румыния стала претендовать на Бессарабию. Стг^ ны Антанты подписали соглашение о непризнании Брестского ми и будущем разделе России на сферы влияния. В марте 1918 г. бп танские, американские, канадские, сербские и итальянские вой ка высадилисьв Мурманске, а затем и в Архангельске. В апрел Владивосток был занят японским десантом. Затем на Дальнем Востоке появились отряды англичан, французов и американцев
В мае 1918 г. восстали солдаты чехословацкого корпуса, отправ ленные Советским правительством по Транссибирской магистра¬ли на Дальний Восток. Предполагалось, что дальше он будет дос¬тавлен во Францию. Восстание привело к свержению советской власти в Поволжье и Сибири.
Интервенционистский корпус был немногочисленным. На 1 мая 1919 г. он составлял примерно 202,5 тысяч человек, из них 80 тысяч ( в конце войны 150 тысяч) — японцы, около 45 тысяч -англичане, 42 тысячи — чехословаки, 13,5 тысяч — французы и т.д. Интервенты были сосредоточены в основном в портах, далеко от центров, где решалась судьба страны, в активных военных действи¬ях на территории России участия не принимали (Красная Армия не вела боевых действий против интервентов). Интервенты оказы-вали поддержку антисоветским силам скорее фактом своего при¬сутствия. Однако в районах дислокации жестко подавляли рево¬люционные выступления, партизанское движение, истребляли большевиков.
Главную помощь антисоветским силам иностранные державы оказывали вооружением, финансами, материальным обеспечени¬ем. Англия, например, полностью обеспечила обмундированием (от обуви до шапок) и вооружила армию Колчака — 200 тысяч че¬ловек. Из США А. Колчак к марту 1919 г. получил 394 тысячи винтовок, 15,6 млн патронов. А. Деникин из Румынии получил 300 тысяч винтовок. Иностранные государства снабжали антисо¬ветские силы аэропланами, броневиками, танками, автомобилями. На пароходах везли рельсы, сталь, инструменты, санитарное обо¬рудование. Таким образом, материальная основа антисоветских сиЛ в значительной мере создавалась с помощью иностранных госу¬дарств. Соответственно, требовалось соблюдение интересов эти государств. Были получены значительные финансовые субсидий’ Только за декабрь 1917 г. — первую половину января 1918 г- s’ Добровольческую армию получено: 305 тыс. рублей — от фраиИУ3 ского военного министерства, 925 тысяч рублей — из особых й точников, 500 тыс. долларов — от США, 60 млн. фунтов ли гов — от Англии.
е
Таким образом, гражданская война в России сопровождалась тиВным вмешательством иностранных государств, как полити-ским, так и военным.
историографии советского периода победы Красной Армии и ,, ветской власти объяснялись мудрой политикой коммунистичес¬кой партии, высоким моральным духом масс, сознанием правоты гвоего дела, революционным энтузиазмом, талантом рабоче-крес-тьянских полководцев. В современной литературе причины побе¬ды «красных» стали зачастую сводиться к красному террору и разрозненности белых сил, не сумевших сплотиться вокруг монар¬хии и ценностей мировой цивилизации. Наряду с этим появилась устойчивая тенденция понимания гражданской войны как народ¬ной трагедии, в которой не было и не могло быть настоящих по¬бедителей.
Большинство историков в ходе гражданской войны выделяют шесть этапов.
Первый — октябрь 1917 — май 1918 г.: борьба пришедших к власти большевиков с силами Керенского, Краснова, Каледина и др., попытка отпора германской интервенции и Брестский мир. Второй — лето — осень 1918 г.: борьба эсеро-меныпевистских сил «демократической контрреволюции», чехословацкий мятеж, разви¬тие интервенции Германии. Третий — конец 1918 — начало 1919 г.: окончание I мировой войны и конец германской интервенции, высадка войск Антанты в портах России, начало политики «воен¬ного коммунизма», установление диктатуры Колчака в Омске. Четвертый — весна 1919 — весна 1920 г.: уход интервентов, по¬беды РККА над армиями Колчака на Востоке, Деникина на Юге, Юденича — на Северо-Западе. Пятый — весна-осень 1920 г.: совет¬ско-польская война, разгром войск Врангеля в Крыму, апогей си¬стемы «военного коммунизма». Шестой — 1921-1922 гг.: ликви¬дация локальных очагов гражданской войны, подавление Кронш-тадского восстания, крестьянского движения на Тамбовщине, от¬рядов Махно, мятежей белоказаков на Кубани, освобождение Даль¬него Востока от японцев, борьба с басмачеством в Средней Азии, Демобилизация РККА и переход к нэпу.
Изучая гражданскую войну, исследователи обращают внимание 1а взаимодействие и борьбу разных политических потоков: «бе-Ль’#», «красных», «зеленых», политическое размежевание которых Роходило не только по социальным признакам.
Во-первых, состав красных и белых армий не так уж отличал-
«я Друг от друга. Костяк командного состава РККА составляло
?е>Кнее офицерство, а подавляющая часть белых армий состояла
крестьян, казаков, рабочих. Именно рабочие, например, состав-Я одну из наиболее боеспособных дивизий Колчака — Ижевс-ко-Воткинскую. Личная позиция далеко не всегда совпадал с социальным происхождением (не случайно члены многих сем?» оказались по разные стороны войны).
Во-вторых, немалую роль играли особенности местности про живания, национальность, религия и многие другие, в том числе случайные, факторы. Очень часто решающее значение имел не свободный личный выбор, а диктат обстоятельств, бросавщи^ людей в один или другой лагерь.
В-третьих, многое зависело от того, под чью мобилизацию че-ловек попал, какие приказы он вынужден был исполнять, какова была позиция властей по отношению к нему, его семье, на чьей стороне воевали или от чьей руки пострадали, погибли его род. ственники, друзья.
Таким образом, для большинства населения гражданская вой¬на являлась кровавой мясорубкой, в которую втягивало людей чаще всего без их желания и даже несмотря на их сопротивление.
«Белое движение». К числу противников большевизма относи¬лись монархические, кадетские, октябристские партии и органи¬зации, руководящие группы меньшевистских и эсеровских партий, военные диктаторские режимы, объединенные неприятием боль¬шевизма. На их стороне были опытный командный состав, про¬шедший горнило мировой войны, великолепная кавалерия, кос¬тяком которой было казачество, временная поддержка сибирско¬го крестьянства и даже части рабочих масс (ижевско-воткинские полки), интервенция и оккупация значительных районов России зарубежными союзниками, материальная помощь интервентов, ус¬тановление международной блокады Советской России.
Белое движение потерпело поражение по следующим причинам:
1. Недостаток политического обеспечения белого движения, которое оставалось разнородным, объединенным, прежде всего, негативной целью — борьбой с большевиками. «Военизированные» белые в отличие от «политизированных» красных не выработали четких и популярных лозунгов, что способствовало определенно¬му моральному перерождению белого движения. Начатое «почти святыми», оно попало в руки «почти бандитов», — с горечью пи¬сал один из его идеологов В.В. Шульгин.
2. Отсутствовал единый военно-стратегический план ведения войны. Хотя белые правительства признали формально верховенст Колчака, между их лидерами сохранялись несогласованность и внут¬ренние антагонизмы (Колчак — Забайкальский атаман Г.М. Сем нов, чехословаки; Деникин — Краснов, Кубанская рада и т.д.)-
3. Не была определена социально-экономическая полити < причиной этому послужила относительная слабость, нединам ность правых и левых либеральных политических сил, не су адаптироваться к резко изменившейся в 1917 г. обстановке стране. 4. На занятых территориях проводились карательная поли-*цка и возвращение старых порядков, которые уже привели f революции. 5. По мере усиления монархических элементов произошел рас¬кол в движении, от него отошли демократические элементы. 6. Курс сохранения «единой и неделимой России» отталкивал orri движения национальные регионы, в том числе Польшу, Фин¬ляндию и др. Т. Действия Антанты были запоздалыми и несогласованными. Таким образом, на первых этапах войны главными противни¬ками большевиков были разрозненные военные соединения. Поз-зсе они объединились во фронты и даже делали попытки создать единый антибольшевистский фронт. Опасение крестьянства по поводу возврата земли помещикам, диктаторские тенденции белых генералов и др. лишали белое движение социальной поддержки. Уход союзников-интервентов ускорил победу красных. Движение «зеленых». Основная борьба в ходе большой граж¬данской войны развернулась между красными и белыми. Но зна¬чительная часть населения выступала против тех и других. Тылы обеих сторон (и красной, и белой) также являлись театрами вой¬ны, где шли боевые действия, и часто в значительных масштабах. Национальное движение в Башкирии {валидовщина) провозгласило автономию, формировало собственное правительство и армию. В условиях усиливающегося противостояния среди русских вали-довцы искали поддержки и признания: сначала у Комуча1, затем У Колчака и, наконец, у Красной России, с которой и подписали соглашения. Однако за защиту национальных интересов они под-верглись разгрому (часть бежала в Туркестан, а затем - за грани-Цу). Басмачество развернулось в Средней Азии после провозгла¬шения Советской власти. Уже в ноябре 1917 г. появились первые вооруженные формирования басмачей. Основные районы действия -вокруг Ферганы, Ташкента, Хивы, Самарканда, а также в труд¬нодоступных пустынных районах. Характерные черты «зеленого» движения: ~ оно возникало стихийно: появлялись самоуправляющиеся и -амообороняющиеся объединения, которые затем распадались или «оли под ударами красных или белых армий; у омуч _ контрреволюционное правительство в Самаре (от Комитета членов Редителъного собрания). - здесь не было регулярных войск; вооружения было в основном то, что отбиралось у белых или красных. Особого воен °' го искусства не наблюдалось. Профессиональные военные составля ° единицы, в основном из младшего офицерского состава и из рядовт. Организация боевых отрядов — партизанская, тактика — тожр- - главные лозунги: «Советы без коммунистов», «советская л' мократия», «социализация земли». Требовали также ликвидации совхозов, передачи земли в распоряжение крестьян, социализации фабрик и заводов, гражданских свобод для всех — свободы слова печати, собраний. Были настроены против диктатуры больщеви' ков, но и против восстановления старых порядков. Зеленые жестоко подавлялись и белыми, и красными. В крас¬ном тылу пик движения зеленых приходился на весну-лето 1919 г Весной 1919 г. восстания охватили Брянскую, Самарскую, Сим¬бирскую, Ярославскую, Псковскую, Смоленскую, Тверскую и дру¬гие губернии. Подавлялись восстания тыловыми частями Красной Армии, войсками ВЧК. Пришлось сделать некоторые политичес¬кие уступки. На VIII съезде РКП(б) были провозглашены послаб¬ления крестьянству. В.И. Ленин произнес знаменитое: «Не сметь командовать середняком!» Крупнейшим было восстание на юге Украины (где преоблада¬ло русскоязычное население), которым руководил бывший штабс-капитан царской армии НЛ. Григорьев. В начале 1919 г. он зая¬вил: «Все 20 моих партизанских отрядов борются с соглашателя¬ми мировой буржуазии, мы идем против Директории, против ка¬детов, против англичан и немцев, и французов, которых на Укра¬ину ведет буржуазия». Для достижения этих целей Григорьев решился на объедине¬ние с красными, вошел в состав Красной Армии. Григорьевские части по тем временам уже тогда были значительными. Они со¬ставляли 6-ю Украинскую советскую дивизию. Однако представ¬ление о той власти, которая должна быть, существенно отличает¬ся от того, что создавали большевики. В одной из телеграмм на имя председателя Украинского СНК и наркома по военным делам Н. Григорьев писал: «Если вслед за мною будет вырастать така паршивая власть, которую я видел до настоящего времени, я, ат ман Григорьев, отказываюсь воевать». Раскол с красными бы неизбежен. Он и произошел в мае 1919 г. Н. Григорьев отказалс выполнять приказы командования Красной Армии-и объявил ев «универсал», в котором призвал украинский народ к восстаня • Главный лозунг «универсала»: «Власть Советам народа Украй без коммунистов». Н. Григорьев выступал против «коммун, м новских комиссаров, продовольственной разверстки, реквизид «чрезвычаек» и обещал установить «подлинно советскую влас пошли массы. За короткое время партизанское движение - руководством Н. Григорьева захватило Елизаветград, Нико-eBt Херсон, Кременчуг, Александрию и ряд других городов. На ' гром повстанческого движения под руководством Н. Григорье-были брошены значительные части Красной Армии во главе Ворошиловым и Пархоменко. Григорьевцы упорно сопротивля¬лись, н0 были разгромлены. Остатки ушли к Махно, который на¬бирал силы также в русскоязычных районах (Н. Григорьев был убИТ)- Основная социальная база махновского движения - тоже рус¬скоязычное население Украины: Харьков, Донбасс, Причерномо¬рье, Северная Таврия. Основной девиз махновцев - «на защиту Украины от Деникина, против белых, против красных, против всех, наседающих на Украину». Н.Махно - это яркий пример того, насколько неприемлема была белая идея для народа. Махновцы внесли колоссальный вклад в разгром деникинцев, предприняли дерзкий рейд по тылам деникинской армии. Большевики-подполь¬щики, имея общую цель — разгром А. Деникина, сотрудничали с армией Махно. Из Красной Армии наблюдались переходы к Мах¬но. Они были не единичны. Из приказа наркомвоенмора РСФСР Л.Д. Троцкого от 6 июля 1919 г.: «...Всем военным частями и заградительным отрядам, высланным по моему распоряжению, я дал приказ ловить всех тех предателей, которые самовольно по¬кидают свои части и перебегают к Махно, и передавать их Ревт¬рибуналу как дезертиров для суда по законам военного времени. Им кара может быть одна — расстрел». Однако к Махно бежали, несмотря на суровые меры. Объединившись с красными для общей борьбы с А. Деникиным, Н.Махно всегда видел различия с ними и постоянно их подчерки¬вал. В телеграмме на имя Чрезвычайного уполномоченного Сове-та Труда и Обороны Л. Каменева в мае 1919 г. Н. Махно писал: *Я и мой фронт остаются неизменно верными рабоче-крестьянс¬ки революции, но не институту насилия в лице ваших комисса¬ров и чрезвычаек, творящих произвол над трудовым населением». °а отказ подчиниться Красная Армия начала боевые действия против повстанческого движения под руководством Н. Махно. Его а°Давление завершилось только летом 1921 г. Хотя движение зеленых было массовым, но победить оно не ? °гло. Серьезно проработанной политической программы не было. ^обладали эсеровско-анархистские взгляды. Представители иенно этих политических направлений оказывались во главе Встанческих движений. В промышленных центрах среди рабо- х такие взгляды были непопулярны. На их поддержку скорее гли рассчитывать меньшевистские идеи (Л.И. Семенникова). Главные причины поражения зеленых: 1. Движение политически было не организовано, отсутств ла единая программа, не было общепризнанных крупных лидеп а~ 2. Слабая военная сила, партизаны не могли долго противоо В ять регулярным армиям. 3. Преобладала раздробленность, мозаичность движения. 4. Цели были нереалистичными. Зеленые отстаивали револш ционный идеал советской демократии, который как политически" система в реальности существовать не может. Таким образом, движение зеленых занимало особое место стю ди «политизированных» красных и «военизированных* белых отражая интересы русскоязычного населения в национальных окраинах, обладая массовостью, отстаивая идеалы советской де¬мократии, тем не менее победить оно не могло. Победа в войне «красных» была обеспечена целым рядом фак¬торов, дававших силу и преимущество новой власти. 1. На защиту советской власти встали миллионы бесправных и угнетенных масс, поверившие в перспективу всеобщего равен¬ства и ощутившие себя подлинными творцами истории. Попытка реставрации помещичьего землевладения оттолкнула крестьян от белого движения. 2. На стороне большевиков было важное преимущество — цен¬тральное положение России. Это позволяло им не только распо¬лагать мощным экономическим потенциалом (основные людские ресурсы и подавляющая часть металлообрабатывающей промыш¬ленности), чего не было у белых, но и быстро маневрировать си¬лами, оперативно перебрасывая их на наиболее опасные участки. 3. Истоки победы красных коренились в их успехах в органи¬зации тыла и государственном строительстве. Благодаря создан¬ному огромному госаппарату да и большевистской партии они го¬раздо эффективнее могли концентрировать ресурсы, подавлять оппозицию, проводить массовые мобилизации в армию. 4. В республике и партии имелись общепризнанные вожди в лице В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого, сплоченная большевистская политическая элита, обеспечившая военно-политическое руковод¬ство регионами и армиями. 5. При широком участии старых военных специалистов быЛ^ создана пятимиллионная регулярная армия (на основе всеобте воинской повинности), обеспечившая военно-политическое рУк водство регионами и армиями. 6. На стороне Советов была солидарная поддержка трудяЩи ся западных стран, действовавших под лозунгом «Руки прочь Советской России!», а в войне приняло участие свыше 370 ннт V национальных подразделений вплоть до дивизий. 7. Население национальных окраин поддержало большевиков, оверив декларации «О праве нации на самоопределение» и дру- JjM обещаниям. 8. Особую роль сыграла система «военного коммунизма», превра-йВщая страну в единый военный лагерь. Была создана система чрез¬вычайных органов снабжения, контроля, борьбы с контрреволюци¬ей я т.д. Взамен рухнувшей товарно-денежной системы развивался йаТуральный продуктообмен. В идеологии была сделана ставка на революционную стойкость, фанатизм, беззаветное мужество, внеэко¬номическое принуждение и террор по отношению к несогласным с действиями властей, подчинение личных интересов государственным. Особое место в истории гражданской войны занимает пробле¬ма «красного» и «белого» террора. Причем проблема «красного» террора долгое время умалчивалась в отечественной литературе. размах террора, как «красного» так и «белого», определялся не¬сколькими причинами: Ш - стремлением обеих сторон к диктатуре как к методу управ¬ления; - отсутствием демократических традиций; Й ~ жестокостью и обесцениванием человеческой жизни в резуль¬тате мировой войны. До лета 1918 г. Советская власть почти не применяла смертную казнь, 1 мая 1918 г. была объявлена амнистия, и в числе освобож¬денных оказался В.М. Пуришкевич. Жесточайшее подавление в мае 1918г. революции в Финляндии, случаи измены, крайнее напряже¬ние борьбы усиливали стремление к массовому террору. Появилась система концлагерей, «заложничества». Сосредоточение в руках ВЧК (создана в декабре 1917 г.) огромных полномочий, соединение вместе следствия, суда и осуществления приговора вело к массовым злоупотреблениям, которые отмечали многие деятели РКП(б). Значение и последствия гражданской войны. Гражданская война явилась страшным бедствием для России. Она привела к Дальнейшему ухудшению экономической ситуации в стране, к полной хозяйственной разрухе. Материальный ущерб составил °°лее 50 млрд. руб. золотом. Произошло сокращение промышлен-Ого производства и остановка транспортной системы. Безвозвратные потери в гражданской войне составили более 5 млн. человек, еще 2 млн. - эмигрировали из России. Среди них Ь1ли многие представители интеллектуальной элиты - гордость „Ции. Невосполнимые морально-этические проблемы имели глу- '°кИе социокультурные последствия, не прошедшие бесследно для Развития страны. ** Политической жизни утвердилась диктатура большевизма, ч&лось становление тоталитарной системы. Выводы 1. Гражданская война в России явилась следствием острейших противоречий между различными социальными силами и нежелания лидеров основных политических партий к мир¬ному разрешению конфликтов. В развязывании гражданской войны виноваты и лидеры белого движения, и большевики, не склонные ни к каким политическим компромиссам. 2. В годы войны большевики настойчиво осуществляли свой план построения социализма, не считаясь ни с какими жертвами. 3. Особенно жесткая политика проводилась в отношении кре¬стьянства, которое вынуждено было под воздействием жес-токих мер сдавать государству хлеб и другие продукты пита¬ния по продразверстке. 4. Политика военного коммунизма в немалой степени обусло¬вила глубокий экономический кризис и вызвала недоволь¬ство основной массы крестьянства и части рабочего класса. 5. В годы войны начала складываться жестко централизо¬ванная административно-командная система, которая со¬ставила одну из краеугольных основ советской модели со¬циализма. 6. Белое движение, несмотря на поддержку значительных со¬циальных слоев в начале гражданской войны, не смогло ре¬ализовать своих целей главным образом из-за попыток вос¬становить свергнутый строй, ненавистный большинству народа. 7. Большевикам удалось одержать победу главным образом потому, что они создали массовую рабоче-крестьянскую ар¬мию, привлекли в нее военных специалистов, создали силь¬ную государственную власть, использовали красный террор для реализации своей политики, развернули мощную идео¬логическую кампанию. Гражданская война в России: причины, сущность, последствия. Советская историография Гражданской войны в России отличалась удиви-тельной особенностью: чем больше на эту тему выходило книг и статей и чем объемистее они становились, тем меньше содержалось в них правды об этой войне. Еще И.А. Бунин в «Окаянных днях» не без сарказма писал, что в освещении русской революции и сопутствующих ей событий, в том числе Гражданской войны, «настоящей беспристрастности все равно никогда не будет» и в то же время выражал надежду, что «пристрастность» тех, кто ока¬зался по другую сторону баррикады, будет «очень и очень дорога для будуще¬го историка» '. Настали ли уже такие времена? Публикации последних лет на эту тему невозможно охватить. Они пред-ставлены научными исследованиями, популярными работами, разнообразной и весьма многоликой мемуаристикой, а также многочисленными изданиями архивных документов и материалов, что, казалось бы, позволяет утвердитель¬но ответить на этот вопрос. Однако подобное заключение было бы, пожалуй, весьма поспешным. Главным недостатком советской историографии было не отсутствие ра¬бот по данной тематике и даже не слабая их источниковая база, а то, что это была литература, освещавшая события Гражданской войны крайне односто¬ронне, исключительно с позиции победителей. Реальные факты, которые характеризовали тех или иных военачальников и тем более оценки конкрет¬ных военных операций в расчет не принимались, если не подтверждали пра¬вильность той концепции Гражданской войны, которая была одобрена и сан¬кционирована на высшем партийно-государственном уровне. Естественно, что при таком подходе Белое движение и его лидеры из числа царских гене¬ралов и адмиралов, квалифицировались как сила антинародная, антипатрио¬тическая, как прислужники международного империализма. Именно такие характеристики преобладали в многотомной «Истории Гражданской войны в СССР». Это претенциозное издание должно было по¬кончить со всеми «фривольностями» в оценках этого важного и во многом уникального события XX столетия, прекратить споры о Гражданской войне, особенно о ее негативных и тяжелых последствиях, остро и долго проявляв¬шихся в различных сферах жизни советского общества. Подключение к ра¬боте над многотомником, наряду со И.В. Сталиным, В.М. Молотовым и дру¬гими членами политического руководства страны, М. Горького должно было, очевидно, не только поднять авторитет и влияние этого издания, но и актив¬но противодействовать русскому зарубежью, ло-бунински гневно и яростно критиковавшему односторонность в освещении событий Гражданской вой-ны, препятствующую воспроизведению полной и объективной ее истории. Нельзя не отметить и того, что естественное стремление ряда совре¬менных авторов уйти от этой односторонности и предвзятости нередко со-провождается непомерным восхвалением Белого движения и чрезмерной героизацией отдельных его лидеров. Но это так же далеко от правдивого изображения истории Гражданской войны, как и сведение ее к цепи непре-рывных побед красных полководцев. К сожалению, ключ к непредвзятому анализу политики и практических действий красных и белых, победителей и побежденных все еще не найден. Видимо, поэтому некоторые исследователи даже утверждают, что объективное изучение истории Гражданской войны требует качественно иной, новой методологии, позволяющей преодолеть инерцию бесплодных споров — «за» или «против» белых или красных 2. Но пока «новая методология» будет разрабатываться, исследователям следовало бы прежде всего освободиться от политической и идеологической ангажированности, попытаться рассматривать события Гражданской войны без «классовой», политической предвзятости, без подмены одних явлений другими и, уж во всяком случае, точно соблюдая историческую последова¬тельность событий и их причинно-следственные связи. А довольно частые подмены фактов и понятий при освещении событий этой войны не были случайными. Подобная практика входила непременной составной частью в официальную концепцию. Последняя же практически не допускала какой-либо иной трактовки, даже вопреки явным противоречиям и абсурду в своих подходах и выводах. По причине политической тенденциозности от историков Гражданской войны требовали, чтобы они исходили не из раскола и противостояния в самом российском обществе, что требовало, разумеется, серьезного анализа истинных причин этого раскола, а именно из того, что это было вооружен¬ное столкновение опиравшегося на внутренние контрреволюционные силы международного империализма с революционной Россией. Гражданская война в России — событие во многих отношениях уникаль-ное: и по количеству вовлеченных в нее людей, и по огромности территории, на которой развернулись жесточайшие военные действия, и по различию тре¬бований, выдвигаемых классами, социальными слоями, политическими парти¬ями и т. д. Для отображения всего этого многообразия, многоцветия и много-ликости необходима была очень широкая палитра красок, способная передать сложнейшие жизненные и социальные перипетии тех лет, тяжелым грузом отразившиеся на всем развитии страны, самочувствии всех ее народов. Одна¬ко на вооружение была взята простая и в общем-то достаточно примитивная схема, которая должна была сгладить остроту противоречий и конфликтов, реально существовавших в российском обществе как до, так и после Ок¬тябрьской революции, оправдать жестокости и насилия Советской власти, переложить ответственность за грубейшие ошибки и неудачи на внутренних и внешних врагов. Именно такой подход и преобладал в многотомной «Истории Граж-данской войны в СССР», задуманной, не в последнюю очередь, как ответ многочисленным зарубежным критикам большевизма. Кроме русских пи-сателей, эмигрировавших после Октябрьской революции на Запад и опуб-ликовавших там немало произведений, вроде бунинских «Окаянных дней», содержавших острую, а порой и весьма злобную критику того, что происхо¬дило в тогдашней России, в роли непримиримых критиков политики и дей¬ствий новых хозяев России выступили свидетели событий и среди них мно¬гие непосредственные участники Гражданской войны. Среди подобных публикаций особое внимание обратили на себя книги генерала А.И. Деникина, объединенные единым названием «Очерки русской смуты», которые в начале 1920-х годов стали появляться в Брюсселе и Берли- не; в конце 1920-х годов в России вышли отдельными выпусками некоторые главы из четвертого и пятого томов воспоминаний Деникина («Поход на Москву» и «Поход и смерть генерала Корнилова»}. «Очерки русской смуты», которые иногда называли чуть ли не энцикло-педией Гражданской войны в России, были и, пожалуй, остаются наиболее полными. Они содержат огромный, в основе своей достоверный, фактичес-кий материал о главных событиях Гражданской войны, настроениях, ца-ривших в Белой армии, проникнуты стремлением осмыслить причины по-ражения Белого движения, судьбу России и свою собственную — русского офицера. Воспоминания Деникина сразу же после их выхода стали предме-том весьма острой полемики и дискуссий о сущности Гражданской войны в России, ее причинах и последствиях. Авторы и редакторы советского пятитомного труда, посвященного исто-рии Гражданской войны, имели перед собой в качестве основного антипода именно деникинский пятитомник. Первый том «Истории Гражданской вой¬ны в СССР» увидел свет в 1935 г., то есть через 7 лет после того, как заверши¬лась публикация «Очерков русской смуты». И несмотря на то, что разработка советской концепции истории Гражданской войны осуществлялась при не¬посредственном участии партийных и государственных лидеров и деятелей науки и литературы 3, превзойти своего главного оппонента этому изданию так и не удалось. Основной недостаток советского труда состоял в его односто¬ронности, события Февральской, Октябрьской революций и Гражданской войны рассматривались лишь с позиции сил, находившихся в революционном лагере и полностью разделявших большевистские взгляды на происходившие собы¬тия, их причины и оценку. Семь лет, отделявшие выход второго тома истории Гражданской войны, опубликованного в 1942 г., от первого, прошли сначала в ожидании появле¬ния на свет «Краткого курса истории ВКП(б)», книги, которую очень скоро окрестили «Библией социализма», а затем в тщательном его усвоении. Исто¬рики должны были неукоснительно следовать «Краткому курсу», одобренно¬му ЦК ВКП(б) в 1938 г., по которому сверялись все основные положения, оценки и выводы, касавшиеся главных событий развития советской страны. Это в полной мере проявилось и в ходе работы над вторым и всеми последу¬ющими томами «Истории Гражданской войны в СССР». Многочисленными цитатами из произведений Ленина и Сталина авторы пытались восполнить скудость мыслей, отсутствие убедительной научной аргументации. Центральным и в то же время наиболее уязвимым местом в марксистс¬ко-ленинской концепции истории Гражданской войны в России являлось настойчивое стремление доказать, что между этой войной и Октябрьской революцией не было никакой причинно-следственной связи. Главный вывод, который проходил красной нитью через все издание, сводился к утверждению, будто Гражданская война, «столь длительная, ожесточенная и опустошитель¬ная, какой она была в Советской России, не являлась необходимым и неиз¬бежным следствием социалистической революции» 4. Для того, чтобы этот вывод выглядел убедительно, во-первых, запуты-вался вопрос о начале Гражданской войны, да и толковался он весьма сбив¬чиво и непоследовательно, а во-вторых, историческая ответственность за нее перекладывалась то на международный империализм, то на внутреннюю кон¬трреволюцию. В первом томе «Истории Гражданской войны в СССР», озаг¬лавленном «Подготовка Великой пролетарской революции (от начала войны до начала Октября 1917 г.)», один из параграфов назывался «Буржуазия на¬чинает Гражданскую войну». Из этого должно было следовать, что Граждан¬ская война готовилась чуть ли не в самом Временном правительстве, будучи развязанной видными генералами царской армии, в первую очередь генера¬лом Л.Г. Корниловым. По мере раскрытия этой проблемы менялись оценки и формулировки, рождавшиеся под прямым воздействием «Краткого курса истории ВКП(б)». Акценты стали смещаться в сторону внешнего фактора; иностранная воен- ная интервенция изображалась как начало и первый период Гражданской войны. Это положение из «Краткого курса» основывалось на заявлении В.И. Ленина на VIII Всероссийской конференции РКП(б) в 1919 г., что именно всемирный империализм «вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну и виновен в ее затягивании» 5. При таком подходе внутренняя контр¬революция выступала как пособница международного империализма и ей отводилась уже не главная, а второстепенная роль в развязывании Граждан¬ской войны. Разные оценки причин возникновения Гражданской войны в России невольно порождали разноголосицу и по многим другим вопросам, в том числе о начале Гражданской войны, ее продолжительности, ее ходе и резуль¬татах, а также об отношении к Белому делу в целом. К примеру, авторы и составители пятитомного издания по истории Гражданской войны в России определяли ее продолжительность в три года, хотя в самом названии труда указывались 1917—1922 годы. Заключение ко всему изданию начиналось фразой «Три года Советская страна была охвачена пламенем Гражданской войны», а несколькими страницами ниже, предлагая свою периодизацию истории Гражданской войны и выделяя четыре периода ее развития, авторы говорили уже лишь о двухлетнем сроке: с весны 1918 г. по апрель 1920 года6. Что же касается событий, которые происходили после апреля 1920 г., напри¬мер, в Средней Азии, Закавказье или на Дальнем Востоке, то их, в понима¬нии авторов указанного труда, вообще не следовало относить к Гражданской войне. Но как же при такой трактовке Гражданской войны можно было во¬обще говорить, что она была «столь длительной, ожесточенной и опустоши-тельной»? Кстати, Л.Д. Троцкий также считал 1920 год последним годом Гражданской войны 7. Вся эта «путаница» преследовала совершенно определенную цель: как можно дальше по времени развести два события — Октябрьскую революцию и Гражданскую войну и тем самым затушевать, а то и полностью скрыть их связь и взаимообусловленность, а истоки Гражданской войны искать не во внутренних, а во внешних факторах. Не случайно поэтому начало Граждан¬ской войны в России нередко связывают с началом военной интервенции капиталистических стран, пытавшихся таким образом наказать Россию за выход из мировой бойни, заметно ослабивший военную мощь Антанты. В случае же удачного развития вооруженной интервенции предполагалось за¬кабалить Россию. По существу, такой же оценки придерживался и Ленин, не раз заявляв¬ший, что после заключения Брестского мира, то есть с начала марта 1918 г, период мирного строительства мог быть весьма длительным: «Гражданская война еще не начиналась... В руках Советской республики была громадная территория, за исключением того, что от нее отнял Брестский мир. Обста¬новка была такова, что можно было рассчитывать на продолжительный пе¬риод мирной работы» R. Что же помешало этому? По мнению авторов «Истории Гражданской войны в СССР», мирное развитие страны было сорвано военной интервен-цией международного империализма, оказавшего полную и решительную поддержку внутренней контрреволюции, в результате чего и была развязана Гражданская война в России. Но из этого следуют по крайней мере два тесно связанных между собой вывода: выходит, во-первых, что до прямого воору¬женного вмешательства иностранных держав Гражданская война на террито¬рии России еще не велась, а во-вторых, что без такого вторжения внутренняя контрреволюция не решилась бы самостоятельно развязать ее. Впрочем, у Ленина эта мысль была выражена не столь прямолинейно: «Только тогда в России развернулась гражданская война», когда капиталистические державы «целиком пошли на то, чтобы помочь в этой гражданской войне русским капиталистам и помещикам» 9. В этих ленинских словах шла речь о внешней помощи силам внутренней контрреволюции, а не только об открытой воору¬женной интервенции, иначе бы пришлось утверждать, что если бы не было иностранного военного вторжения на территорию России, то не было бы и Гражданской войны в России, поскольку внутренняя контрреволюция не рас¬полагала достаточными силами и средствами для ее ведения. Но так ли это? В «Истории Гражданской войны в СССР» признается, что с первых же дней пролетарской революции против нее выступили свергнутые классы — помещики и капиталисты, которых активно поддерживали так называемые демократические партии эсеров, меньшевиков, анархистов, а также буржуаз¬ные националисты всех мастей. Конечно, это еще не означало, что с первых же дней Октябрьской революции пламя Гражданской войны неминуемо дол¬жно было разгореться и разнестись по всей необъятной территории России. Однако все дело в том и состояло, что расстановка политических сил в рос¬сийском обществе после Октября 1917 года приняла настолько четкие очер¬тания и такой обостренный характер, что избежать Гражданской войны уже вряд ли было возможно. В результате Февральской, и особенно Октябрьс¬кой, революций расстановка сил существенно изменилась. Появились новые политические союзы и блоки, объединявшиеся на антибольшевистской ос¬нове. Позиция каждой из социально-политических сил, готовых вступить на тропу Гражданской войны, не всегда была достаточно четкой и ясной. Новая расстановка сил включала в себя, часто весьма противоречивые по составу, целям и взглядам партии, движения и организации. Можно выделить четыре лагеря. В первый лагерь входили те, кто продол-жал мечтать о восстановлении старых порядков, лишь несколько видоизменив их, в частности, путем установления режима парламентарной или ограничен¬ной монархии. Наряду с откровенными монархистами, так и не простившими Николаю II его отречение от престола, в этом лагере была представлена нема¬лая часть армии (включая ее высший командный состав), не желавшая под¬держивать ни Временное правительство, ни тем более большевиков. Второй лагерь — сторонники буржуазных преобразований, стоявшие на платформе Февральской революции. К ним следует отнести прежде всего представителей крупной российской буржуазии, а также и тех, кто хотя и поддерживал режим Временного правительства, но и резко критиковал его за непоследовательность и отсутствие твердости в осуществлении политичес¬ких и социально-экономических преобразований, а главное за нерешитель¬ность действий по недопущению к власти большевиков. Основную полити¬ческую силу этого лагеря составляла партия кадетов, а массовую его базу — часть царской армии, чудом уцелевшей после охвативших ее процессов раз¬ложения и распада. Это — генералы, офицеры и солдатская масса, относив¬шие себя к подлинным патриотам и обвинявшие левые силы и движения в антипатриотизме и предательстве национальных интересов страны. К третьему лагерю относились в основном социалистические движения, партии и организации, которые отказывались сотрудничать как с режимом А.Ф. Керенского, так и с властью большевиков. Это — меньшевики, эсеры, «народные социалисты», немалая часть среднего и младшего армейского офицерства, а также определенные слои крестьянства и представители раз-личных мелкобуржуазных групп населения. Наконец, четвертый лагерь представлял собой широкие народные мас¬сы, включая рабочих и крестьян, военнослужащих, в том числе немалое чис¬ло генералов и офицеров, уставших от войны и переходивших на сторону большевиков. Над вопросом о расстановке и соотношении социальных и политичес¬ких сил в послереволюционной России ломали голову, строили свои догадки и высшие чины старой армии, пытаясь угадать, что станет с Россией, в каком направлении будут развиваться события. Излишне говорить, что большин-ство генералов, сохранивших верность своему долгу, не могло смириться с происходившей на их глазах гибелью царской армии и разрушением всей государственной жизни. Пожалуй, лучше и откровеннее других эти мысли и настроения выразил генерал А.И. Деникин, видевший главную опасность для русской армии и для России в том, что распад центральной власти неиз- бежно приведет к утрате российской государственности и вызовет «балкани-зацию русского государства по признакам национальным, территориальным, историческим, псевдо-историческим, подчас совершенно случайным, обус¬ловленным местным соотношением сил» '". Столь неутешительный вывод генерал делал, исходя из того, что новая, большевистская власть, во-первых, уступила по Брестскому миру Германии значительную часть российской тер¬ритории, а во-вторых, стала формировать свою рабоче-крестьянскую армию параллельно с расформированием старой армии. Формирование же новой, классовой армии, по мнению Деникина, преследовало цель не вести войну на внешнем фронте, отстаивая территориальную целостность России, а за-щищать Советскую власть. Идея неизбежности гражданской войны в оказавшемся вконец расколо¬том и разобщенном обществе получила распространение в массах и уже мало кем отвергалась. Более того, противостоящие друг другу лагеря видели в ней едва ли не главное средство решения сложнейшей задачи: для одних — со¬хранения старой, пусть и несколько подновленной России, для других — разрушения «до основания» старого и построение нового мира. Как извест¬но, те, кто отождествлял себя с Россией будущего, еще в годы мировой вой¬ны выступал за поражение российского правительства в той войне и превра¬щение последней в войну гражданскую. Однако какими бы глубокими и серьезными ни были причины возник-новения Гражданской войны в России и как бы широко ни охватила массо-вое сознание идея такой войны, последняя не стала бы реальностью, если бы не проявились определенные побудительные мотивы, та последняя черта, за которой окончательно разделились и разошлись политические и социальные силы, а соглашения и компромиссы заменила вооруженная борьба, в кото¬рой главными аргументами служат не доводы, а орудийные залпы. Можно выделить по крайней мере три мотива, которые в своей взаимо-связи и взаимообусловленности извлекли на поверхность скрытые до поры до времени причины, ввергшие российское общество и его граждан в брато¬убийственную войну. Кабальный для России Брестский мир для одних был возможностью отстоять революционные завоевания, а для других, особенно военных людей, был позором России, отказом силой русского оружия защи¬щать честь и достоинство родины. С этим мотивом был связан и второй: крайне жесткие методы новой власти, проводившей политику национали¬зации, вылившуюся в конечном счете в сплошную «экспроприацию эксп¬роприаторов», в принудительное изъятие всех средств производства и всего имущества не только у крупной буржуазии, но и у средних и даже мелких частновладельцев, при чем большинство из них были объявлены врагами народа и оказались изгоями в собственной стране. Наконец, третий мотив -красный террор, крайне жесткие, часто ничем не оправданные действия революционной власти. И хотя красный террор был в немалой степени порожден террором белым, направленным на физическое устранение вид¬ных представителей Советской власти (убийство председателя Петроградс¬кого отделения ВЧК М.С. Урицкого и покушение на В.И. Ленина), массо¬вый характер террора красного не мог не привести к всплеску насилия в стране, вылившегося в вооруженное противостояние армий, политических партий, классов, сословий и социальных групп. Начало массовому красному террору и возведению жесточайшего наси¬лия в ранг государственной политики положило постановление Совета На-родных Комиссаров, принятое 5 сентября 1918 г. по докладу Ф.Э. Дзержин¬ского. Вот его полный текст: «Совет Народных Комиссаров, заслушав ДОКЛЕ председателя Всероссийской Чрезвычайной] Комиссии по борьбе с контр¬революцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуа¬ции обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усилия деятельности Всероссийской] Чрезв[ычайной] Комис¬сии и внесения в нее большой планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях. Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским орга-низациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также осно-вания применения к ним этой меры» п. Это постановление было воспринято ВЧК и местными чрезвычайными комиссиями как сигнал к началу массового красного террора, который на «законном основании» позволял чекистам действовать с позиции полного правового нигилизма. ВЧК и до этого не очень-то церемонилась при прове¬дении необоснованных арестов, обысков, конфискаций, бессудных расстре¬лов граждан, но теперь она получила еще большую, по существу, ничем и никем не ограниченную свободу в своем, воистину массовом беззаконии и произволе. И хотя Ленин, по-видимому, больше для острастки, чем по при¬чине действительной заинтересованности в недопущении грубейших нару¬шений «революционной законности» время от времени публично отмеже¬вывался от крайностей, применяемых рядом местных чрезвычайных комиссий, например, украинской, и даже заявлял, что последние «принес¬ли тьму зла» |2, тем не менее вряд ли хотел что-либо изменять в практике ВЧК, во всяком случае, пока шла война (не случайно же он наряду с Нар¬коматом по военным делам относил ВЧК к важнейшим боевым органам Советской власти) 13. «Боевые органы» Советской власти менялись местами, однако репрес¬сии продолжались, набирая все новые обороты. Характерно в этом отноше¬нии письмо Ленина к наркому юстиции Д,И. Курскому от 20 февраля 1922 г., в котором на Наркомюст возлагалась особенно боевая роль, включавшая в себя «усиление репрессии против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведение этой репрес¬сии ревтрибуналами и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целе¬сообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд и через пе¬чать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких других важнейших центрах; воздействие на нарсудей и членов ревтрибуна¬лов через партию в смысле улучшения деятельности судов и усиления реп¬рессии». При этом подчеркивалась необходимость воздействия партии на народные суды и членов ревтрибуналов с целью усиления репрессий. «Все это, — говорилось в письме, — должно вестись систематично, упорно, на¬стойчиво» |4. Чрезмерная жестокость, которая в массовом порядке проявлялась в ходе Гражданской войны и с той, и с другой стороны вызывает разные, порой полярные суждения и оценки. Одни осуждают действия ВЧК и ее органов, захват заложников, сосредоточение в руках чекистов огромной и часто не-контролируемой власти, позволявшей им вести как розыскные, так и след-ственные действия, без суда выносить приговоры и самим приводить их — в основном расстрелы — в исполнение. Наделение ВЧК такими исключитель¬ными полномочиями и правами, утверждают эти авторы, явно противоречи¬ло не только правовым принципам, но и элементарным морально-нравствен¬ным нормам. Критики же такой постановки вопроса, как правило, упрекают своих оппонентов в «неисторическом» подходе при оценке событий и явле¬ний Гражданской войны и в попытке механически переносить нравственные и правовые ценности современности на то, что происходило в специфичес¬ких условиях Гражданской войны '\ В ходе дискуссии по этой весьма непростой, да к тому же крайне поли-тизированной участниками полемики проблеме обычно выдвигаются три глав¬ных аргумента. Во-первых, предпринимаются попытки представить дело так, будто красный террор, хотя и имел место, но не носил массового характера. Bo-BTopbiXj красный террор рассматривается как вынужденный, а потому и «закономерный» ответ на белый террор, развязанный врагами революции и Советской власти. В-третьих, утверждается, что все жестокости были не только вынужденными, продиктованными особыми, чрезвычайными ситуациями. Жестокости и репрессии против собственного народа, даже если они и воспринимаются как продиктованные революционной или иной целесооб-разностью, рано или поздно, но обязательно проявят свои негативные по-следствия. Не всегда можно предсказать, где и когда обнаружит себя это зло, но то, что это непременно произойдет, сомнений быть не должно. И россий¬ская история богата такими примерами. Гражданская война в России как раз и показала убедительно, что и со стороны победителей, и со стороны побеж¬денных историческая ответственность политиков игнорировалась, отодвига¬лась на задний план. Не так уж много в мире стран, где бы происходившие в них революции не сопровождались гражданскими войнами, которые становились, по суще-ству, последним средством для преодоления острейших социальных проти¬воречий, удовлетворения непомерных притязаний политических деятелей на власть. Как правило, гражданские войны ведут к братоубийству и проявле¬ниям крайней жестокости. Не явилась в этом отношении исключением и Гражданская война в России, хотя и имела ряд существенных отличий. Назовем некоторые из них. Во-первых, в условиях, когда она захватила огромную территорию и в нее было втянуто практически все население, все социальные слои и политические силы, люди — и очень часто — оказыва¬лись не по своей воле по разные стороны баррикады. Такой участи не мино¬вали даже связанные кровными узами. Брат шел против брата, дети убивали родителей, а родители проклинали своих детей. Во-вторых, по размаху и жестокости, нередко бессмысленной, Гражданская война превзошла, пожа¬луй, все, что когда-либо переживала Россия. Противоборствовавшие силы словно соперничали, чьи методы и средства борьбы окажутся более свирепы¬ми и изощренными, уничтожающими как можно большее число своих же соотечественников, на время превращенных в ненавистных врагов. Но глав¬ной жертвой Гражданской войны был. конечно, народ, как целостность. В-третьих, существенная особенность Гражданской войны в России и одна из причин ее возникновения — это иностранная военная интервенция, в первую очередь стран Антанты, недовольных выходом России из войны с Германией и Австро-Венгрией и стремившихся вернуть ее в систему пре¬жних союзнических отношений. Из этого, разумеется, отнюдь не вытекает вывод официальной советской историографии, утверждавшей, что без внеш¬него вмешательства и поддержки иностранных государств Гражданская вой¬на в России «никогда не приняла бы тех масштабов и форм, в которых она происходила» 16. Эти и другие характерные черты ставят Гражданскую войну в России в один ряд с самыми значительными и судьбоносными событиями XX столе-тия, последствия которых не ограничивались национальными рамками и повлияли на ход мирового развития. Сколько бы современные историки ни спорили, откуда берет начало Гражданская война — от падения ли царизма или от победившей пролетарс¬кой революции, суть дела не меняется, негативные последствия войны, и не только в сфере политики и социальных отношений, не выглядят менее тяже¬лыми и всеохватывающими. Эхо кровавых событий, унесших миллионы че¬ловеческих жизней, доходит и до нас -— современников. После того, как Россия вышла из мировой войны и русский фронт, сдерживавший германские войска на весьма протяженной линии — от севера до юга, фактически полностью распался, уцелевшие остатки старой русской армии, в одночасье лишившейся управления и командования и превратив¬шейся в стихийную массу сбитых с толку и едва оправившихся от кошмаров . войны людей, разбрелись кто куда. Солдаты, главным образом, отправились в свои деревни в надежде успеть к дележу земли. Кто-то пополнил массу безработных, осев в больших и малых городах. Немалая часть военнослужа¬щих, в том числе офицеры и генералы, а также многочисленный обездолен- ный люд устремились на Юг страны, где складывалась особенно сложная обстановка, а политическая и военная ситуация выходила из-под контроля. Это стихийное движение из центра страны на Юг, крайне разношерст¬ное по своему составу и целям участвовавших в нем людей, очень красочно описал генерал А.И. Деникин. Силы эти, писал он, «стекались — офицеры, юнкера, кадеты и очень немного старых солдат — сначала одиночно, потом целыми группами. Уходили из советских тюрем, из развалившихся войско¬вых частей, от большевистской «свободы» и самостийной нетерпимости. Одним удавалось прорываться легко и благополучно через большевистские загради¬тельные кордоны, другие попадали в тюрьмы, заложниками в красноармей¬ские части, иногда... в могилу. Шли все они просто на Дон, не имея никако¬го представления о том, что их ожидает, — ощупью, во тьме через сплошное большевистское море — туда, где ярким маяком служили вековые традиции казачьей вольницы и имена вождей, которых народная молва упорно связы¬вала с Доном. Приходили измученные, оборванные, голодные, но не павшие духом» |?. Сюда же, на Юг, на Дон подались, спасаясь от преследований больше-виков, и некоторые известные и весьма авторитетные военные деятели, та-кие, как генералы от инфантерии М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов, генерал-лейтенанты А.И. Деникин и А.С. Лукомский и другие. Здесь они стали спешно сколачивать из пришлых людей и местного населения Добровольческую ар¬мию, которой отводилась роль ударной боевой силы Белого движения. Они преследовали две главные цели: военную — любой ценой остановить про¬движение вооруженных сил молодой Советской республики на юг России, а затем, собрав в кулак все имеющиеся в этом обширном регионе антибольше¬вистские силы, самим перейти в наступление и захватить жизненно важные центры страны, включая Москву, и политическую, которую кратко можно определить, как восстановление старых порядков. Главной фигурой, с кем связывало свои надежды на успех Белое движе¬ние на Юге России, по праву считался генерал Алексеев, обладавший боль¬шим опытом разработки и управления крупными военными операциями. Во время мировой войны он был начальником штаба Юго-Западного фронта, командовал Северо-Западным фронтом, был начальником штаба Ставки, имел широкие контакты с политическими деятелями старой России, в том числе и с теми, кто находился в оппозиции к режиму, короткое время при Времен¬ном правительстве пребывал в должности верховного главнокомандующего. Это имя было достаточно хорошо известно и в армии, и в стране. Именно поэтому с самого начала Алексееву отводилась роль не только идейного вдох¬новителя Белого движения на Юге страны и его вождя, но и руководителя Добровольческой армии. Нельзя сказать, чтобы сам Алексеев испытывал от этого назначения осо-бую радость и был слишком усерден в достижении новых и непривычных ему целей и задач. К тому же резко ухудшавшееся состояние здоровья 61-летнего генерала не позволяло ему действовать достаточно смело и решительно, как того требовала крайне сложная и тревожная обстановка, складывавшаяся на Юге России, включая и Украину, и Северный Кавказ, и Закавказье. Положение в Белом движении и в Добровольческой армии усугублялось еще двумя неожиданно возникшими обстоятельствами. Первое было связано с определением роли, отводимой генералу Алексееву, с чем не был согласен генерал Корнилов, полагавший, что она должна быть строго ограничена рам¬ками политики и направлена прежде всего на выработку стратегической ли¬нии, связанной с укреплением Белого движения и привлечением на сторону Добровольческой армии все новых политических и идеологических союзни¬ков, как среди местного населения, так и по всей России. Что же касается самой Добровольческой армии, ее боевой подготовки и проведения военных операций, то в роли ее командующего генерал Корнилов видел только себя. И для этого у него были свои причины: он мог тесно общаться с офицерами и солдатами, знал и учитывал их настроения, мысли и чувства, был на 13 лет моложе Алексеева, имел за плечами не меньший боевой опыт, командуя в мировую войну дивизией, корпусом, а при Временном правительстве неко¬торое время, как и генерал Алексеев, занимал пост верховного главнокоман-дующего. Но гораздо большим поводом для того, чтобы занять подобную позицию было стремление Корнилова реабилитироваться и прежде всего перед теми, кто после его неудавшегося антиправительственного мятежа и скан¬дального провала его попыток вооруженным путем задушить пролетарскую революцию в Петрограде, потеряли к нему всякий интерес. Генерал Алексе¬ев явно уступал Корнилову и по части бонапартистских замашек и амбиций, которые у последнего проявлялись куда сильнее и острее, чем у Алексеева. К этому следует добавить, что и личные отношения между двумя генералами не складывались из-за взаимной подозрительности и недоверия. Второе обстоятельство могло обернуться для всего Белого движения Юга особенно тяжелыми последствиями. Речь шла о максимально широком при¬влечении на сторону Белого движения донского казачества, компактно про¬живавшего в этих краях и дорожившего своей вольницей. Свергнутые, но до конца не сломленные монархистские силы, активно поддержавшие рожде¬ние Белого движения и Добровольческой армии, как и те, кто непосред¬ственно занимался ее формированием, рассчитывали на полную и безуслов¬ную поддержку казачества. В этом состоял, пожалуй, самый главный мотив превращения Юга России в плацдарм, на котором собирались антибольше¬вистские силы, формировались боевые подразделения, готовившиеся к на¬ступлению на территории, находившиеся под властью Советов, в том числе для похода на Москву и ее захвата. Как явствует из письма одного из самых ярых монархистов — В.М. Пу-ришкевича атаману донского казачества генералу A.M. Каледину, правые силы, утратившие веру даже в лучших солдат, которые, как он писал, «разрознены и терроризованы сволочью», главную ставку в борьбе с большевиками делали на казачество, в частности, донское, и их лидера. Эти силы как манны небес¬ной выжидали начала похода Каледина и его войска на Петроград, выясня¬ли, когда это произойдет, «дабы сообразовать свои действия» 1Я. Расчеты на то, что казачье войско заменит потерпевшую крушение рус-скую армию и сможет справиться с большевиками оказались тщетными. Фактически лишь часть донского казачества, причем далеко не преобладаю¬щая, готова была примкнуть к Добровольческой армии и в ее рядах сражать¬ся против Советской власти. Большинство же казаков, обремененное соб¬ственными трудностями и заботами, не торопилось вовлекаться в события, которые непосредственно не затрагивали их интересы, тем более, что и ис¬ход их был им далеко не ясен. Атаман Донского казачьего войска генерал Каледин, прекрасно осведомленный о настроениях, царивших среди подав¬ляющего большинства казаков, вначале занимал выжидательную позицию, уходил от прямого разговора с прибывавшими на Дон бывшими высокопос¬тавленными царскими генералами. Он прекрасно понимал, что торопливость в этом вопросе может стоить ему не только занимаемого поста, но и самой жизни, что, собственно, и произошло. Та часть казачества, которая примкнула к Белому движению, могла бы не расти и даже сокращаться, если бы не жестокая политика большевиков в отношении этих казаков, не переносилась на все казачество и не приняла бы форму политики «расказачивания», направленной фактически против всего казачьего сословия. Мнение о казачестве как о контрреволюционной силе, против которой следовало применить те же методы и средства борьбы, что и в отношении «врагов народа», как-то удивительно легко и быстро овладело высшим боль¬шевистским руководством. Такая позиция советских лидеров лишь ослож¬няла и без того до крайности напряженную обстановку на бурлящем Юге, толкало казачество в сторону белогвардейских сил. Кого-то это, вероятно, вполне устраивало, поскольку свои военные неудачи и просчеты, а их было немало, можно было свалить на контрреволюционные действия казаков и их атаманов. Весьма характерно в этом отношении письмо Сталина Ленину от 4 августа 1918 г. из Царицына, в котором едва ли не главной причиной неблагоприятной обстановки, сложившейся наряде участков Царицынского фронта, называлась позиция казачьих частей, не желавших «вести решитель¬ную борьбу с казачьей контрреволюцией»; переходят же казаки на сторону Красной армии, писал Сталин, лишь «для того, чтобы, получив оружие, на месте познакомиться с расположением наших частей и потом увести за со¬бой в сторону Краснова целые полки» |9. К началу 1919 г. политическое недоверие к казакам, охватившее партий-ные органы как в центре, так и на местах, вылилось в массовые репрессии против них. 24 января 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) приняло секретное цир¬кулярное письмо об отношении к казакам, в котором четко отразилась под¬линная позиция большевиков по этому вопросу, которую долгие годы наме¬ренно скрывали от партии и общества. Этот документ, позволяющий судить о сущности большевистской политики по отношению к казачеству в целом, заслуживает того, чтобы его воспроизвести полностью: «Циркулярно, секретно. Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши продвижения в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск — заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их рабо¬ты при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, при¬знать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верха¬ми казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо: 1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их пого-ловно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем во-обще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти. 2. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйствен¬ным продуктам. 3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно. 4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях. 5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи. 6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних. 7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до уста-новления полного порядка. 8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить на¬стоящие указания. ЦК постановляет провести через соответствующие советские учрежде¬ния обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли. Центральный Комитет РКП» 2и. Не требуется больших усилий, чтобы понять, какими тяжелейшими последствиями не только для казачества, но и для всей России обернулось выполнение требований, содержавшихся в этом циркулярном письме, носившем прямо директивный характер. Не удивительно и то, что сам этот документ, как и имена тех, кто его готовил и утверждал, держались в строжайшем секрете (не случайно, наверное, и то, что в протоколе данного заседания Оргбюро ЦК РКП(б) не были указаны фамилии присут-ствующих). В ходе изучения материалов и документов, показывающих, как в боль-шевистском руководстве накапливалась подозрительность в отношении ка-зачества, которое перешло в массовые репрессии и террор, все чаще высту¬пает на первый план фигура председателя ВЦИК и секретаря ЦК партии ЯМ. Свердлова, занимавшего по данному вопросу особенно жесткую и не¬примиримую позицию, которую, возможно, разделяли не все советские ли¬деры. Вряд ли следует относить к малозначащему эпизоду слова Ленина, сказанные им на VIII съезде РКП (б), открывшемся 18 марта 1919 г., в день похорон Свердлова. Отдавая дань его памяти и отмечая заслуги перед партией, особенно в области организационной работы, Ленин не преминул заявить, что «мы были вынуждены всецело полагаться и имели полное основание пола¬гаться на тов. Свердлова, который сплошь и рядом единолично выносил ре¬шения» 2|. Вполне возможно, что таким необычным способом вождь партии хотел публично откреститься от некоторых решений, в том числе и касающих¬ся казачества, принятых по настоянию Свердлова, но не получивших полного и однозначного одобрения в руководящих партийных кругах. Политика уничтожения казачества как сословия разделялась далеко не всеми как в самой партии большевиков, так и особенно среди тех, кто сочувствовал Советской власти и был готов бороться за ее идеалы. К сожа-лению, те, кто осмеливался критиковать официальную политику больше-виков по отношению к казачеству, нередко подвергались незаслуженным гонениям. Одним из тех, кто встал на защиту казачества и с удивительной настой-чивостью и убежденностью, проявив редкостное мужество и отвагу, доказы¬вал руководителям партии и советского государства несправедливость и па¬губность предпринимаемых в отношении казачества неоправданно жестких и жестоких мер, был командарм 2-ой Конной армии Ф.К. Миронов, кото¬рый в оценке роли казачества в революции и Гражданской войне резко рас¬ходился с официальной линией партии, был смещен со своего поста, аресто¬ван и убит в 1921 г. в Бутырской тюрьме. Вся «вина» этого выдающегося военного деятеля состояла, как это ни парадоксально звучит, лишь в том, что он энергичнее, чем кто бы то ни было старался привлечь казачество на сторо¬ну Советской власти, отказывался от применения насильственных методов, в том числе и «расказачивания», и который воспринимал формулу «социальная справедливость» в ее высоком и подлинном смысле, целиком посвятив себя борьбе за ее претворение в жизнь. В своем последнем предсмертном письме на имя председателя ВЦИК М.И. Калинина от 30 марта 1921 г. Миронов, приводя ленинские слова о том, что революционное движение в России по¬шло зигзагами, писал: «Острые углы этих зигзагов в 1918—1919 гг. больно резали мою душу за темное, невежественное, но родное мне донское казаче¬ство, жестоко обманутое генералами и помещиками, покинутое революци¬онными силами, заплатившее десятками тысяч жизней и полным разоренн-ем за свою политическую отсталость, а в 1920—1921 гг. эти углы стали еще более резать за судьбу социальной революции при виде страшной экономи¬ческой разрухи. И теперь, когда всеми осознаны эти острые углы, когда сами вожди открыто признали (в этом, если бы я даже действительно был виноват, мое оправдание!), что мы зашли дальше, чем теоретически и политически было необходимо, когда произнесено, чтобы отстающие успели подойти, э забежавшие вперед не оторвались от широких масс, когда сказано, что мы должны помогать везде и всюду усталым и истерзанным людям — неужели клевета восторжествует над тем, кто искренно и честно, может быть, споты¬каясь и ошибаясь, отставая и забегая вперед, но шел все к той же одной для коммуниста цели — делу укрепления социальной революции» п. Тем временем обстановка на Юге продолжала усложняться и станови¬лась все более непредсказуемой. После долгих и трудных переговоров три генерала — Алексеев, Корнилов и Каледин согласились образовать некое подобие триумвирата, в котором роли распределялись следующим образом: на Алексеева возлагалось общегражданское управление, внешние дела и фи- нансы, Корнилов своими бесконечными ультиматумами и угрозами поки¬нуть Юг и перебраться в Сибирь добился все-таки полноты своей военной власти, а Каледин, оставаясь атаманом казачьего войска, должен был скон¬центрировать свое внимание на управлении Донской областью. Впрочем с таким трудом образованный «триумвират» просуществовал недолго. 29 января 1918 г. части Добровольческой армии потерпели сокру¬шительное поражение от революционных войск под командованием Р.Ф. Сиверса, которые, успешно развивая наступление, освободили Таганрог и подошли к Ростову-на-Дону. Не выдержав столь серьезного и неожиданного поражения, Каледин сложил с себя все полномочия и покончил жизнь само¬убийством. 13 апреля того же года в сраженье под Екатеринославом (Красно¬даром) был убит командующий Добровольческой армии генерал Корнилов. Его неожиданная гибель повергла в состояние подлинного шока как офице¬ров, так и солдат этой армии, отрицательно сказавшись на ее боеспособнос¬ти. Вот как описал это событие один из самых верных сторонников Корни¬лова генерал Деникин: «Генерал Корнилов был один в своей комнате, когда неприятельская граната пробила стену возле окна и ударилась об пол под столом, за которым он сидел; силой взрыва его подбросило, по-видимому, кверху и ударило об печку... Рок — неумолимый и беспощадный. Щадил долго жизнь человека, глядевшего сотни раз в глаза смерти. Поразил его и душу армии в часы ее наибольшего томления. Неприятельская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли. Вначале смерть главнокомандующего хотели скрыть от армии до вечера. Напрасные старания: весть разнеслась, словно по внушению. Казалось, что самый воздух напоен чем-то жутким и тревожным и что там, в окопах, еще не знают, но уже чувствуют, что свершилось роковое» 23. Командующим Добровольческой армией стал Деникин. Спустя пять с небольшим месяцев, в сентябре 1918 г., умер и последний член «триумвира¬та» генерал Алексеев, подписавший приказ о вступлении Деникина в коман¬дование Добровольческой армии. После смерти Алексеева Деникин стано¬вится единоличным и непререкаемым лидером всего Белого движения на Юге и предводителем армий Юга России. Он командовал фронтом, растянув¬шимся от Царицына до Одессы, включая такие важные центры, как Воронеж, Орел, Киев. На этом пространстве в один миллион квадратных километров с населением до 50 млн человек располагались 18 губерний и областей. С этого плацдарма Деникин готовил и предпринял поход на Москву. Троцкий, считавший, что судьба революции заново решалась в сраже¬нии за Казань в августе 1918 г., вынужден был признать, что Южный фронт «все время был самым упорным, самым длительным и самым опасным» 24. В июле 1919 г., анализируя крайне опасную ситуацию, сложившуюся к тому времени на различных фронтах Гражданской войны, ЦК РКП{6) особо вы¬делил «нашествие с юга на Украину и на центр России». В письме, с которым партия обращалась к своим членам и всему населению страны и в котором содержался призыв к борьбе с Деникиным, отмечалось, что основная задача текущего момента в том, чтобы, не останавливая победного наступления Красной Армии на Урал и Сибирь, напрячь все силы Советской республики, чтобы отразить наступление Деникина и победить его. «Наступил, — говори¬лось в письме, — один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции». И далее: «При¬фронтовая полоса в Российской Социалистической Федеративной Советс¬кой Республике за последние недели страшно разрослась и необыкновенно быстро изменилась. Это — предвестник или спутник решительного момента войны, приближения ее развязки» 25. Поход Деникина на Москву, на победоносный исход которого рассчи-тывал не только он сам, но и его западные покровители, потерпел полный провал как с военной, так и с политической точки зрения. Разгромленные и деморализованные, лишенные руководства, остатки деникинских войск были отброшены за Дон, а сам Деникин эмигрировал на Запад. Обиды многие годы не давали Деникину покоя, вновь и вновь возвра¬щая его к российским событиям, которые глубокой болью отложились в его памяти. В 1937 г. он опубликовал небольшую статью под названием «Кто спас Советскую Россию от гибели?», весь смысл и главный пафос которой сводился к тому, чтобы снять с себя ответственность за провал его похода на Москву, объясняя это предательством маршала Польши Ю. Пилсудско-го, который не поддержал Деникина и не стал добиваться свержения Со-ветской власти, в чем, по мнению Деникина, проявился «безграничный национальный эгоизм» Пилсудского, явно «переигравшего» Деникина. Он обвинял Пилсудского и в том, что тот сознательно стремился к гибели Бе-лого движения и его вождей, которые, как и Деникин, отказывались при-знавать полную государственную самостоятельность Польши и ее право голоса в решении вопроса о будущем земель, некогда отошедших к Рос¬сии 26. Противники Пилсудского в Польше тоже ставили ему в вину то, что он спас Советскую власть 27. Анализ хода Гражданской войны позволяет выделить наиболее значи-тельные события, которые в своей совокупности рисуют военно-политичес-кую ситуацию, складывавшуюся на огромном театре военных действий. В конце мая 1918 г. произошел «чехословацкий мятеж», который некоторые исследователи склонны рассматривать даже как начало Гражданской войны в России 28. Однако это событие, при всем его значении и таившейся в нем серьезной опасности для Советской власти, вряд ли можно отнести к исто¬кам, а тем более к главным причинам Гражданской войны. События развива¬лись не совсем так, как это освещалось в советской исторической литерату¬ре. Если верить существовавшей тогда точке зрения, чехословацкому мятежу страны Антанты изначально отводили роль главной ударной силы, которая по крайней мере на первых порах должна была отвлечь внимание Советской власти от готовившейся военной интервенции Англии, Франции, США, Япо¬нии и некоторых других государств против Советской России. Проблема, связанная с пленными чехами и словаками была головной болью еще Временного правительства. Первоначально планировалось пере¬бросить чехословацкий корпус во Францию прямым путем, но ввиду того, что он был небезопасен, было решено, что более надежный, хотя и долгий, пролегает через Сибирь и Владивосток. При этом, как отмечал будущий пре¬зидент Чехословацкой республики Т.Г. Масарик, специально для этого при¬езжавший в Россию, чехословацкие части должны были передвигаться на восток не как боевые подразделения, а как частные граждане, имея при себе небольшое количество оружия 29. Сам Масарик вскоре выехал из России в США, где состоялись его переговоры с президентом В. Вильсоном, в ходе которых обсуждался и вопрос о чехословацком корпусе. Формирование корпуса проходило достаточно сложно. Из 200 тысяч военнопленных чехов и словаков, несмотря на сильное давление, принужде¬ние и угрозу вновь направить в австрийскую армию тех, кто отказывался вступать в формируемое соединение, удалось привлечь в его состав лишь 50 тыс. человек, что впрочем для того времени было немало. Уже в ходе продви¬жения чехословацкого корпуса на восток было решено осуществить под его прикрытием высадку первых интервенционистских сил на Севере и на Даль¬нем Востоке. Когда цели командования корпуса стали очевидными и пока собирались необходимые силы для того, чтобы остановить его продвижение на восток, белочехи успели захватить ряд важных в стратегическом отноше¬нии городов Поволжья, Урала и Сибири, помогли активизироваться в этих местах антибольшевистским силам. Теперь Красной Армии приходилось ве¬сти борьбу как бы на два фронта: против иностранных войск, вторжение которых Запад представлял как необходимую меру, направленную на возвра¬щение России в состав Антанты и ее участия в мировой войне, а также про¬тив Белой армии, состоявшей в основном из остатков старой русской армии и небольшого процента «добровольцев», которые нередко вставали под зна¬мена белых, ясно не понимая, за какие цели они воюют. Высадкой войск на Севере и захватом Архангельска и Мурманска, а также на Дальнем Востоке и оккупацией Владивостока иностранные держа¬вы пытались не только с помощью военной силы поддержать антисоветскую оппозицию, какие бы силы в нее ни входили, но не забывались свои соб-ственные интересы. При том, что основной силой при осуществлении интервенции на Дальнем Востоке была Япония, которой отводилась главен¬ствующая в этом регионе роль в борьбе против молодой Советской респуб¬лики, Соединенные Штаты вовсе не желали усиления японского влияния в этом регионе. В свою очередь, Япония, давно мечтавшая о захвате дальнево¬сточных российских земель, тоже не очень-то намеревалась таскать каштаны из огня для американцев. Вторжение японских войск осуществлялось в основ¬ном с территории Маньчжурии, где были сосредоточены белогвардейские силы во главе с генерал-лейтенантом Г.М. Семеновым. Здесь же обосновался и ад¬мирал А.В. Колчак, провозгласивший себя «Верховным правителем российс¬кого государства» и установивший военную диктатуру на Урале, в Сибири, и на Дальнем Востоке. Действуя рука об руку с интервентами, особенно япон¬цами, Колчак представлял серьезную опасность для Советской власти, по¬скольку угрожал отделить от России огромные территории — от Урала до Дальнего Востока. Из всех вождей Белого движения наибольшую опасность для Советской власти представлял, пожалуй, адмирал Колчак. Как подчеркивалось в выше¬приведенном письме ЦК РКП(б), «Колчак и Деникин — главные и един¬ственно серьезные враги Советской республики» 30. Были, разумеется, и дру¬гие вожди Белого движения — барон П.Н. Врангель, возглавлявший после разгрома Деникина вооруженные силы Юга России, бежавший за границу с частью своей разгромленной армии, Н.Н. Юденич, один из руководителей Белого движения на Северо-Западе России, организовавший в октябре—но¬ябре 1919 г. поход на Петроград, но потерпевший поражение и с остатками своей армии отступивший в Эстонию, а оттуда эмигрировавший на Запад. На Дальнем Востоке, как и в других регионах России, где находились иностранные войска, постепенно завязывался тугой узел острых противоре¬чий как между самими интервентами, так и между ними и местным населе¬нием, что ослабляло силы и позиции Белого движения и способствовало победе Советской власти и Красной Армии. Для правильного понимания и глубокого осмысления последующей ис-тории Советской России важно выявить причины поражения Белого движе¬ния и победы молодой Советской республики в этой до крайности изнури¬тельной и испепеляющей войне. Их немало. Выделим лишь главные, в том числе объясняющие не только поражение сил, стремившихся не допустить укрепления власти большевиков, но и позволяющие понять, почему Граж¬данская война в России оказалась столь затяжной и необыкновенно жесто¬кой, а ее последствия для нарождавшегося на российской земле нового госу¬дарства такими тяжелыми. По этим, во многом ключевым, вопросам идут достаточно острые споры, выявляются разные подходы, взгляды и оценки. Они в той или иной степени затрагивают достаточно широкий спектр про¬блем, прежде всего таких, как, например, цена победы, методы и средства ведения войны с той и с другой стороны, характер и степень ее последствий для дальнейшего развития России и становления ее нового облика. Одна из основных, если не основная, причина всех неудач Белого дви-жения, приведших в конечном счете к его жесточайшему поражению, зак-лючалась в том, что ни одна из входивших в его состав военно-политичес-ких организаций, включая самих руководителей, не имели четкой и ясной программы, которая определяла бы цели и задачи этого движения и была бы способна привлечь на его сторону широкие массы населения. Увещева-ния, вроде того, что над Россией нависла грозная опасность и что необхо-димо восстановить поруганные большевиками честь и достоинство офице- ров, к чему любил призывать Корнилов, уже не достигали той цели, на которую были рассчитаны. Господствовала одна, объединявшая всех, идея — уничтожение и полное искоренение большевизма в России и недопуще-ние того, чтобы страна окончательно и навсегда оставалась под властью большевиков. Лидеры Белого движения намеренно скрывали свои политические при-страстия, вводя в заблуждение даже свое ближайшее окружение, не раскры¬вая до конца свои истинные цели и потаенные намерения. Одни мечтали вернуть многострадальную страну к старым порядкам, другие, в том числе и те, кто продолжая придерживаться монархистских убеждений, не исключали возможность введения несколько подновленного режима, который бы отли¬чался от режима Временного правительства не по существу, а по методам управления и был бы более жестким и бескомпромиссным. Не исключалась и возможность проведения более глубоких, чем при Временном правитель¬стве, реформ, но которые бы непременно вели страну по пути буржуазного развития. Пожалуй, единственным политическим пунктом, сближавшим их всех, хотя бы внешне, был созыв Учредительного собрания. Ему, как и прежде, отводилась роль своего рода третейского суда, который должен решить, ка¬ким быть российскому государству по форме и существу. Однако и этот ло¬зунг не выражал настрой и состояние российского общества, оказавшегося насильственно втянутым в водоворот событий Гражданской войны и уже не в состоянии был объединить антибольшевистскую оппозицию. Во главе Белого движения и Добровольческой армии находились выс¬шие чины царской армии, которые, и это вполне естественно, главную став¬ку делали на ту часть русской армии, которая, как им казалось, хотя и не смогла победить внешнего врага — австро-германские войска, но уж внут-реннего противника одолеть сумеет. В этом также состояла одна из причин поражения Белого движения, лидеры которого слишком поздно осознали, что процесс распада и разложения, глубоко парализовавший войска, имел I всеобщий характер и затрагивал не какие-то отдельные части или соедине¬ния, а всю армию в целом. Попытки расширить и укрепить за счет «добровольцев» сохранившиеся , армейские части, состоявшие в основном из офицерства, не увенчались серь- I езным успехом. Не привели к желаемым результатам и те старания, которые j предпринимались, чтобы возродить порядки и традиции русской армии и практически заново создать вооруженные силы, сделав их боеспособными. Эти силы, однако, больше напоминали не хорошо организованные и высоко дисциплинированные боевые части, а отдельные, плохо взаимодействующие друг с другом, часто разрозненные отряды, лишенные единого оперативного руководства. Впоследствии Деникин назовет эту разобщенную и разъединен¬ную массу «человеческой накипью» ", которая в военном отношении не пред¬ставляла серьезной силы, способной энергично противостоять натиску Крас¬ной Армии. Безусловно важной причиной поражения Белого движения можно счи¬тать уровень руководства им, а также морально-политические и личные ка-чества его вождей. Нельзя отрицать, что в Белое движение входило немало боевых генералов, за плечами которых было не одно выигранное сражение в русско-японскую и мировую войны. Более того, они обладали несравнимо более глубокими, чем командиры Красной Армии, военными знаниями, зна¬чительно большим боевым опытом, а также умением командовать крупными войсковыми соединениями. Достаточно сказать, что в числе военных руко¬водителей Белой армии было два верховных главнокомандующих — генера¬лы М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов, главнокомандующие фронтами — А.И. Деникин, Н.И. Иванов, Н.Н. Юденич, командующий Черноморским фло¬том адмирал А.В. Колчак, ряд командующих армией, корпусом, высокопос¬тавленных штабных генералов — П.Н. Врангель, П.Н. Краснов, А.С. Луком-ский и многие другие. Однако, как показал опыт, у Гражданской войны есть свои законы и свои резоны. Те методы и средства ведения боевых действий, которые ус¬пешно применялись на фронтах войны с иностранными государствами, да¬леко не всегда давали такие же благоприятные результаты в условиях войны гражданской, когда линия фронта, по существу, проходит по живому телу населения единой страны, которому всякий раз приходилось делать непрос¬той выбор в пользу той или иной стороны, причем часто позиции воюющих сторон трудно было понять и определить. В этих случаях не винтовка рожда¬ет власть и не уровень воен но-технических знаний определяет успех или неуспех сражений, а нечто другое, гораздо более важное, крепко-накрепко связывающее фронт и тыл, четко фиксируя и отражая состояние и измене¬ния, происходящие в умах и настроениях людей. Как раз этого и не достава¬ло вождям Белого движения, которых население страны все чаще отождеств¬ляло не с будущим России, а с ее прошлым, от которого она уходила. Командный состав и офицерский корпус Добровольческой армии, в боль-шинстве своем остававшиеся верными своим убеждениям и искренне наде-явшиеся на возрождение старых порядков, могли предложить народу лишь идеологию освобождения России от большевиков, которую широкие массы отказывались принимать потому, что свои беды и страдания они связывали не столько с Советской властью, сколько с властью белых. Командиры Красной Армии, явно уступая белым офицерам и тем более генералам в военных знаниях и боевом опыте, гораздо лучше разбирались во внутриполитической обстановке, расстановке сил, настроениях, царивших в обществе. Это давало им возможность привлекать на свою сторону огромные массы людей и проводить победоносные сражения, которые нередко приво¬дили военных специалистов в замешательство и недоумение от завидной смелости и необыкновенной дерзости, с какими проводились эти операции. Серьезным просчетом Белого движения можно считать и то, что оно так и не смогло сплотиться вокруг единого лидера. Вождей у белых было много, но лидера всероссийского масштаба среди них не оказалось. Многие, оче¬видно, видели в этой роли только самих себя. Это не могло не сказаться отрицательно на координации действий белых армий и наращивании их бо¬евой мощи. Нельзя не согласиться с теми исследователями, которые спра¬ведливо считают, что «настоящих общенациональных вождей харизматичес¬кого типа Белое движение так и не выдвинуло, зато в избытке оказалось беспредельствующих вожаков» п. Среди них были не только военные, но и политические неудачники, надеявшиеся на реванш. Что касается противо¬борствующей стороны, то там недостатка в лидерах не было. Разобщенность, взаимная подозрительность и недоверие друг к другу составляли такую же характерную примету Белого движения, как и скрытая вражда внутри самого движения. На Юге России, например, в Добровольчес¬кой армии противостояли друг другу два течения: ставленники Алексеева и ставленники Корнилова. Между ними постоянно происходили «скрытый раздор и тайная борьба» 33. Аналогичные или похожие процессы отмечались и в других отрядах Белого движения, когда их главные руководители, столк¬нувшись с первыми же трудностями, «выходили из игры» так же легко и просто, как и присоединялись к нему. Один из участников Белого движения на Севере России описал далеко не единичный случай подобного поведения руководителей этого движения: «Перевернулась страница неумолимой исто¬рии и неведомо, что она собой прикрыла — героическую ли доблесть гор¬сточки честных и сильных людей, защищавших белое дело, или недостойную капитуляцию тех, кто волею судеб встал во главе белого движения Севера, не имея на то ни достаточного государственного опыта и знаний, ни сильной воли к достижению намеченного, ни просто мужества и воинской доблести, - в тяжелую минуту покидая на произвол тех, чьими жизнями так бестре¬петно распоряжались в продолжении полутора года» м. Некоторые не в меру спесивые вожди Белого движения, уверовавшие на первом этапе борьбы против Советской власти в свои силы, спешно создава- ли правительства на местах и сами же становились их самопровозглашен¬ными руководителями. Появление таких правительств на Юге, Севере и Востоке страны не могло скрыть слабости и противоречия внутри Белого движения, которое, не имея единого центра и единого руководства, без надлежащей поддержки местного населения в любой момент могло разва¬литься, что, собственно, в итоге и произошло. Стремление некоторых белых вождей установить на периферии России режим личной диктатуры, отгородившись от событий, происходивших в цен¬тральной части страны, отражало центробежную тенденцию и отвечало ин¬тересам интервенционистов, добивавшихся раскола, а затем и распада Рос¬сии и образования на ее территории так называемых самостоятельных, на самом же деле зависимых от иностранных держав, государств с марионеточ¬ными правительствами во главе. Подобные планы вынашивались примени¬тельно к таким российским регионам, как Дальний Восток, Сибирь, Урал, Украина, некоторые районы, расположенные вдоль южных границ страны. Белое движение в России не имело будущего и потерпело сокрушитель¬ное поражение в значительной мере и потому, что его все чаше стали рас-сматривать не как национально-русское явление, несмотря на то, что лидеры этого движения очень ревностно относились к тому, чтобы образовавшуюся на местах власть считали не просто правительством, а непременно русским правительством, а скорее как к иностранному, созданному и активно под¬держиваемому из-за рубежа. Когда помощь и поддержка иностранных дер¬жав стали не столь эффективными, вожди Белого движения, пытаясь снять обвинения и упреки в свой адрес за то, что слишком большие надежды они возлагали на зарубежных союзников, заговорили по-другому и стали откры¬то критиковать державы Антанты, обвиняя их в том, что они проводили в России своекорыстную политику, соблюдая «только свои собственные инте¬ресы и далее этого не шли». Всерьез обеспокоенные тем, что тесный союз с Антантой может лишь усилить общественную критику по адресу всего Бело¬го движения и его лидеров за утрату ими национальных черт, они стали открещиваться от своих зарубежных союзников, упрекая их, что те «ничего реального России как таковой не обещали; а ... русские национальные ин¬тересы были им совершенно чужды и они расценивали их невысоко». Но несмотря на это вожди Белого движения не хотели считать «союзников» предателями 35. По мере расширения военных действий, в ходе которых большевики выигрывали все более решающие сражения, происходило значительное су-жение базы Белого движения и Добровольческой армии. Белые генералы уже не только не могли проводить успешные наступательные операции, но и сохранить складывавшееся на фронтах статус-кво, что вызвало массовое де¬зертирство и переход многих военных специалистов, сотрудничавших с Бе¬лым движением, на сторону Советской власти. Это значительно облегчало положение Красной Армии и способствовало военной выучке бойцов и бое¬вой мощи частей и соединений. Военные успехи Красной Армии на фронтах Гражданской войны могли бы быть достигнуты и гораздо раньше, а жертв среди ее бойцов и командиров было бы намного меньше, если бы в большевистском руководстве не суще¬ствовали острые разногласия и противоречия по вопросу об отношении к так называемым военспецам, из которых, кстати, впоследствии выросли выдаю¬щиеся военачальники советских вооруженных сил. В этом, как и в ряде других не менее принципиальных вопросов, столк-нулись позиции двух главным соперников, претендовавших на особое поло¬жение в руководстве партией и страной. Известно, что все военные дела, включая создание и подготовку Красной Армии, Ленин поручил Л.Д. Троцкому. В годы Гражданской войны роль Троцкого еще больше укрепилась, его возводили в ранг едва ли не главного военного лидера и основного специалиста по воен¬ным вопросам. Деятельность Троцкого в годы Гражданской войны некоторые исследователи не без оснований называют его «звездным часом» 36. Однако в советскую историографию это имя вошло со знаком минус. Как отмечал Ю.И. Кораблев, вклад которого в изучение Гражданской войны трудно переоценить, начало необъективному освещению роли Троцкого на фронтах Гражданской войны положил Сталин в середине 1920-х годов во время борьбы против троцкизма, а продолжил фальсификацию К.Е. Воро¬шилов. На Троцкого, пишет исследователь, «возлагалась вина за поражение Красной Армии на Восточном, Южном и Западном фронтах» 37. Этому не в малой степени способствовала книжка Ворошилова «Сталин и Вооруженные силы СССР», преследовавшая вполне определенную цель — принизить, на¬сколько это возможно, заслуги Троцкого в Гражданской войне и в то же время возвеличить роль Сталина, полководческий «гений» которого якобы помогал находить выход из самых трудных военных ситуаций и в конечном счете выиграть эту войну. В годы Гражданской войны положение Троцкого действительно было почти бесконтрольным, что позволяло ему единолично решать многие важ¬ные проблемы фронта, расстановки военных кадров, военного строительства и даже военной стратегии. Это не могло не вызвать у ряда партийных руко¬водителей, в том числе у Сталина, крайне негативных эмоций. Существовав¬шая в их отношениях подозрительность и взаимная неприязнь часто вылива¬лась в открытое противостояние, в частности, по вопросу о привлечении на сторону Красной Армии военных специалистов. Сталин поддерживал «воен¬ную оппозицию», выступавшую против линии партии и конкретно Троцко¬го, Широкое привлечение военных специалистов, по мнению Троцкого, дол¬жно было ускорить процесс создания регулярной армии и серьезно ослабить структуру и состав Белой армии, вынужденной терять свои высокообразо¬ванные в военно-техническом отношении кадры, располагающие к тому же опытом проведения крупных сражений. Несогласие с Троцким касалось не только данного, но и ряда других военных вопросов, в том числе принципов, на которых должна строиться Красная Армия. В частности, далеко не все разделяли точку зрения Троцко¬го, заявлявшего: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни» 3S. Все эти споры и разногласия, часто заканчивавшиеся отставками тех, кто стоял у истоков создания новой армии, например, наркома по военно-морским де¬лам Н.В. Крыленко, отрицательно сказывалось и на положении на фронтах Гражданской войны, а нередко приводило даже к поражениям и затягива¬нию сроков подготовки и проведения тех или иных военных операций. К числу причин, приведших к поражению Белого движения, следует отнести и такой фактор, как плохое взаимодействие фронта и тыла. В после¬днее время широкое хождение в исторической литературе получила доволь¬но эффектно звучащая формула, согласно которой в Гражданской войне в России противоборствовавшие силы — белые и красные — не столько по¬беждали своих противников на поле боя, сколько проигрывали друг другу на внутреннем фронте. Имеется в виду, очевидно, состояние тыла и обществен¬ный настрой населения тех мест, где происходили эти сражения. Именно в этом красные оказались сильнее, потому и окончательная победа была на их стороне. Попытки объяснить, а, возможно, и оправдать поражение Белого движения тем, что оно было лишено прочного тыла, тогда как у красных и тыл был больше и пропаганда была налажена лучше, предпринимались еще бывшими руководителями Белого движения. Так, в Берлине в 1929 г. был опубликован доклад одного из них —? А.А. фон Лампе, который в качестве одной из решающих причин неудачи вооруженного выступления белых на¬зывал как раз отсутствие у них широкого и прочного тыла. «Достаточно толь¬ко, — говорил он, — одного беглого взгляда, чтобы бросилось в глаза то неблагоприятное для белых обстоятельство, что если у красных тылом, рай¬оном снабжения, неисчерпаемым источником людского резерва, столь необ¬ходимого на войне, была вся Россия, — то тыл белых почти неизбежно све¬шивался в море, только временами, во время успехов белых, отходя от него». Разумеется, автор не преминул заявить, что если красные для урегулирова¬ния своего тыла прибегали к простому, но действенному средству, а именно к террору, к пулемету, которые всегда и на всякий тыл действовали отрезвля¬юще, то белые должны были применять иные меры, более подходящие к той законности, которую они якобы несли с собой. И, как следствие, делает свой главный вывод Лампе, «получалось, что при полном произволе в тылу крас¬ных, там царил относительный порядок, а при полной законности в тылу белых тыл их был безусловно далек от порядка». О том, какие порядки ус¬танавливались на захваченных белыми территориях и с какой жестокостью подавлялись выступления местного населения, восстававшего против навя¬зываемых ему режимов, хорошо известно, и никакие теоретизирования на этот счет не могут скрыть преступления, которые творила Белая армия. Но, пожалуй, наибольший интерес в докладе Лампе представляет следующее умо¬заключение: «Мне кажется, что из всего сказанного можно сделать только один и немалый вывод: белые могли бы победить красных, если бы они сами, в своих методах, в своей деятельности... стали тоже красными» 39. Победоносный для Советской власти исход Гражданской войны не при¬нес исстрадавшейся России столь желанного умиротворения и успокоения. Помимо огромных людских потерь, война причинила колоссальный ущерб всему народному хозяйству страны, ни одна его отрасль не уцелела, про¬изошло невиданное обнищание широчайших народных масс. За годы Граж¬данской войны Россия потеряла, по самым приблизительным, в основном заниженным оценкам, не менее 13 миллионов человек40. В это число обычно включают убитых на фронте, расстрелянных, умерших от голода и эпидемий, в особенности от чумы, которая буквально косила людей. Что касается материального ущерба, причиненного Гражданской вой¬ной, то он, по официальным данным, составил 50 млрд золотых рублей. К концу войны промышленные предприятия производили лишь 20% довоен-ной продукции 41. Колоссальный ущерб был нанесен сельскому хозяйству, транспорту и другим отраслям экономики. Война — и в этом тоже одно из ее негативных последствий — придала происходившим в советском обществе процессам, в том числе и его мораль¬но-нравственному состоянию, сильно деформированный характер. Некото¬рые исследователи полагают, что было бы неправомерным напрямую связы¬вать то, что происходило в годы Гражданской войны, с репрессиями 1930-х годов. Однако эта связь не только прослеживается достаточно четко, но в I этом как раз и заключается одно из самых трагических последствий Граж- I данской войны. Гражданская война не разрешила, да, очевидно, и не могла разрешить I все противоречия развития России, а некоторые из них еще более обостри- I лись. Политика военного коммунизма, опиравшаяся на систему военно-при- I казного управления страной и обществом с широким применением бюрок- I ратических и репрессивных мер, не могла не обнажить эти противоречия и в I стране и в самой большевистской партии, не вызвать недовольство различ- I ных слоев населения. Страна шла навстречу системному кризису, который I затронул самую чувствительную сферу отношений — партии, государства и I общества. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ СТАРЫХ ПРОБЛЕМ История гражданской войны никогда не принадлежала к числу тем, обойден ных вниманием советских исследователей. Это нетрудно понять, ведь исад гражданской войны трактовался как своего рода легитимация системы: еш Советская власть выстояла в борьбе с многочисленными и могущественными противниками, значит народ действительно поддержал ее, а все сомнения -"от лукавого". Такая ситуация имела свои плюсы, во всяком случае литературы о гражданской войне издавалось немало, и с точки зрения накопления фаот дело на месте не стояло. Но это же загоняло исследователей в жесткие рано изначально заданных конструкций, пресекало любые нетрадиционные подходы и оригинальные выводы. Господство ортодоксальных взглядов нашло ние и в массовом сознании, не случайно герои гражданской войны, прежний ореол, трансформировались в персонажей анекдотов. Это положение стало изменяться в конце 80-х — начале 90-х годов. При чиной тому была не столь декларированная "гласность", которая поначалу дозировалась довольно строго, сколько ощущение повторения того, что, каза¬лось бы, давным-давно ушло в прошлое. Социологи отмечали в то время, у населения проявляется "почти болезненный интерес к гражданской войне, участившиеся попытки «примерять» к себе ее события..." (1). Сказать, т "предчувствие гражданской войны" раскрыло глаза историкам может быть было бы слишком громко, но то, что это оставило свой отпечаток — несомненно. Вероятно, нельзя считать случайным то обстоятельство, что наибольшее число проблемных публикаций по истории гражданской войны пришлось на 1992 — 1993 годы. Распад Советского Союза и угроза того, что по этому же пути последует и Россия, противостояние президента и парламента, закончив¬шееся орудийной канонадой в центре столицы,— все это, помимо желания авторов, чувствуется на втором плане, идет ли речь о крушении Российской империи или судьбе Учредительного собрания. Накал страстей явственно ощущается, когда читаешь отчет о заседании "круглого стола", проходившего в марте — апреле 1992 года в Институте российской истории. Хотя большинство его участников сошлись во мнении, что поиски виновников развязывания гражданской войны — дело бесперспективное, но фактически вопрос "кто виноват?" так или иначе поднимался в каждом выступлении. Именно он доминировал при обсуждении хронологических рамок гражданской войны. Известно, что за последние десятилетия среди советских историков утвер-дилась точка зрения, согласно которой отсчет гражданской войны начинался с весны 1918 года (обычно в качестве ориентира бралось выступление чехосло¬вацкого корпуса или высадка англичан на Мурмане). Такая датировка прочно утвердилась в учебниках и обобщающих трудах. Тем удивительнее, что большин¬ство участников "круглого стола" высказалось против нее. Уже Ю. А. Поляков, чье выступление на заседании ученого совета Института российской истории стало толчком к дискуссии, предложил считать началом гражданской войны захват власти большевиками. "Взятие власти в столице было, безусловно, актом ажданской войны... Ну а таким ожесточенным схваткам как семидневное ?ажение в Москве, бои в Ташкенте, Иркутске, под Ростовом, в Коканде, на Южном Урале и т. д. можно ли подобрать другое определение, нежели гражданская война? Если это не гражданская война, то что такое тогда называть гражданской войной?" (2). Если заменить приведенные названия на Карабах, Приднестровье, Абхазию, то становится понятной столь несвойственная "акаде¬мическому стилю" эмоциональная окраска этих слов. По мнению А. И. Зевелева, начало гражданской войны следует относить к Февральской революции, когда вооруженным путем был ликвидирован цар¬ский режим. Л. М. Спирин предложил считать события, происходившие с лета по октябрь 1917 года "первой гражданской войной", возложив ответствен¬ность за ее развязывание на большевиков. С его точки зрения, захват власти большевиками стал началом "второй гражданской войны", продолжавшейся до 1922 года (3). К сожалению, журнальный отчет не объясняет критериев столь необычного явления, и потому его приходится фиксировать без пояснений. Гражданская война продемонстрировала торжество методов насилия при разрешении политических и социальных проблем, и потому в отнесении ее нача¬ла не только к октябрю, но уже к февралю 1917 года была своя логика. Однако, как обратил внимание Ю. И. Игрицкий, "цепочка предлагаемых дат приобрела импульс тянуться все глубже и глубже в историческую ретроспекцию: осень 1918 г.- лето 1918 г.— весна 1918 г.— разгон Учредительного собрания — мятеж Каледина — октябрь 1917 г.— август 1917 г.— Февральская револю¬ция - революционная ситуация начала XX в. и первая российская революция... Наверное, уже рождаются и более ранние варианты" (4). Действительно, дело может быть доведено до абсурда, если не различать предпосылки гражданской войны и саму войну, потенциальную, нереализованную возможность, и возмож¬ность, ставшую реальностью. С компромиссных позиций на заседании "круглого стола" выступил В.И.Миллер, чуть позже опубликовавший специальную статью, где развива¬лась все та же мысль. Он предложил разделять взгляд на гражданскую войну как на процесс (в этом смысле она действительно началась в феврале 1917года) и период в русской истории (ограничив его традиционными рам- ками) (5). Но, как это бывает всегда с компромиссными вариантами, (понят* почему хронологические границы "процесса" и "периода" не совпадают 6ш достаточно мудрено) предложение В. И, Миллера особого отклика не встретил. В 1994 году в брошюре "Гражданская война: взгляд сквозь годы Ю. А. Поляков предложил один из вариантов схемы периодизации граждан] ской войны. "Гражданская война в России, длившаяся с 1917 г. по 1922 г., была сложным, многоэтапным, многофазовым явлением. — пишет Ю. А. Поляков-Развязывание, течение войны включает следующие фазы: насильственное свер жение самодержавия... (февраль-март 1917 г.). Усиление социально-полити ческого противостояния в обществе, неудача российской демократии в ее ПОПЫТКЕ! установить гражданский мир, эскалация насилия (март — октябрь 1917 г.}| Насильственное свержение Временного правительства, установление советской! власти в России, новый раскол общества, распространение вооруженной борь| бы (октябрь 1917 г.— март 1918 г.). Дальнейшая эскалация насилия, террор! с обеих сторон, локальные военные действия, формирование белых и красных! вооруженных сил (март — июнь 1918 г.). Время ожесточенных сражений меэд)Т массовыми регулярными войсками... милитаризация экономики — время войны полном смысле этого слова (лето 1918 г.— конец 1920 г.). Постепенное, посл завершения крупномасштабных военных операций, затухание гражданш войны, ее локализация и полное окончание (1921 — 1922 гг.)" (6). Из всех участников "круглого стола" только В. П. Наумов и В. И. Петре высказались в пользу традиционной периодизации. В.И. Петров предложи начинать освещение событий гражданской войны с похода Керенского — Краснов на Петроград (7). Казалось бы, разница в считанные дни, а то и часы, разд ляющая захват власти большевиками и выступление Керенского, не играя существенной роли. Но тут встает вопрос об ответственности за первый шаг ставший толчком к дальнейшей эскалации насилия. В одном случае ее несут большевики, в другом — их противники. Это и объясняет столь бурное обсуждение проблемы, носящей на первый взгляд сугубо схоластический характер. Из споров о временных рамках граж¬данской войны встает все тот же гонимый и отвергаемый как ненаучный вопрос "кто виноват?". Конечно, избежать его трудно. События, о которых идет речь, столь разительно схожи с сегодняшней действительностью, что невольно порож¬дают у любого исследователя "иллюзию присутствия". Человека же, на себе ощутившего последствия социальных катаклизмов, бесполезно утешать тем, что все происшедшее с ним объективно обусловлено глубокими предпосылками и историческими закономерностями. В итоге российская историография граж¬данской войны все отчетливее стала развиваться под знаком поисков виноваты);. Отсюда следовал неизбежный логический вывод. Если были конкретные виновники, если все было отнюдь не столь жестко запрограммировано, как это представлялось нам ранее, значит при ином стечении случайных факторов история могла бы пойти совсем другим путем. Это объясняет короткое, но бурное увле¬чение "историческими альтернативами", которое пережила отечественная наука, Профессионалы, дотоле снисходительно заявлявшие, что игры с сослагатель¬ным наклонением есть удел писателей-фантастов, неожиданно начали выяснять, а "что было бы, если?". Что было бы, если бы октябрьское выступление больше- виков было подавлено с самого начала? Что было бы, если бы осенью 1917 года было создано "однородное социалистическое правительство"? Что было бы, если бы Учредительное собрание не было распушено после первого же дня своей работы? Учредительному собранию повезло особенно. Литература, посвященная ему, очень многочисленна, и на примере ее наглядно видно, как изменение на¬строений общества влияло на взгляды историков. В начале 1992 года в журнале "Вопросы истории" была опубликована статья Б. В. Журавлева и Н. С. Симо¬нова, рассматривавшая последствия неудачи эксперимента с "российской кон¬ституантой" (8). В трактовке авторов статьи роспуск Учредительного собрания — прежде всего, упущенный шанс трансформации большевистского режима в демо¬кратически-правовое государство на основе национального согласия и широкого политического блока левых партий. Однако, большевики "частично не успели (?), частично не захотели" идти на соглашение с оппозицией, утвердив в итоге свою монополию на власть. Новая возможность создания левой коалиции, возникшая в конце 1918 г., когда руководство эсеров объявило об отказе от антисоветской деятельности, тоже оказалась нереализованной из-за взаимной неуступчивости и недоверия. В последний раз основа для сближения большевиков, с одной стороны, эсеров и меньшевиков, с другой, сложилась к началу 20-х годов. По мнению авторов статьи, концепция НЭПа была близка к программе умеренных социалистов, но вновь между потенциальными союзниками не было достигнуто согласия. В итоге, "реформа политического строя застопорилась, усугубив худшие стороны и прояв¬ления системы, возникшей в пору «военного коммунизма». Их консервация послу¬жила затем питательной средой формирования сталинского тоталитаризма" (9). Прошло не так уж много времени, но сейчас эти мысли производят впе¬чатление давно ушедшей эпохи, периода надежд на "социализм с человеческим лицом". Упреки в адрес большевиков и их оппонентов-социалистов за то, что они не смогли достичь пресловутого " консенсуса", звучат теперь, по меньшей мере, наивно. Совсем иные оценки содержатся в опубликованной два года спустя статье Л. Г. Протасова. В его понимании роспуск Учредительного собрания был точкой отсчета всего последующего периода истории. "В истории Октябрьской рево¬люции роспуск Учредительного собрания пребывает, так сказать, в тени главного события — восстания 25 октября в Петрограде. Но в истории российского тота¬литаризма иерархия этих событий иная" (10). Если для В. В. Журавлева иН. С. Симонова Учредительное собрание было шансом легитимации Советской «ласти и закрепления в ее деятельности демократических начал, то Л. Г. Прота¬сов полагает такую возможность весьма сомнительной. "Для этого Советская власть должна была превратиться в традиционную систему самоуправления, то есть перестать быть самой собой" (11). Эти слова почему-то заставляют вспомнить не только (а, может быть, и не столько) 1918, но и 1993-й, конфликт между президентом и Верховным советом, воспринимавшийся определенной частью общества как борьба с последним наследием коммунистического прошлого. В оценке большевиков Л. Г. Протасов категоричен. По его мнению, их неудача на выборах в Учредительное собрание фактически означала "вотум недоверия новой власти". В свою очередь, успех эсеров "значителен прежде! всего тем, что это была массовая поддержка центристской, примирительной] линии, а вовсе не триумф партийной доктрины" (12). Упрекать автора в изли¬шней категоричности суждений как-то и неудобно, поскольку Л. Г. Протасов] известен как один из крупнейших знатоков истории Учредительного собрания, Однако, трудно удержаться от того, чтобы не высказать сомнения: неужели] полутора месяцев оказалось достаточно для того, чтобы Советская власть дис¬кредитировала себя, причем даже там, где о ней и слышали-то только пона¬слышке? Как можно говорить о массовой поддержке центристской, примири¬тельной линии, если выборы в крупных городах продемонстрировали крайнюю, степень поляризации общества, и эсеры вышли лишь на третье место, уступив J не только большевикам, но и кадетам? Похоже, что оценки автора есть резуль-| тат аберрации, порожденной наложением прошлого на настоящее. За десять "перестроечных" и "постперестроечных" лет общественные] настроения эволюционировали от недоверчивости к надеждам и от надежд j к разочарованию. Все происходившее в стране крепило в массовом сознаний убеждение в том, что политики не считаются с мнением народа. Характерно преломление это получило в историографии. На упоминавшемся заседании: "круглого стола" в Институте российской истории диссонансом по отношении к сказанному другими участниками прозвучало выступление Г. 3. Иоффе; "Вопреки распространенному мнению о том, что вектор борьбы шел снизу, было, скорее, наоборот... Гражданская война была результатом борьбы за власть, вязанной политическими структурами" (13). Эта мысль последовательно прово¬дится и в других статьях того же автора. В февральские дни 1917 года, как полагает Г. 3. Иоффе, "вопрос о монар-хии практически решили несколько оппозиционных политических лидеров" (U), Близорукость и политиканство погубили Временное правительство и отдали стра¬ну в руки большевиков. Но и сами большевики не собирались считаться с наро¬дом, продемонстрировав это разгоном народных представителей. "Волеизъяв¬ление большинства было без колебаний попрано радикальным меньшинством, силой прорвавшимся к власти" (15). Ничуть не лучше были и противники большевиков, также погрязшие в партийном эгоизме и корыстных интересах. Напрашивается тривиальное резюме: "Политика — грязное дело". Но если история вершится политиками (а грязными или чистоплотными — уже не суть важно), значит буквально каждый ее эпизод содержит возможность множества альтернатив. И действительно, Г. 3. Иоффе, кажется, предложил максималь¬ное число таковых. По его мнению, несостоявшиеся возможности были заложены не только в Учредительном собрании. Общенациональная (антибольшевистская) коалиция могла сложиться в сентябре 1918 года на Уфимском государственном совещании (16). Автор называет это "последним шансом". Однако, оказывается, что и этот шанс был все-таки не последним, ийо "гражданская война могла бы закончиться зимой 1919 г., если бы расчеты поли¬тиков не стали выше интересов истекавшего кровью парода'". Речь идет о пла¬нах проведения мирной конференции на Принцевых островах. Как полагает Г. 3. Иоффе, конференция не состоялась только потому, что "никто из тогдаш¬них «действующих лиц» не хотел поступиться своими политическими интересами и амбициями" (17). Странно читать такие сентенции за подписью Г. 3. Иоффе — признанного и авторитетного специалиста в области истории гражданской вой¬ны. Если страна (применяя образ, использованный самим же автором) "встала на дыбы", трудно поверить, что все могло бы кончиться исключительно чьим-то волевым решением. Этот же автор в 1995 году выпустил книгу под названием "Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов". В аннотации к изданию указывается, что в книге "впервые предпринята попытка дать историю российских революций... через характеристику личностей и деятельности трех главных политических лидеров эпохи..." По сути же эта монография является "расширенным и до¬полненным" изданием выпущенной в 1989 году книги "«Белое дело». Генерал Корнилов". Но, прошло шесть лет, акценты поменялись. Поменялся также и порядок глав в новой книге. И не только порядок, но и названия некоторых из них. Так например, глава "Ставка против правительства" обрела новомодное наименование "Августовский путч", а "Утерянные шансы" стали "Последним шансом демократии". К тому же автор повторяет и ряд фактических неточнос¬тей и преднамеренных искажений присутствовавших в книге о Корнилове (18). Что до бесчисленных альтернатив, возникающих, если трактовать граж-данскую войну исключительно как порождение борьбы за власть соперничаю¬щих политических клик, то смущает уже само их обилие. Пожалуй, следует согласиться с Ю. А. Поляковым: "Альтернативы существуют всегда. Их мно¬жество. Любая революция (коль скоро речь идет о революциях) может остано¬виться на половине пути, на трети или четырех пятых его (кстати, как определить, где конец пути?), может свернуть влево или вправо. Дело не в количестве вари¬антов и возможных альтернатив и их теоретическом обосновании, а в их реаль¬ности" (19). Характерно, что в последние годы былое увлечение "историчес¬кими альтернативами" заметно угасло. На смену умозрительным конструкциям приходит изучение действительно существовавших вариантов, заложенных уже в самом многообразии противостоявших друг другу в гражданской войне сил. Отсюда вытекает растущий интерес исследователей к истории противников большевизма. В значительной мере он стал реакцией на замалчивание этой темы в предыдущие годы, но, к несчастью с самого начала обрел некий оттенок поли¬тической моды. На книжный рынок хлынул поток часто дублировавших друг друга переизданий белых мемуаров, как правило воспроизводящих не оригинал, асозетские публикации 20-х годов (20). Так, например, известная книга Романа Гуля "Ледяной поход" была опубликована в "перестроечные" и "постперестро¬ечные" годы не менее пяти раз и общий тираж этих изданий составил свыше 550 тысяч (!) экземпляров. И все эти издания воспроизводили текст опубли¬кованный в Советской России в начале 20-х годов, несмотря на то, что более полный текст был опубликован самим автором в 80-е годы в "Новом журнале". В 1991 году издательством "Наука" были выпущены в свет первые два тома "Очерков русской смуты" А. И. Деникина. Остается только сожалеть, что на этом дело завершилось, и последующие тома света так и не увидели. Правда, полный текст "Очерков" вот уже несколько лет (с 1990 г.) печатается на стра¬ницах журнала "Вопросы истории", но это, так сказать, "голая" публикация, без каких-либо пояснений и комментариев. Равно как не содержит коммента- риев и самое объемное из изданий белых мемуаров — предпринятый изда¬тельством "Терра" репринт 22-х томов берлинского "Архива русской революции". Разумеется, дело не во всех случаях обстояло так. В 1991 г. В. Г. Бортнев-ским была издана с большой статьей-послесловием одна из лучших книг о Белом движении — книга генерала А. В. Туркула "Дроздовцы в огне" (21). Им жеj по материалам Пражского архива была издана книга "Записки белого офицера" Э. Н. Гиацинтова с подробными комментариями и вводной статьей (22). Самостоятельное научное значение (прежде всего для восстановления персо-1 налий) имеют комментарии В. И. Голдина в двухтомном сборнике воспоми-1 наний о Белом движении на Севере (23). Очень информативны комментарии! С. В. Карпенко к книгам серии "Белое дело" (24). Особо нужно выделить вводные статьи и комментарии к материалам! о революции и гражданской войне, помещенным в пяти томах альманаха "Рус-1 ское прошлое" (25). Следует отметить также, что в отличие от других подобны?; I изданий "Русское прошлое" отбирает только те документы и воспоминания, I которые никогда не публиковались ранее. Уже в первом томе альманаха были опубликованы записки петроградского градоначальника А. П. Балка, сенсацион-1 ные воспоминания белогвардейского агента в Кремле — А. А. Бормана. За этим I последовали уникальные публикации о белогвардейской контрразведке, об осве-| домительной организации "АЗБУКА", письма известных политических деятелей эпохи революции и гражданской войны. Отдельный том полностью состоит из материалов предоставленных парижским Обществом ревнителей русской истории. Несомненный интерес для исследователей представляют и вышедшие три номера военно-исторического журнала "Новый Часовой" (26). Наряду с следованиями и публикацией документов по военной истории России и СССР в журнале публикуются статьи и материалы по истории гражданской войны. В 1995 году вышел в свет сборник "Октябрь 1920-го. Последние Русской армии генерала Врангеля за Крым". Книга представляет собой своего рода хрестоматию "Крымского периода" гражданской войны, в которой собра¬ны отрывки из более чем двух десятков воспоминаний (от генерала Вранге до малоизвестного подпоручика Власова). Предисловие С. Волкова к этому изданию является примером политизированности истории в наше время, лизируя Русскую армию Врангеля, автор пишет, автор пишет, что она "строилась на строго регулярной основе, целиком и полностью в традициях Императорско армии" (?!). Далее С. Волков убежденно заявляет: "Были изжиты конфликты с руководством казачьих областей, разрешен в интересах абсолютного большин¬ства населения страны земельный вопрос, сформировано эффективное граж¬данское управление" (27). Столь вольное жонглирование фактами может ввести неискушенного читателя не просто в заблуждение, а дезориентировать по клю¬чевым вопросам не только "Крымского периода", но и всей гражданской войны, К тому же, автор пользуется явно ненаучной терминологией — "сатанинский замысел", "дьявольская идеология" и т. д. Составитель сборника А. Дерябин указывает, что в него "вошли лишь воспоминания и работы Белых военачальни¬ков, генералов и офицеров, что продиктовано взглядами составителя" (курсив наш.— А. У., В. Ф.). Далее составитель справедливо замечает: "Безусловно,что для изучения и восстановления объективной картины событий октября i Крыму этого недостаточно — необходимо использовать различного рода официальные документы, переписку, мемуары и т. д. не только Белой армии, но и исходящие от красных" (28). В последние годы появились и специальные исследования, где написан¬ные в эмиграции воспоминания, мемуары, исследовательские работы деятелей антибольшевистского движения рассматриваются с позиций источниковедчес¬кого анализа (29). По сравнению с обилием мемуарных публикаций число работ, посвященных собственно истории противников большевизма, поначалу было невелико. Среди них преобладали газетные и журнальные статьи о лидерах антибольшевистской борьбы (особенно повезло романтической фигуре адмирала А. В. Колчака) (30). В большинстве из них настолько явно прослеживаются каноны агиографичес¬кого жанра, что так и хочется объединить их в рубрику "Пламенные контррево¬люционеры". Этой опасности не всегда могли избежать даже авторитетные спе¬циалисты. В статье, посвященной генералу В. О. Каппелю, В. Г. Бортневский писал: "Должен признаться: изучая историческую литературу, мемуары, совет-ские и зарубежные архивные документы, я, сталкиваясь постоянно с лавиной позитивной информации об этом человеке, пытался найти какие-либо свиде¬тельствующие против него лично сведения — дабы избежать расхожего обвинения в идеализации. Но тщетно! таких сведений, по всей очевидности, просто нет" (31). При всем уважении к автору этих строк, возражение здесь напрашивается само собой: дело не в дозировании позитивной и негативной информации, "агио¬графический" подход убивает образ реального человека, в результате чего мы рискуем с новым набором лубочных героев оказаться столь же далеки от глубокого осмысления прошлого, как и ранее. Из биографических произведений особого внимания заслуживает работа Л. А. Юзефовича о бароне Р. Ф. Унгерне (32), и не только потому, что это не статья, а довольно объемная книга. Человек в эпоху социальных катаклизмов — тема для российских историков новая и почти не разработанная. Связанные с ней вопросы обсуждались в 1994 — 1995 гг. на двух конференциях, проведен¬ных Научным советом РАН "История революций в России", но исследователь¬ских публикаций по этой проблеме немного. Собственно, книга Л. А. Юзефовича и не исследование в академическом понимании. Обстоятельства биографии реаль¬ного человека и демоническая легенда о "кровавом бароне" настолько тесно переплетаются на ее страницах, что подчас она больше напоминает роман, несмотря на постоянные отсылки к свидетельствам современников и документам. Относить это к числу недостатков работы вряд ли стоит, ибо автор и не пыта¬ется придать ей облик классической монографии. Во всяком случае, эта работа принадлежит к числу немногих, затрагивающих ту область, где большинство историков пока еще чувствует себя крайне неуверенно. В последние два-три года исследования о белом движении публикуются с чаще (33). Подробный рассказ о них занял бы слишком много места и потому остановимся на наиболее, с нашей точки зрения, показательных. Статья В. М. Воинова является одной из первых работ по истории белого офицерства. Известно, что особенностью белого движения была его военная природа, активная роль армии в решении важнейших вопросов политической и государственной жизни. В статье на примере Сибири рассматривается соста белого офицерства, эволюция его политических симпатий, своеобразные прояв ления "белой" психологии. Этой же проблематике, но заявленной более "глобально", посвящен| вышедшая в Нижнем Новгороде брошюра "Белое движение и отечественный офицерский корпус в годы гражданской войны в России (1917 — 1922 гг.)" (34) Авторы предпринимают попытку показать сущность белого движения, причина его возникновения и социальную базу, политическую программу и идеологию] а также причины поражения. Но, как часто бывает, декларировать гораздо легче] чем исполнить, поэтому на двух печатных листах текста даже маститым иски рикам не всегда удается всесторонне осветить такие широкие проблемы. В вид! приложений авторы брошюры публикуют биографические очерки "идеологов! организаторов и руководителей белого движения". Несомненно, это очень важи и интересно, но удивительным остается, почему же очерки посвященные военш руководителям российской контрреволюции частично (биографии А. М. Кале дина, Л. Г. Корнилова, А. В. Колчака, А. Я. Слащева и др.) или же полносты (биографии П. Н. Врангеля, Н. Н. Юденича) переписаны с комментарий ко второму изданию двухтомника Н. Е. Какурина "Как сражалась революция вышедшему в 1990 году, без указания автора этих комментариев. Необычна по постановке вопроса статья В. Г. Бортневского о белой раз-ведке и контрразведке. Статьи В. М. Воинова и В. Г. Бортневского вводя в научный оборот богатую информацию, но, к сожалению, пока еще иллюст тивны и не складываются в целостную картину. Вероятно, это следует объяснил, и ограниченными возможностями архивных источников, но, так или иначе, теми поднятые в названных статьях, отнюдь не закрыты для дальнейшей разработки. То же самое относится и к статье Н. И. Дмитриева, посвященной эконо-мической политике адмирала Колчака. На основе большого количества архивнй материалов автор подробно рассматривает состояние финансов "Белой Сибири" характеризует положение в промышленности и на транспорте. Исследования такого рода особенно важны, ибо победа в гражданской войне зависела не толь¬ко от боеспособности армий и стратегических талантов их вождей. Еще раз повторим — история антибольшевистского движения сравните^ недавно вошла в круг тем, активно изучаемых российскими исследователями, Отсюда и неразработанность методологических вопросов, путаница на терминов и дефиниций. Восполнить этот пробел стремятся немногие концептуальные построения более уязвимы для критики, чем любые ишщ ния по конкретным вопросам. К слову сказать, в отечественной исторической науке в последние годы наблюдается своего рода фобия в отношении любых методологических конструкций. Обязательный раздел автореферата любой совре¬менной диссертации, содержащий сведения о методологических основах иссле¬дования, как правило сводится к стандартному набору ничего не значащих фраз о "принципах историзма", "научной объективности" и т. д. Здесь, видимо,имеет место элементарное незнание современных теорий исторического развития, рож¬денное долголетним безраздельным господством "единственно верного" ученм Тем больше оснований приветствовать "безумство храбрых", тех, кто все-таки решился перейти от конкретики на уровень обобщений. Специалистам давно известны работы В. Д. Зиминой по истории анти-большевистских сил Юга и Северо-Запада России. Новое ее исследование пред¬ставляет собой попытку характеристики Белого движения как единого целого, определения его места и роли в истории гражданской войны (35). О таком подходе свидетельствуют уже названия глав: "Белое движение: структура и этапы развития", "Белое движение: политические режимы и их типология" и т. д. Следует отдать должное научной эрудиции автора. В работе использо¬вано огромное количество литературы, в первую очередь эмигрантских изда¬ний, причем в немалой части — не использовавшихся ранее отечественными исследователями. Правда, подчас создается впечатление того, что эта информа¬ция подавляет автора. Приводя в первой главе многочисленные оценки Белого движения, исходящие из уст самих белых, автор резюмирует: "Разобраться в случившемся не могли ни его участники, ни его очевидцы, не сумевшие даже договориться до единого понимания того, что такое Белое движение" (36). Констатация любопытная, но обескураживает то, что и сама В. Д. Зимина не пытается дать ответа на этот вопрос. Но это, скорее, исключение, в большинстве случаев автор не боится само-стоятельных выводов. Пытаясь дать типологию белых режимов, Зимина пи¬шет, что для большинства из них было характерно "переплетение авторитарных и демократических принципов с ориентацией на сохранение и поддержание исторически традиционных, сформировавшихся форм общественной и государ¬ственной жизни России". В другом месте автор указывает, что Белое движение "сформировалось на основе отрицания всего того, что делали коммунисты" и как результат "недооценивало взаимосвязь военной и социальной сторон граж¬данской войны и шло в своих практических действиях по пути реанимации дореволюционной России", совершенно искренне при этом отрицая упреки в реставраторстве (37). Замеченные здесь двойственность и противоречивость характеризовала и иные стороны Белого движения, подтверждений чему можно | найти немало. Выводы В. Д. Зиминой можно оспаривать или принимать, но, несомнен-ее работа относится к самым интересным из числа вышедших за последнее . Было бы досадно, если бы из-за того, что появилась она в провинции и минимальным тиражом, работа не получила должного резонанса. К разряду исследований, привлекающих неординарностью постановки во-просов, нужно отнести.и книгу Г. А. Трукана, на страницах которой предпри¬нята попытка проследить истоки российского тоталитаризма (38). Говоря о ней, уместно продолжить тему Белого движения тем более, что в книге этому посвя¬щена довольно объемная глава. Полагая, что в принципе был возможен и иной исход гражданской войны, автор пытается выделить причины, обусловившие поражение белых. В том порядке, в каком они изложены, выглядят эти при¬чины следующим образом. Во-первых, стратегический просчет белых вождей, сделавших ставку на западную помощь. "Союзники, их своекорыстная поли¬тика, недостаточная и несвоевременная помощь погубили антибольшевистское движение и тем самым погубили Россию" (39). Не хотелось бы ссылаться на предыдущие работы Г. А. Трукана (каждый имеет право пересмотреть свои взгляды), но, пожалуй, приравнивание гибели антибольшевистского движения к гибели России выглядит немного странно. Не очень понятны и мотивы, за вившие автора поставить эту причину на первое место. Впрочем, об этом можн догадаться, если вспомнить, что надежды на западную помощь и последовавшее за ними разочарование мы не столь давно пережили вновь. Реалии дня сегодняшнего ощущаются в книге и дальше. Второй причино неудачи антибольшевистского движения Трукан считает сепаратизм окраин "Парад суверенитетов разрушил великую державу, помог укрепить диктатуру большевиков" (40). Трудно судить, что для автора хуже — крушение велико! державы или установление диктатуры большевиков (которые, к слову сказать державу успешно восстановили). Зато следующее обстоятельство, отмеченное Г. А. Труканом, может считаться удачной находкой. По его мнению в пользу большевиков сыграли настроения масс, охваченных стремлением к переделу собственности. "Эти массы охотно уселись за стол, накрытый большевиками социалистической скатертью. Лидеры антибольшевизма потерпели поражение, пытаясь оторвать массы от этого стола". Пожалуй, это точнее, нежели обычные ссылки на то, что] белые не сумели или не захотели осуществить земельный передел. Большевики с самого начала объявили о передаче земли крестьянам, но это не спасло их от восстания деревни. Реквизиции же и конфискации в годы войны применяла и та и другая сторона. Еще одной причиной победы большевиков автор книги считает разногла-сия внутри антибольшевистского лагеря. "Троцкий и Сталин не любили друг друга больше, чем Деникин и Краснов, Колчак и Гайда. Однако большевики имели идеологию, которая объединяла их вместе, и руководителя Ленина, авторитет и власть признавались всеми без исключения" (41). Этот тезис сомне¬ний не вызывает. Об отсутствии объединяющей идеи и личности всеми признан ного вождя не раз писали и эмигранты-мемуаристы. Конечно, названные в книге факторы не охватывают всего перечня i чин поражения антибольшевистских сил, да и перечень этот, наверное, можно продолжать до бесконечности. Но повторим — внушает уважение уже ( стремление автора высказаться по тем вопросам, о которых другие пока пред¬почитают молчать. Особое место в истории гражданской войны занимает упомянутый выш вопрос об иностранном вмешательстве. Было время, когда затяжной и кровопро-литный характер войны ставился в вину исключительно интервентам, а в осно¬ву ее периодизации были положены пресловутые "три похода Антанты". Уди¬вительно, но сейчас эта некогда популярная тема оказалась почти забытой. Из опубликованных за последнее время исследований специально она рассматривается лишь в работах В. И. Голдина (42). О позиции этого автора говорит уже вопрос, вынесенный в заголовок одной из его статей — "Интервен¬ты или союзники?" В. И. Голдин полагает, что дать однозначную оценку интер¬венции Антанты невозможно, ибо менялись не только ее масштабы, но и характер. На первом этапе она диктовалась не столько стремлением поддержать антиболь¬шевистские силы, сколько желанием воссоздать на востоке антигерманский фронт. В фактор гражданской войны интервенция превращается лишь со времени вы¬садки англичан в Архангельске и позднейшего союзнического десанта на юге. Попытки разграничить "иностранную военную помощь" и прямое вторже-ие выглядят необычно, но вызывают настороженное отношение. К тому же, акое деление в лучшем случае подходит к ситуации, имевшей место на Севере, о выглядит совершенно искусственно применительно к японскому десанту на альнем Востоке. С формальной точки зрения и немецко-австрийская оккупа-ия Украины тоже не носила антибольшевистского характера, ибо предпринята ыла согласно букве брестских соглашений, но именно семимесячное пребыва-ие немцев на юге позволило окрепнуть антибольшевистским силам и тем са¬мым не в последнюю очередь породило последующие два года гражданской войны. Противостояние красных и белых во многом определяло характер войны, но отнюдь не исчерпывало цветов ее палитры. Если ранее это часто забывалось, то последние годы, напротив, характеризуются повышенным вниманием иссле¬дователей к различным аспектам, условно говоря, "зеленого" движения. Появил¬ся целый ряд публикаций о Н.И. Махно и махновщине (43). Самой заметной из них стала монография В. Н. Волковинского, вышедшая, что называется, "награни эпох", когда новые трактовки только-только начали пробиваться сквозь догматические схемы прошлых лет (44). На страницах книги это очень заметно. Для автора его герой — отнюдь не просто бандит, Махно "был органически связан с трудящимся крестьянством, хорошо знал чаяния и стремления сельско¬го населения". При этом автор не идеализирует махновское движение: "Проти¬воречия, раздиравшие повстанческую армию Махно, были во многом противо-речиями самого крестьянства, в сознании которого удерживались не только ком¬мунистически уравнительные представления о справедливости, но и дикая нена-, висть к господствующим классам, недоверие к интеллигенции, стремление по¬больше урвать у «буржуйского» города" (45). Однако с этими смелыми даже для "перестроечных" лет оценками на страницах книги соседствует традицион¬ное утверждение том, что конец махновского движения был предопределен провозглашенным большевиками курсом на союз со средним крестьянством. Еще более популярным среди исследователей сюжетом стала история кресть¬янских выступлений в Тамбовской губернии, знаменитой "антоновщины" (46). Тема эта в предыдущие десятилетия фактически замалчивалась и посему поня¬тен налет сенсационности в некоторых посвященных ей публикациях, определен¬ная идеализация повстанческого движения и его вождя. Впечатление наиболее взвешенных оценок производит статья С. А. Есикова и Л. Г. Протасова, намечающая новые подходы к изучению "антоновщины" (47). Авторы справедливо указывают на то, что ее истоки нужно искать в событиях осеки 1917 года, когда крестьяне громили усадьбы и захватывали помещичьи имения. Да, большевики дали крестьянам землю, но доверие к новой власти очень скоро было подорвано введением продовольственной диктатуры, продот¬рядами и комбедами, насильственной мобилизацией в армию. Очаги крестьян¬ского сопротивления существовали на протяжении всех лет гражданской войны, «собственно "антоновщина" стала лишь последним звеном этой цепи. В работе показано, что традиционная версия об организации тамбовского восстания руководством партии эсеров не имеет под собой оснований, хотя вли¬яние эсеровской идеологии явственно прослеживается в поведении его руково¬дителей. Этот вопрос специально рассматривается в статье С. А. Есикова и В. В. Ка-1 нищева, посвященной деятельности "Союза трудового крестьянства", ставшего!з организационным ядром тамбовского выступления (48). Авторы статьи приходят!" к любопытному выводу: "Многие решения и мероприятия комитетов "Союзш трудового крестьянства" имели весьма очевидные аналогии с политикой совет!г ской власти: от политического "комиссарского" контроля за принятыми в пар-! к тизанские армии офицерами и чиновниками, широкого учета и контроля за "mi родным имуществом", до суровых наказаний за любые проступки "по законам! революционного времени". Видимо, логика времени вынуждала социалист! любых оттенков, пытавшихся взять власть, действовать одинаково" (49). Это! выводит на вопрос о "степени родства" противостоявших друг другу в граждан! скую войну политических сил, вопрос, который в последнее время поднимается! все чаще. Уже заголовки статей об "антоновщине" дают широчайший разброс:! "мятеж", "восстание" и даже "последняя крестьянская война". Этимологически! "мятеж" и "восстание" различить трудно, но мы привыкли придавать терминами оценочное содержание. Застарелая привычка искать в истории "наших" и "ненэ[ ших" нередко срабатывает до сих пор. Иллюстрацией этого могут быть споры] о красном и белом терроре. Сюжет этот мог бы стать темой специального историографического очерц| настолько регулярно он возникает на протяжении последних лет (50). В трактовке советская историография прошла путь от замалчивания красного! террора в 60 —70-е до попыток оправдать его необходимостью защиты завоева-[ ний революции — на заре эпохи "гласности". В постсоветское время историков утвердилось мнение о равной вине обеих сторон, и красных и белы);, в развязывании массового террора. В таком духе написано наиболее крупное исследование по этой пробле-1 ме — монография А. Л. Литвина (51). Но еще раньше, в 1993 году, в шеста номере журнала "Отечественная история" им же была опубликована статья| "Красный и белый террор в России 1917 — 1922". Бесспорно, статья интересна, тем более, что была написана на основе не только разнообразной литературы, I но и с использованием архивных источников. К сожалению, как отметил в своек письме в редакцию В. Бортневский, "общий вывод автора носит... вовсе неака-j демический, а публицистическо-декларативный характер: «И как бы ни описывали] события тех лет участники, очевидцы, историки, суть одна — красный и белый террор были наиболее варварским методом борьбы за власть... Любой террор -преступление перед человечеством, чем бы он ни мотивировался»" (52). J\ автор реплики пишет, что "появись эта статья года три-четыре назад - ее мож¬но было бы только приветствовать... но сейчас же выводы автора наводяг на грустные размышления, поскольку априорно признаваемый принцип трав¬ной ответственности» за жертвы войны не может... способствовать ее объектив¬ному научному исследованию". В конце своего письма он отмечает и то, та; белый террор показан А. Л. Литвиным "донельзя поверхностно, иллюстративно, он как бы искусственно «привязан» к террору красному..." (53) Заметим, к слову, что единственная глава о белом терроре в монографии А. Л. Литвина явно уступает по содержательности другим. Но при общем подходе понимание его разнится. Для одних это повод задуматься над причинами, вызвавшими многолетнюю кровавую вакханалию: "Разумеется, нет смысла ни оправдывать зверства, ни впадать в дешевое мора¬лизаторство, ни заниматься поиском того, кто начал террор первым. Важнее понять нравственно-психологическое состояние общества после многих лет вой¬ны" (54). Для других принцип равной вины не мешает искать, кто же виновен более. В этой связи регулярно вспоминается пресловутый "приказ Корнилова, обязывавший не брать пленных" (55). Кстати, похоже, что его нужно отнести к разряду мифов, ибо такого документа попросту нет (при этом нужно при¬знать, что такое распоряжение было в общем-то в духе Корнилова). В последнее время принцип равной вины стал трактоваться применитель¬но не только к ответственности за развязывание террора, но и к общей оценке политики красных и белых. Наиболее прямолинейно это сформулировано в упо¬минавшейся книге Г. А. Трукана: "При всех различиях между большевистской и военной диктатурами было много сходства. И тот и другой режимы ставили главу угла несбыточные утопические идеи. Одни — коммунистические, дру-- имперские, предусматривающие сохранение единой, неделимой России. это толкало неизбежно к реставрации старых порядков, безвозвратно ушедших после двух революций. И те, и другие, внедряли свои утопические идеи с помощью насилия, ставшего главным и определяющим в деятельности большевиков и военных диктаторов. И здесь еще один парадокс нашей истории: ожесточенное противоборство двух типов диктатур, независимо от исхода, усиливало и закреп¬ляло тенденцию тоталитарного развития нашего общества в качестве наиболее вероятной альтернативы" (56). Здесь явно подменяют друг друга понятия "тоталитаризм" и "авторита-ризм", но это, в конце концов, не главное. Призыв "чумы на оба ваших дома" понятен, памятуя крайнюю степень политизации обсуждаемых вопросов, но абсо¬лютно не годится в качестве методологической основы. Мало того, что фаталь¬ная предопределенность рождает слишком пессимистические оценки настоящего | «будущего. По сути такая постановка делает бессмысленным дальнейшие иссле¬дования. Если исход запрограммирован изначально, то зачем вообще спорить? Однако отказаться от "равной вины" значит опять искать более виноватого. Выход из этого круга один — отказаться от идентификации себя с "красными" ми "белыми", вспомнить, что это уже история, пусть недавняя, пусть до боли похожая на сегодняшний день, но все же история.

автор опубликовано в рубрике Статьи из периодической печати | Нет комментариев »    

Адрес никому не виден

Например:

Ваш комментарий

Рубрики

Метки

Административное право Анатомия человека Биология с основами экологии Бухгалтерская отчетность Бухгалтерский финансовый учет Гражданское и торговое право зарубежных стран Гражданское право Документационное обеспечение управления (ДОУ) Зоопсихология Избирательное право и избирательный процесс Инновационный менеджмент История государства и права зарубежных стран История зарубежных стран Конструкторско-технологическое обеспечение машиностроительных производств Краеведение Макроэкономика Менеджмент гостиниц и ресторанов Основы менеджмента Отечественная история Пляж в стиле FIT Психология Психология управления Растениеводство Региональная экономика Событийный туризм Социальная психология Социальная экология Социология Теневая экономика Туризм Туристские ресурсы Уголовное право Физиология ВНД Физиология нервной системы Физиология человека Физическая география Экология рыб Экология человека Экономика Экономическая география Экономическая психология Экскурсия Этнопсихология Юридическая психология Юриспруденция